– Почему… – мой голос сорвался. Боль обожгла мое горло, мою грудь. Мои глаза пульсировали от боли.
Погибли. Погибли. Погибли.
Сколько людей погибло из-за меня.
– Я жертва, – сказала я срывающимся голосом. – Я должна умереть. Я готова умереть.
– Не все жертвы заставляют нас истекать кровью. Твоя жертва, та, что связывает нас, Грешных, с твоей сделкой, жива. – Он встал, и оказалось, что он намного выше, чем был раньше. Он похлопал меня по плечу, и рука его была слишком легкой, чтобы быть из плоти и крови. – Конечно, ее будут соблюдать не все Грешные, но ты всего лишь смертная. Ты связала большинство из нас, и это лучшее, что ты могла сделать. Тебе придется с этим жить, долго жить. Ты поможешь восстановить Цинлиру. Или обречешь ее на гибель. Нас это особо не волнует.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Нам было весело, разве не так? – Он вышел из пещеры, жизнь расцветала за его спиной. – Сейчас мы начнем собирать свои долги. Как только ты вернешься домой, я принесу тебе подарок.
Я кричала до тех пор, пока не сорвала голос.
Моей жертвой была не смерть. Я должна была жить, осознавая, сколько людей погибло по моей вине, и смотреть в глаза людям, которые потеряли из-за меня своих любимых.
Может быть, они убьют меня.
Я поползла к выходу из пещеры. Тело Джулиана было покрыто мхом и грибами, но Алистер остался нетронутым. Я рухнула ему на грудь и надела на него разбитые очки. Я уходила из пещеры, чувствуя на себе взгляд его красных глаз.
Он все понимал. Вероятно, даже догадался, что мне придется с этим жить.
Тени и звуки следовали за мной, как шепот, как ветер, как волны или шелест листьев. На моих коленях и локтях расцвели синяки, и когда я поднялась наверх, по коридорам эхом разносились крики. Пэры, те, кого я принесла в жертву, все еще умирали, а мои творцы все еще отсутствовали, исполняя мою волю. Я изо всех сил рванулась навстречу звукам столкновения стали и камня. Бессмертный вой сотряс залы. Я выглянула из-за угла.
Хана, лицо и грудь которой были забрызганы кровью, описала мечом дугу через пятно тумана, парящее в зале. Оно раскололось и упало, шлепнувшись на землю. Из бушующей плоти потекла кровь.
Еще четверо Грешных наблюдали за происходящим, сидя на стропилах и открытых дверях. Существо с пустой грудью, из тела которого на пол капал желудочный сок, делало последние вдохи, несмотря на отсутствие у него легких. Оно хрипело, но не бросалось на Хану и не пыталось сожрать ее или людей, которых она защищала. Маленький зверь с ребрами наружу качался взад и вперед. Рядом с ним хлюпали отрубленная нога и умирающая крыса, оказавшаяся в его груди. Тот Грешный не солгал; мой контракт связал большую часть Грешных. Хана жестом показала, чтобы люди следовали за ней.
Я попыталась крикнуть, но мой голос пропал, умер, как должна была умереть я. Я постучала по полу. Хана развернулась, подняв меч.
– Лорена! – Она подбежала ко мне и подняла меня, обхватив сильной рукой за талию. – Черт. Черт. Черт. Ты умираешь? Где его превосходительство?
Я покачала головой и коснулась горла. Даже это движение причиняло боль. Мы пробирались через коридоры дворца к большой церкви в центре парка, и чем ближе мы к ней подходили, тем больше становилась отродий. Они не нападали, а просто наблюдали. Мы не могли и не должны были жить исключительно в церкви, но сейчас я должна была помочь всем, чем я могла.
Мак и Бэзил, изрядно потрепанные, стояли у ворот, ведущих на территорию церкви. Мак подхватил меня на руки и пронес всю оставшуюся часть пути. Бэзил трусцой бежал рядом с ним.
– Джулиан? – спросил Мак.
Я покачала головой.
Бэзил коснулся руки Мака.
– Я приведу Сафию.
– Нет, – сказала я. – Я буду жить. Все получилось?
– Большая часть людей в безопасности, – сказала Хана, проводя рукой по лицу. – Многие Грешные просто наблюдают за нами, но пэры, которые все еще были во дворце… – Я похлопала Мака по плечу, пока он не поставил меня на землю. Он сел в грязи рядом со мной, крепко сжимая мое запястье. – Что ты наделала?
– Я заключила сделку, – прошептала я, – но, очевидно, моя жертва, чтобы скрепить ее, – это жизнь с осознанием того, что я сотворила. – Я всхлипнула, и он вытер мои слезы.
Пэры и советники мертвы. Цинлирой никто не правит. Грешные снова ходят по этому миру. Нам нужно полностью поменять уклад нашего мира. Но для этого нужно придумать новую систему, которая не зависит от родословной или достатка.
– Лорена! – Сафия, с щеками, покрытыми пеплом, остановилась на каменной дорожке, на которой я сидела, и потянулась к Хане. У нее на руке был свежий порез. Он не кровоточил, очевидно, это была жертва. – Что-то приближается. Пульса нет.
– Я это чувствую, – сказал Бэзил. – Мой благотворец дрожит от страха. Он никогда ничего не боялся.
Мы направились к церковным воротам. Сафия осталась на каменной дорожке в нескольких шагах позади нас. Хана перезарядила револьвер, и я указала на Грешного, который наблюдал за нами, но не нападал. Дорожка из белых астр спиралью поднималась из травы. Грешный попятился от нее.
Из-за поворота показалась вереница детей; все были одеты в одинаковые простые платья сиротского приюта Болот. Ни один из них не сбился с пути. Ребенок, что шел впереди, нес букетик зеленых хризантем.
Увидев нас, они ускорили шаг. Мы с Бэзилом бросились вперед и открыли ворота. Первая девочка остановилась на дрожащих ногах, и Мак поднял ее. Ей было не больше четырех лет.
– Мы заблудились, – сказала она, шмыгая носом, – но за нами вернулась Фран.
Бэзил застонал.
– Карлоу укрепляла мосты через Язык, чтобы люди могли добраться до Незабудок.
– Вы, должно быть, очень храбры и умны, раз смогли проделать весь этот путь, – сказал Мак. Он указал на несколько порезов на ее ногах, и Бэзил залечил их, пока девочка отвлекалась. – Что случилось?
Мы с Ханой впустили остальных детей и Сафия начала суетиться вокруг них.
– Мы были одни, – сказала она. – А потом – не были.
Дверь открылась.
– Фрэн заставила нас закрыть глаза, – сказал другой ребенок. Его темная кожа была испачкана чужой кровью.
– Это был дерьмовый план, – крикнула Карлоу с края площадки, и ребенок постарше рядом с ней закрыл уши малыша, который стоял возле него. – Когда появились Грешные, все жители города напугались до полусмерти. А они просто смотрят.
– Ну, – сказала Хана, глядя на Сафию, – у Карлоу точно есть кровь. Да ведь?
– Последний раз, когда я проверяла, – сказала Карлоу, подталкивая последнего из детей вперед, – у меня была кровь.
Она повернулась, чтобы закрыть ворота, и замерла. Вокруг металла обвилась лоза, на которой расцветали голубые розы. По тропинке медленно шел Грешный суверен, который носил личину Крика. На руках он нес ребенка.
– Одного потеряли, – сказал он, останавливаясь на границе с церковью. – Здравствуй еще раз, Франциска.
Карлоу отшатнулась.
– Ты мертв.
– Я не могу умереть, – сказал Грешный суверен. – Однако Делмонд Крик мертв уже около двух лет.
Он поставил ребенка на землю, погладил его по голове и подтолкнул к воротам. Карлоу открыла ворота, пряча ребенка за собой. Бэзил схватил его, и я попыталась оттащить Карлоу назад. Она стряхнула мои руки.
– Будет легче, если вы пригласите меня войти. – Красные глаза Грешного суверена скользнули по освященной земле. – Пожалуйста?
Никто из нас не произнес ни слова, и он усмехнулся.
Грешный суверен перешагнул границу церковной территории. Плоть на его ноге вспузырилась, кожа начала шелушиться и развеваться как лепестки на ветру. Его кровь текла вверх алыми реками, а рога, покрытые мшистым зеленым бархатом, выпали из его головы. Его светлые волосы клочьями летели на землю. Темно-коричневые пряди, похожие на ветви ивы, заменили его. В ранах, оставленных освященной землей, расцвела ласточкина трава.
Мак сделал выстрел. Деревянный болт расправил крылья и улетел.
– Этот подарок не для тебя, Лорена Адлер. А для того, кто должен был получить его давным-давно, – сказал Грешный суверен. – Мой маленький шип, Франциска Карлоу. Проклятие не предназначалось для тебя.
Карлоу выхватила из кармана нож и прижала его к своей руке. Виноградные лозы обвились вокруг ее ног и повернули ее с ног на голову. Бэзил и Сафия бросились на помощь. Я схватила их, заставляя остановиться. Виноградные лозы притянули Карлоу в протянутые руки Грешного суверена.
– Подождите, – прошептала я. – Он сказал, это подарок.
– Франциска, – медленно произнес он, позволяя ей вырваться и ударить его, – есть только один способ снять твое проклятие. Ты понимаешь?
Она замерла.
– Способ всегда только один.
Он погрузил руку ей в грудь. Ее грудина треснула так громко, что по округе разнесся звон. Сафия всхлипнула. Хана метнула свой короткий меч, лезвие по самую рукоять погрузилось в грудь Грешного суверена. Он даже не поморщился.
– Как грубо, – пробормотал Грешный суверен. – Мы так долго были друзьями, и вот как вы меня приветствуете?
Он положил Карлоу на землю. Рана в ее груди зияла темнотой, слишком глубокой, чтобы быть естественной, на освященную землю. Вокруг нее цвели розы.
– Самые скучные цветы, – вздрогнула я. – Все это время ты владел Делмондом Криком.
– Когда он выполнил условия своего проклятья и умер, у него пропала необходимость в этом теле. Завладеть им было единственным способом войти в этот мир до открытия Двери. – Он усмехнулся. – Разумеется, я наблюдал. Это проклятие должно было исчезнуть десятилетия назад. Оно должно было покарать первоначального получателя, а не пытать ее близких, никак не связанных с ее действиями.
– Что? – Бэзил прикрыл рот рукой. – Но нет, нет, как…
– Если хотите, можете звать меня Криком, но я – Грешный суверен Удушающих Лоз, и предпочитаю, чтобы меня называли именно так, – сказал он.
На левой стороне его груди расцвел мак. Лоз сорвал его и вставил в грудь Карлоу – нежно, намного нежнее, чем я ожидала.