«Мое первое воспоминание о доме. Возьмите его и честно ответьте на мои вопросы».
– Вы здесь? – прошептала я. – Вы меня понимаете?
Я почувствовала, как моей кожи касается прохладный ночной ветерок, и как волосы у меня на ушах встали дыбом. Я сделала вдох. Что-то коснулось моего подбородка – и каким-то образом я поняла, что это мой благотворец. Мой грехотворец коснулся моей макушки. Они двигали моей головой вверх и вниз.
Воспоминание о доме осталось.
– Почему? – спросила я.
На тыльной стороне моей руки появились бледно-розовые царапины, по линиям потекла кровь.
«Мы».
– Ну конечно, «мы». Я никогда вас не оставлю.
Они снова заставили меня кивнуть.
Я шмыгнула носом и провела большим пальцем по царапинам.
– И вы никогда меня не оставите.
Я осталась в пещере и наблюдала за Дверью. Она больше не разговаривала со мной и не пыталась меня обмануть. И, кажется, она стала бледнее. Дерево двери, которую она имитировала, выгорело на солнце, а в правом верхнем углу появилась зарубка. Мои творцы настороженно рыскали вокруг меня. Я заставляла себя оставаться начеку, меня трясло – и я не вставала, пока не услышала приближающиеся шаги Алистера.
Он вошел в пещеру, бросил взгляд на Дверь, опустил очки со лба на нос, оглядел меня и кивнул.
– Ты в порядке? – спросил он.
Он все еще старался держаться от меня на расстоянии и не прикасался ко мне.
Я жестом показала ему, чтобы он подошел ко мне и потерла воротник его пальто. Дверь могла заставить нас видеть и слышать вещи, которые не были реальными, но она не могла изменить осязание.
– Все хорошо, – я потерла его пальто между пальцами и отступила назад. – Дверь играла со мной раньше. Много времени осталось до жертвоприношения?
– Нет, – он промычал и откинул голову. – Что-то случилось? Твой грехотворец… взволнован.
– Да, – сказала я и провела пальцами по губам. В животе у меня заурчало. – Я не хочу об этом говорить.
– Хорошо. Пока ты утверждаешь, что с тобой все в порядке, – он поднял было руку, словно хотел коснуться меня, но одернул ее. – Пойдем. Я покажу тебе, где встать.
Суд над жертвой состоялся сегодня утром. Он во всем сознался, был признан виновным благоосененным суда и советом. У него не было семьи, поэтому наблюдать за казнью пришли пэр и советник. Надеюсь, когда члены суда и совета увидят Дверь, они будут поддерживать Алистера дольше. Нам нужно больше времени на исследования Двери.
Я все сильнее боялась, что она откроется, вне зависимости от того, что мы ей предложим и что сделаем.
Мимо меня вихрем промчалась Карра Шервилл. Я услышала шорох ее голубой шелковой рубашки и почувствовала едва заметный аромат ее духов. Рубашка была с глубоким вырезом, чтобы продемонстрировать вырезанный у нее на груди знак Порядка. Он был маленьким и аккуратным – и был так непохож на большой неряшливый знак на груди Карлоу, что я уставилась на нее, потому что этого не могла сделать она.
В пещеру вошли еще люди – трое из них были пэрами, которых я не знала. У каждого на груди был знак. Алистер старался не подходить к женщине, на груди которой были красные чернила Хаоса. Я бросила взгляд на зеленый знак Жизни на груди женщины, стоявшей рядом со мной. Она пришла последней. Шервилл не поклонилась ей, только склонила голову. Получается, она – член совета.
Здесь было по одному осененному со знаком каждого бога – два советника и три пэра. Учитывая, как мало грехоосененных, и что двуосененный был всего один, пэр с белым знаком Смерти должен был быть единственным в своем роде. Гиацинта Уирслейн мертва – связан ли с ним хоть кто-то?
Алистер откашлялся и поднял голову. В мерцающем свете стекла его красных очков казались черными.
– Мне бы хотелось, чтобы все кончилось быстро. У вас есть последнее слово?
Жертва покачал головой. Жидкие волосы свисали ему на лицо, на его запястьях висели ржавые кандалы. Какое лицемерие! Благодаря мне Уилл смог этого избежать. Он позволил мне предложить свою жизнь в обмен на его невиновность – хотя с самого начала знал, что виновен. Сейчас все жертвы должны были быть признаны виновными или должны были сами сознаться в своих преступлениях. Но как быть с теми, кого убили несправедливо? С теми, кто страдал, пока Уилл плел заговоры? Цинлира подвела их.
– Я не буду затягивать, – сказал Алистер. – Встаньте здесь.
Хана поставила мужчину перед Алистером, прямо на границе с Дверью, и его ноги погрузились в грязь. Дверь снова была комнатой моей больной матери. Я не заметила перемены, все выглядело так, как всегда. Алистер взглянул на мужчину и вытащил из рукава иглу. Хана отступила и встала у него за спиной.
– Пируй, – сказал Алистер.
Он вонзил стальную иглу мужчине между ребер, и вытащил ее одним плавным движением. Мужчина ахнул и вздрогнул. Алистер толкнул его к Двери. Она открылась. Меня пробрала дрожь. Я спрашивала Алистера, откуда он знает, что Дверь нужно кормить. Тогда он ответил, что Дверь сама говорит об этом.
Дверь захлопнулась, старое дерево затрещало и посыпалось щепками. Я ахнула. Меня накрыла волной желания – настолько сильного, что я чуть не согнулась пополам. Мои творцы обвились вокруг моих рук. Я сцепила их за спиной.
– Не сегодня, – прошептала я.
Я не выдержу еще одну битву с Дверью.
Дверь затряслась, как будто что-то постучало с другой стороны, и пэр отступил назад. Жертва поднялась в воздух головой вниз, как будто его схватила за ногу огромная рука. Дверь полностью открылась. Петли скрипели точно так же, как в комнате моей матери. Невидимые руки подхватили мужчину и медленно втащили его в открытую дверь. Из его груди капала кровь, и капли исчезали, как только падали на красную землю.
Ни хруста. Ни жестокой расправы. И никаких откровений о том, что находится за Дверью или как держать ее закрытой.
– Пируй, – повторил Алистер, – и закрывайся.
– Трусиха, – пробормотала я, и мои творцы радостно зарычали. – Давай, прячься.
Но Дверь закрылась, и все мы остались в неведении.
Глава двадцать девятая
После жертвоприношения я взглядом дала понять Алистеру, чтобы он задержался. Он попросил Хану проводить членов суда и советницу наверх, протирая иглу белым носовым платком. Красные полосы сильно выделялись на белой ткани и были почти незаметны на его черных перчатках. Чтобы не было видно пятен крови, ему бы стоило вытирать ее ими, но Алистер еще долго натирал иглу платком после того, как она стала безукоризненно чистой. Каждый из нас как-то выдавал свои чувства.
– Алистер, – сказала я, – ты думал, я сбегу?
– У меня хорошая память. Конечно, ты бы так и сделала, – он фыркнул и убрал иглу в потайной чехол на руке. – Но потом ты подсказала мне, как тебя удержать. Мне даже не пришлось предлагать тебе сделку.
– Нет, я выпалила это и протянула тебе нож для резьбы по дереву, – я закатила глаза. Петли Двери насмешливо заскрипели. – Нам остается только жить с последствиями совершенных нами поступков. Ты знаешь, почему Уилл Чейз хотел тебя убить?
– Полагаю, тут нет ничего нового, – он поднял одно плечо и медленно опустил его. – Кто не хочет моей смерти?
– Я не хочу твоей смерти, – сказала я. – По крайней мере – сейчас.
Он усмехнулся.
– Спасибо за честность. Нет, его мотивация мне неизвестна. Тебе придется узнать это самой. Та грехоосененная сбежала несколько лет назад. Моя мать назначила за нее награду. Она принесла людям, с которыми связалась, больше денег, чем они получили бы, вернув ее нам. Ее грехотворец ни в какое сравнение не шел с моим, но других грехоосененных я не встречал. На самом деле я не встречался с ней, я только чувствовал, что она пытается уничтожить меня.
– И ты бросился в погоню? – Я обошла его и обратила пристальный взгляд на Дверь. Она снова приняла форму двери в комнату моей матери, и из щелей на меня смотрело множество бледно-голубых глаз.
– Да, – сказал Алистер, проследив за направлением моего взгляда. – Мне нужен был грехоосененный. Но вместо этого я нашел тебя.
– И того, который пытался тебя убить, – сказала я.
– Я знал, что она вернется к тому, кто ее нанял, – он наклонил голову к нашему длинному рабочему столу и встал между мной и Дверью. В первый раз за две недели мы стояли так близко. – Уиллоуби Чейз был единственным советником в Лощине.
– Возможно, его измена оправданна. – Алистер нахмурился и, увидев это, я улыбнулась. – Нам и на два месяца жертв не хватит, а по расчетам Карлоу, их нужно на три.
– Возможно, так оно и есть, – спокойно сказал он. – Да, что бы ты сделала, чтобы решить эту проблему? Нашла бы добровольцев?
Я представила, как пэры обещают содержать целые семьи, если кто-то по собственной воле решит стать жертвой.
– Нет. Потому что можно с легкостью вынудить человека согласиться стать жертвой, – сказала я. Но мой ответ должен был быть логичным. Он должен был утолить тягу Алистера к порядку. – Жеребьевка будет работать, но до тех пор, пока не начнутся подлоги.
Плюс это привело бы пэров в ярость. Удача – единственное, что они не в состоянии контролировать.
– А что мы будем делать, если не сможем закрыть Дверь или создать новую? – спросила я.
Он нахмурился, в уголках его глаз появились морщинки.
– Умрем.
– Надеюсь, что нет, – сказала я. – Может, стоит переселить всех на освященную землю? В Незабудки, например.
– Город слишком маленький, – Алистер наклонил голову назад и вперед. – Лучшей защитой от грешных были бы благоосененные. Но ненадолго.
– Мы сделаем все, что сможем, – я встала на цыпочки, чтобы посмотреть ему в глаза. – Если до этого дойдет, мы постараемся.
– Договорились, – он протянул руку, чтобы скрепить сделку, и не дрогнул, когда я взяла его за руку. – Или заключим ни к чему не обязывающий контракт? Ты страстно увлечена ими, Лорена Адлер. Тебя не удовлетворит только мое слово.
– Больше никаких контрактов, – сказала я, чувствуя тепло его кожи. – Только не между нами.