– Уиллоуби, – протянул Норткотт, – а это не та девушка, которая работает на его превосходительство?
Я проглотила свою гордость и склонила перед ним голову.
– Разве не поэтому вам нужна моя помощь? Я могу помочь вам убить его, или вы можете попробовать еще раз, но без моей помощи.
Один из советников оглядел меня с ног до головы.
– А не тебя ли связала Расколотый суверен?
– Она меня не связывала, – я расстегнула жилет, а затем рубашку, оттянув ткань в сторону, чтобы показать пустую полоску кожи над сердцем. – Я двуосененная. Я согласилась работать на Алистера Уирслейна в обмен на справедливый суд над Уиллом.
– Ты не связана? – Норткотт облизнул губы, провел пальцами по своему знаку и повернулся ко мне. – Конечно, Расколотый суверен не стала делиться этой информацией.
– Оно и понятно, – сказал незнакомый мне советник, – но несвязанные осененные встречаются редко и ведут себя непредсказуемо.
– Как и необученные, – сказал Норткотт.
Я кивнула, стиснув зубы, чтобы продолжать улыбаться, и застегнула рубашку и пальто.
– Она была другом моей семьи почти десять лет и приехала сюда ради меня. Выслушайте ее, – сказал Уилл.
– Спасибо, – сказала я, стараясь говорить так, как говорила бы жительница Лощины. Люди всегда недооценивали деревенское протяжное произношение, и именно поэтому Уиллу так много сходило с рук. – Я не могу лгать. С моих губ не может соскочить ни слова лжи, потому что Расколотый суверен не хотела, чтобы я лгала ей. Но я не связана и могу сделать больше, чем любой человек, которого вы когда-либо нанимали, чтобы убить Алистера. Прежде чем мы начнем, у меня есть только один вопрос.
Джулиан утешительно улыбнулся, положив руку мне на колено.
– Конечно.
– Вы уверены, что не можете спасти больше людей? – спросила я.
Будет справедливо, если я дам им шанс.
– Моя дорогая девочка, мы всю жизнь изучали экономику и занимались бизнесом. Эти планы разрабатывались в течение последних двенадцати лет, – сказал советник, сидевший напротив Норткотта. – Десять лет – оптимальный срок, после которого мы отвоюем наши земли обратно. Людей погибнет ровно столько, чтобы позволить нам удержать власть, но при этом людей умрет не так много, чтобы страна прекратила свое существование.
– Когда Дверь откроется, нужно будет переправить всех в убежища. Времени не хватит, – пожал плечами Джулиан.
У них его не будет. Когда Дверь откроется, Грешные мгновенно окажутся во всей стране.
– Я должна была убедиться, – я пожала плечами. Ужасный ответ на слова о массовом убийстве. – Хорошо. Итак, вы должны убить Алистера на твоем суде.
Брови Уилла взлетели вверх.
– Ты считаешь, что я после этого смогу остаться в живых?
– Думаю, я смогу сделать так, чтобы тебя не принесли в жертву Двери, – сказала я. – Но выживание я никому обещать не могу.
– Все мы там будем, – сказал Норткотт.
Я наклонила к нему голову.
– Нужно, чтобы численный перевес в зале суда был на вашей стороне. А о пулях я позабочусь.
Они даже не потрудились спросить меня, о чьих именно.
– И как мы его убьем? – спросил Джулиан. – Это сделаешь ты?
– Нет. Вы его застрелите.
Джулиан втянул в себя воздух, и Норткотт рассмеялся. Врать не было необходимости; молчание, последовавшее за моим заявлением, сказало им то, что они хотели услышать.
– Он убил Расколотого суверена иглой, когда рыцарь не мог сделать это даже мечом, – прищурился Уилл. – Что изменится на этот раз?
– В этом-то и проблема с убийствами – вы слишком узко мыслите, – сказала я. – Алистер Уирслейн – всего лишь один человек. Как и в случае с его матерью, его грехотворец может сделать зараз только что-то одно. Он не сможет остановить каждую пулю, которую вы в него выпустите, если вы будете стрелять одновременно. Творцам для работы нужно время. Вы помните, как долго Расколотый суверен лежала, когда Беатрис ранила ее?
Все это было правдой, но не все было честно. Алистер так отчаянно хотел, чтобы его поняли, что я знала каждое уязвимое место его грехотворца. Мой собственный грехотворец печально загудел.
Норткотт кивнул.
– Мы думали, она мертва. А потом оказалось, что это не так.
– Это заняло много времени, потому что ее творцы работали не быстро. Алистер не сможет остановить в одиночку все пули. – Я толкнула Джулиана ногой. – Алистер умрет. Уилл не будет принесен в жертву Двери.
И никто не попросил меня уточнить, что я имею в виду.
– Убить суверена, спасти моего отца и открыть Дверь на собственных условиях? – Джулиан взглянул на Уилла. – Я согласен.
– Контракт, который мы заключили, запрещал нам причинять друг другу боль. Я могу предоставить только информацию и открытие. Я отвлеку его. А ты его застрелишь, – сказала я, похлопав Джулиана по колену. Все это было правдой. Контракт запрещал нам причинять друг другу боль – до тех пор, пока Алистер не уничтожил его. – Застрели его из арбалета – если сможешь пронести его в зал суда. Полагаю, для арбалета ему придется использовать другой контракт. У вас ведь есть способ пронести оружие в зал суда?
– Это будет просто, – сказал Норткотт. – Большинство солдат уже верны нам.
Они верны этому плану или просто выполняют свою работу? С этим нужно будет разобраться потом.
– Признаю, – сказал Уилл, – это предпочтительнее смерти.
– Алистер не простит вас, – сказала я. Мой язык горел. Это не было ложью, но не было и правдой.
Уилл ухмыльнулся.
– А ты просила?
– Да, – ответила я. – Но он отказал.
Казалось, что этот разговор был несколько десятилетий назад, но сейчас он сослужил мне хорошую службу.
Норткотт усмехнулся и похлопал себя по колену.
– Если все получится, тебе не нужно будет помилование.
– Верно, – сказал Уилл. – И ты не остановишь нас?
– Нет, – я улыбнулась, широко и искренне. – И если вы перестали ловить меня на слове, думаю, мы договорились.
Дверь еще закрыта, у нас еще есть время, но будет лучше, если я буду знать, когда именно она откроется. Но сначала мне нужно заполучить убежища и припасы всех членов совета. Если бы я позволила Уиллу пойти на смерть с обвинительным приговором, в моих руках бы оказалось только его имущество. Если завтра все пройдет как надо, я, как представитель суверена, который отвечает за дела совета, буду владеть собственностью каждого члена совета, признанного виновным в измене.
– Завтра, – сказал Уилл, протягивая мне руку, – с твоей помощью мы проложим путь к новой, лучшей Цинлире.
Я сжала его руку, но могла вспомнить только соленый вкус его пота.
– Я приведу Алистера Уирслейна к его смерти.
Глава тридцать пятая
Весь вечер я провела с Алистером в пещерах. Я сидела, поджав колени, и просматривала каждый контракт, каждую запись и каждое испытание, связанное с Дверью. Мы оба знали, что это бессмысленно, но он не мог сдаться. Он так отчаянно хотел быть особенным.
– В каждом тексте говорится одно и то же: единственный способ заставить Грешных заключить сделку – предложить им жизнь, в той или иной форме или тем или иным способом, – я вырвала книгу из его рук и закрыла ее. – Алистер, она – творение Грешных. Может, ты и самый умный мальчик на свете, но все же ты всего лишь смертный, который играет тем, что принадлежит бессмертным.
– Логичнее всего устроить жеребьевку, – сказал он, глянув на меня. Я улыбнулась ему, и он расслабился. – Те, у кого нет навыков, необходимых для выживания Цинлиры, предоставят свои имена, и среди них случайным образом выберут будущую жертву. Что бы мы делали, если нам бы пришлось приносить в жертву наших целителей? Нет, жеребьевка должна быть основана на навыках. И тогда у тех, кто будет в ней участвовать, будут равные шансы на выживание.
Я вздохнула. Мне уже давно стоило понять, что надежды нет.
– Ты разочарована, – сказал он.
Я промолчала, и он понял все и без слов.
– Я понимаю, как ты пришел к такому выводу, – сказала я, – но ты ведь понимаешь, что те, у кого есть деньги и время, чтобы овладеть нужными навыками, будут освобождены от жеребьевки. Это будет совсем нечестно.
– В последнее время ты очень разочарована, – он отвернулся от меня. – Почему ты осталась?
Я схватила его стул и повернула его спиной к себе.
– Много веков люди думали, что плохие запахи вызывают болезни.
– Да? – Его брови изогнулись над очками. Он снял пальто, но очки не снимал никогда. – Какое это имеет отношение к делу?
– Это было здравое наблюдение. Но в итоге оказалось, что это не так.
– А… – он усмехнулся и щелкнул языком. – Моя логика не может быть непогрешимой, потому что я могу ошибаться. Это оправдание.
Я пожала плечами.
– Тот, кто определяет ценность, будет определять, кто будет жить, и это определение не является фиксированным.
Он обратил на меня тяжелый взгляд уставших глаз и протянул мне руку.
– Я все равно не хочу убивать так много людей. Я хочу найти другой выход.
Он хотел перехитрить Дверь, но я переплела наши пальцы.
– Знаю, – сказала я. – Ты создал новый способ жертвоприношения, когда был ребенком. Конечно, ты хочешь поделиться какими-то мыслями по этому поводу?
Не он изобрел нефизические жертвы, но, учитывая то, что скоро случится, будет справедливо, если я задобрю его.
– Да, у меня есть кое-какие задумки, – сказал он, скривив губы и притянув меня ближе к себе, – но я пока не проверял их.
Он говорил не переставая. Как будто мы снова сидели в той карете, еще не подписали контракт и не сказали друг другу и двух слов. Но в этот раз я поняла все, что он сказал, а он прервался, чтобы объяснить отсылки на академические труды, которые я не знала. Он никогда не упрекал меня, что я чего-то не знаю. В этом есть какая-то нежность – в том, чтобы позволять другому человеку понять ход твоих мыслей.
Несмотря на все свои недостатки, Алистер уважал меня. Я беспокоилась за всех, кого он не уважал.
– Знаешь, – сказала я, распрямляя ноги. Я села на стол в середине его последней болтовни, и мои колени были на одном уровне с его грудью. – В давние времена все могильщики были грехоосененными, потому что смерть была необходимой жертвой, которую приносили жизни. Люди думали, что смерть означает, что кто-то еще может жить.