— Хорошо, — с достоинством произнес он. — Учитывая мое состояние сильного алкогольного опьянения, вы, должно быть, были впечатлены моей точностью.
— «Впечатлены» неподходящее слово, чтобы описать то, что я чувствовала прошлой ночью, Магнус.
— Я очень благодарен тебе за то, что ты меня остановила, — сказал Магнус. — Это к лучшему. Ты настоящий друг. Никто не пострадал. Так что давай больше не будем об этом. Не могла бы ты принести мне…
— О, мы не могли остановить тебя, — перебила его Катарина. — Мы пытались, но ты хихикал, запрыгивал на ковер и снова улетал. Ты продолжал твердить, что хочешь отправиться в Мокегуа.
Магнусу действительно совсем было нехорошо. Его тошнило, и кружилась голова.
— Что я делал в Мокегуа?
— Так ты туда не добрался, — сказала Катарина. — Ты просто летал, кричал и пытался, кхм, написать сообщения для нас в воздухе ковром.
Внезапно у Магнуса возникло яркое воспоминание: ветер и звезды в волосах, те вещи, что он пытался написать. К сожалению, он не думал, что Рагнор и Катарина говорили на том языке, на котором он писал.
— А потом мы остановились перекусить, — сказала Катарина. — Ты больше всех настаивал, чтобы мы попробовали местное фирменное блюдо, которое ты называл куй[2]. На самом деле, мы очень приятно поужинали, несмотря на то, что ты был все еще пьян.
— Уверен, что в этот момент я как раз и протрезвел, — утверждал он.
— Магнус, ты пытался флиртовать со своей тарелкой.
— Ну да, я человек широких взглядов!
— А вот Рагнор — нет, — сказала Катарина. — Когда он узнал, что ты кормишь нас морскими свинками, то ударил тебя по голове твоей же тарелкой. Она разбилась.
— И так закончилась наша любовь, — произнес Магнус. — В любом случае, у нас все равно ничего не получилось бы с тарелкой. Уверен, что еда действительно мне помогла, Катарина, и ты была очень добра, что накормила меня и уложила в постель…
Катарина покачала головой. Похоже, она наслаждалась всем этим, как медсестра из ужасов, которая говорит ребенку, что ей не особо нравятся страшные истории перед сном.
— Ты упал на пол. Честно говоря, мы думали, что лучше оставить тебя спать на земле. Мы подумали, что ты полежишь так какое-то время, но стоило нам на минуту отвести от тебя глаза, как ты вскочил и убежал. Рагнор утверждает, что видел, как ты направлялся к ковру, подползая к нему как огромный сумасшедший краб.
Магнус отказывался верить, что делал что-то подобное. Рагнору нельзя было верить.
— Я верю ему, — предательски сказала Катарина. — У тебя возникали большие трудности с тем, чтобы идти прямо, еще до того, как тебя ударили тарелкой. А также я считаю, что еда совершенно тебе не помогла, потому что потом ты носился вокруг с криками о том, что ты видишь нарисованных на земле огромных больших обезьян, птиц, лам и котят.
— Боже мой, — произнес Магнус. — Я дошел до настоящих галлюцинаций? Официально. Звучит так, будто… это было почти мое самое сильное опьянение. Пожалуйста, не спрашивай меня о самом сильном. Это очень грустная история, связанная с птичьей клеткой.
— На самом деле, у тебя не было галлюцинаций, — сказала Катарина. — Когда мы взобрались на холмы с криками «Слезай, идиот», мы также видели на земле огромные рисунки. Они очень большие и красивые. Думаю, они являлись частью древнего ритуала по вызыванию воды из земли. Увидеть их стоило того, чтобы приехать в эту страну.
Голова Магнуса все еще была опущена в подушку, но он немного пришел в себя.
— Всегда рад обогатить твою жизнь, Катарина.
— Но велико и прекрасно не было, — задумчиво сказала Катарина, — когда тебя стошнило на эти таинственные и потрясающие узоры давно ушедших цивилизаций. С высоты. Без остановки.
На краткий миг он ощутил сожаление и стыд. Но потом он в основном снова ощутил приступ тошноты.
Позже, когда он протрезвел, то отправился посмотреть на геоглифы Наски и запомнил все бороздки, где был срезан гравий, открывающий слой глины в растянувшихся своеобразных фигурах: птица с распростертыми в полете крыльями; обезьяна с хвостом, чьи очертания, по мнению Магнуса, были явно неприличными (очевидно, он одобрил), и форма, возможно, человека.
Когда в 1930 и 1940 годах ученые обнаружили линии Наски и стали их исследовать, это немного раздражало Магнуса, так как шершавые каменные фигуры были его личной собственностью.
Но потом он смирился. Так поступали люди: сквозь века они оставляли друг другу послания, зажатые между страницами или высеченные в камне. Как протянутая сквозь время рука, которая, доверившись призракам, надеялась поймать твою. Люди не жили вечно. Они лишь могли надеяться, что то, что они сделали, будет жить.
Магнус полагал, что можно позволить людям передавать послания.
Но его принятие этого пришло гораздо, гораздо позже. На следующий день, после того, как он впервые увидел линии Наски, у него были и другие дела. Его должно было стошнить тридцать семь раз.
После тридцатого раза, когда Магнусу было плохо, Катарина забеспокоилась.
— Я действительно думаю, что у тебя может быть жар.
— Я снова и снова повторял тебе, что мне ужасно плохо, да, — холодно произнес Магнус. — Возможно, умираю, и никому из вас, неблагодарных, нет до этого дела.
— Не нужно было есть морскую свинку, — сказал Рагнор и усмехнулся. Похоже, у него был на него зуб.
— Я слишком слаб, чтобы помочь себе самому, — сказал Магнус, поворачиваюсь к тому, кто заботился о нем и не радовался со злорадством его страданиям. Он сделал все возможное, чтобы принять жалкий вид, и полагал, что именно сейчас у него действительно это получалось превосходно. — Катарина, не могла бы ты…
— Я не собираюсь тратить магию и энергию, которые могли бы спасти жизнь, вылечив болезненные последствия ночи, проведенной в чрезмерной выпивке и кружении на большой высоте!
Когда Катарина смотрела вот так строго, то это был конец. Было бы больше пользы в том, чтобы сдаться на зеленую милость Рагнора.
Магнус уже собирался это опробовать, как Катарина задумчиво объявила:
— Думаю, было бы лучше, если бы мы опробовали какие-нибудь местные народные лекарства.
Как оказалось, в этой части Перу народная медицина представляла собой втирание морской свинки во все тело пострадавшего.
— Я требую, чтобы вы прекратили! — возразил Магнус. — Я колдун и могу исцелить себя сам, а также могу взорвать вам головы!
— О, нет. Он бредит, он сумасшедший, не слушай его, — сказал Рагнор. — Продолжай использовать морскую свинку!
Дама с морскими свинками окинула их всех недовольным взглядом и продолжила заниматься своим делом.
— Откинься на спину, Магнус, — сказала Катарина, которая была чрезвычайно широких взглядов и всегда интересовалась изучением других областей медицины и, видимо, хотела, чтобы Магнус ощущал себя пешкой в ее медицинской игре. — Позволь магии морских свинок проникнуть в тебя.
— Вот именно, — вставил Рагнор, который совершенно не обладал широкими взглядами, и захихикал.
Магнус же не находил все происходящее забавным, как Рагнор. Будучи ребенком, он много раз применял джаму[3]. В ней использовалась желчь козы (а если повезет, то желчь аллигатора). Но все же морские свинки и джаму были лучше, чем кровопускание, которое однажды кто-то пытался ему сделать в Англии.
Вообще он обнаружил, что народная медицина была очень трудной, поэтому ему бы хотелось, чтобы они подождали, пока ему станет лучше прежде, чем проводить подобные медицинские процедуры на нем.
Несколько раз Магнус пытался сбежать, но его удерживали силой. Позже Катарине и Рагнору нравилось изображать эту сцену каждый раз, когда он пытался принести морскую свинку с собой, скандируя: «Свободу!» и «Теперь я твой повелитель».
Оставалась небольшая вероятность, что Магнус все еще был слегка пьян.
В конце всего этого ужасного испытания одну из морских свинок вскрыли и проверили ее внутренности, чтобы понять, как подействовало лечение. При виде всего этого Магнуса тут же снова вырвало.
Несколько дней спустя в Лиме после всех травм и морских свинок Катарина и Рагнор, наконец, настолько поверили Магнусу, что позволили ему выпить один — всего лишь один, и они следили за ним обидно пристально — стакан выпивки.
— Что ты там говорил в Ту Ночь, — сказала Катарина.
Они с Рагнором оба называли ее «Той», и в обоих случаях Магнус слышал, что они использовали заглавные буквы для усиления.
— Не волнуйтесь, — беззаботно сказал Магнус. — Я больше не хочу быть кактусом и жить в пустыне.
Катарина моргнула и вздрогнула, явно вспомнив.
— Я не это имела в виду, но все равно полезно знать. Я имела в виду людей и любовь.
Магнусу особенно не хотелось думать о том, что он мог жалобно болтать в ту ночь, когда ему разбили сердце. Не было никакого смысла в том, чтобы хандрить. Магнус отказывался хандрить. Хандра для слонов, депрессивных людей и депрессивных слонов.
Несмотря на отсутствие поддержки, Катарина продолжила:
— Я родилась с этим цветом. Будучи новорожденной, я не знала, как использовать чары. Тогда не было никакой возможности выглядеть все время как-то иначе, хотя это было и не безопасно. Моя мама видела меня и знала, кто я, но она прятала меня от всего мира. Она вырастила меня в тайне. Она делала все возможное, чтобы удержать меня в безопасности. Ей причинили ужасное зло, а она возвращала любовь. Каждого человека, что я исцелила, я исцелила в ее честь. И все, что я делаю, я делаю, чтобы почтить ее и знать, что когда она спасла мою жизнь, то она спасла бесчисленное количество жизней на протяжении веков.
Она бросила отстраненный серьезный взгляд на Рагнора, который сидел за столом и неловко смотрел на свои руки, но тот, кто откликнулся на эти слова.
— Мои родители думали, что я волшебный ребенок или что-то вроде того, — сказал Рагнор. — Потому что я был цвета весенней поры, как говорила мама, — добавил он и его щеки залились изумрудным румянцем. — Очевидно, все получилось немного сложнее, но к тому времени они полюбили меня. Они всегда любили меня, даже несмотря на то, что я постоянно тревожился, а мама говорила мне, что ребенком я был ворчуном. Конечно, я все это перерос.