ом, привычкой или безвыходной ситуацией. То есть наступит феодализм. Следует подумать об этом. Возникшее социальное неравенство повлечет за собой другие негативные последствия. Какая роль будет отведена детям? Они тоже станут рабочей силой? Многие социальные реформы XX века лопнут как мыльный пузырь.
Я сомневаюсь, что система образования останется такой же, как сейчас. В условиях неофеодализма может начаться межклассовая вражда. Среди населения, и так находящегося в бедственном положении, распространятся болезни. Феодализм прекратит свое существование, лишь, когда исчезнет излишняя рабочая сила.
Я не думаю, что правительство сможет как-то помешать такому развитию ситуации. Справиться с подобной проблемой ему не под силу, потому что способность правящего класса распределять богатство всегда оставляла желать лучшего, а во время Глобальной Катастрофы земля как раз станет тем самым богатством. Если правительство попытается перераспределить землю экстренно, возможно, это поставит под угрозу его собственное благополучие. Право собственности лежит в основе действующей государственной системы. С ним шутки плохи. Во время Глобальной Катастрофы случиться может все. Например, революция, которая отменит предыдущие распоряжения о землевладении. Обязательно появятся очень богатые люди, имеющие много земли, но им не дадут сохранить свое богатство.
В то же время обанкротятся гигантские агропромышленные компании. Цена на продукты питания сильно возрастет. На прилавках магазинов уже не будут круглый год лежать яблоки или помидоры.
Появится необходимость выполнять многие сельскохозяйственные работы сообща. Так, среди соседей сформируются многогранные социальные отношения, включающие обряды и традиции. Появятся профессии, напрямую связанные с сельским хозяйством. Они поспособствуют образованию нового общества. На местном и региональном уровнях создадутся рыночные производства ценных товаров — молочной продукции, консервированных овощей и фруктов, вина, мясной продукции, хлебобулочной и прочей. В некоторых частях света такие производства еще сохранились. А как быть с транспортировкой продукции? О тракторах уже речь не идет. Если нам повезет, продукцию можно будет перевозить по реконструированной железнодорожной сети или по воде. Изменится инфраструктура розничной торговли.
Она станет не такой масштабной. Гигантских супермаркетов не будет. Не будет и продуктов быстрого приготовления — пиццы, хот-догов и им подобных — того, что сегодня стало неотъемлемой частью среднего и низшего классов общества. В особенности — невероятного количества популярных сладких безалкогольных напитков, способствующих ожирению и диабету.
Для сельскохозяйственных работ понадобятся рабочие животные. Когда-то лошадь сменили трактор и другая техника, теперь все вернется на круги своя. Лошадь — прекрасный помощник в сельском хозяйстве. Она способна работать с 4 до 20, а то и более, лет в зависимости от того, как вы с ней обращаетесь. В отличие от автомобиля она сама себя воспроизводит.
Я не думаю, что лошади заменят все машины, но они определенно займут больше места в нашей жизни, и настанет момент, когда мы откажемся от автомобилей в пользу лошадей. Давайте посмотрим правде в лицо — не произойдет чудесного замещения нефти, благодаря которому мы вернемся к промышленному сельскому хозяйству, в том числе замены удобрений, произведенных из нефти. Получение водорода путем электролиза с применением ядерной энергии, а затем превращение его в химическое удобрение — невероятно дорогой процесс. И даже при самых благоприятных обстоятельствах потребуются десятилетия, чтобы создать новое поколение атомных электростанций. Нам придется вести сельское хозяйство по-другому — в более мелком масштабе и более сложным путем. Такая модель ведения агрокультуры существует уже сегодня. Например, в секте американских меннонитов — амишей. Они полностью отказались от заманчивых высокотехнологичных даров XX века.
Амиши возникли от анабаптистов, которых, в свою очередь, породила Реформация. Голландский католический священник Менно Симонс объединил примерно в 1550 году одну ветвь анабаптистов в общину, которой дал свое имя — меннониты. Около 1700 года швейцарский епископ Якоб Амман откололся от меннонитов. Его последователи стали называть себя амишами. Обе группы живут в Америке. Амиши поселились примерно в 1720 году в Пенсильвании. Их вера заставляет отречься от внешнего мира. Они не пользуются современными удобствами, живут в сельских общинах, носят бороду (без усов), старомодную одежду с крючками вместо пуговиц, пользуются плугом.
Их способ ведения сельского хозяйства в наши дни невероятно продуктивен и эффективен, несмотря на то что они не пользуются электричеством или механическими транспортными средствами. Но дело не только в умении вырастить хороший урожай без помощников технологического прогресса. Речь идет о целой идеологии. Вряд ли, когда наступит Глобальная Катастрофа, большая часть, например, американцев, неожиданно примкнет к амишам. Скорее всего, те же американцы обратятся к ветвям евангелического христианства или пятидесятнической церкви Христа, где они смогут найти хоть какие-то объяснения того, что происходит (и оправдания за свое неправильное поведение). Я думаю, что эти вероисповедания начнут еще больше усиливать и без того мощное давление на личность, мало заботясь о сельскохозяйственных общинах. Но без сильных общин, основанных на цельных социальных и экономических ролях в обществе, будет очень сложно возродить традиционное сельское хозяйство.
Я не знаю, как духовное обогащение поможет людям прокормить себя. В мире много людей, которые занимаются сельским хозяйством, при этом не из-за веры, а просто чтобы прокормиться. Есть организации, которые поддерживают такой образ жизни. Например, Северо-восточная Органическая Ассоциация Сельского хозяйства (NOFA) в Америке всячески помогает мелким фермерам вести их хозяйство, сохранять знания и традиции. Таким образом, Ассоциация подготавливает народ к неизбежным переменам. Зачастую к фермерам Ассоциации относятся довольно пренебрежительно, но их деятельность чрезвычайно важна для сохранения знаний. Кроме этого, активно поддерживается субкультура людей очень древних и крайне важных профессий — шорников, кузнецов, пахотников, коневодов, скотоводов и овцеводов. Они рекламируют себя и свое мастерство в разных газетах и журналах. Эти ремесленники стараются сохранять умения и знания своих предков. В большом количестве издается литература по ведению сельского хозяйства.
Уход от промышленного производства продуктов питания повлечет за собой восстановление очень сложных систем, включая существовавшие когда-то системы социальной организации. Насколько сложным будет этот процесс, зависит от того, насколько быстро начнется Глобальная Катастрофа. Мне кажется, что беспорядки и нестабильность проявятся задолго до того, как мир останется без нефти.
Города и пригороды
В XXI веке лучшими шансами пережить Глобальную Катастрофу обладают небольшие городки, имеющие рядом сельскохозяйственные земли. Что касается крупных городов — их будущее видится мне не настолько светлым. Большие города по всему миру приобретали свою мощь благодаря промышленной революции. Они — ее творения и ее слуги. Многие величественные города на Земле стали воплощением того, что ассоциируется со словом «современный», то есть новейших передовых технологий, которые могут существовать только в эру индустриализма. В крупнейших городах мира есть все — небоскребы, поезда, самолеты, электричество, кино, телефоны и радио и прочие чудеса эпохи.
Но в некоторых странах с недавнего времени возникает большая проблема. Например, в Америке все меньше средств вкладывается в развитие города, поскольку все силы брошены на расширение пригородов. Некоторым мегаполисам повезло больше. Например, Нью-Йорк и Лос-Анджелес сохранили свое положение столиц финансов и рекламы. А Бостон и Сан-Франциско стали ведущими городами компьютерной промышленности.
Детройт в 1950 году занимал 7-е место среди самых богатых мегаполисов в мире. К 1975 году он превратился в гигантский «пригородный пончик» с дырой посередине. Его население начало переселяться в отдаленные от города районы. К 2000 году от Детройта практически ничего не осталось. Там, где раньше стояли многоэтажные дома, теперь растет дикая трава. Похожая история случилась с Сент-Луисом и многими другими американскими городами.
Промышленные города никогда не обретут того величия, которое они имели в XX веке. Им необходимо слишком много энергии, чтобы снова начать жить в полную силу. Крупные города, так же как и мощные корпорации, большие фермы и сильное правительство, не будут вписываться в общую картину постнефтяного будущего. Во время Глобальной Катастрофы они превратятся в небольшие города. Нью-Йорк, Лос-Анджелес и другие мегаполисы постигнет участь Детройта. Они просто станут опасными. Что произойдет в городе, полном небоскребов, когда электросеть вдруг везде в одно и то же время выйдет из строя на несколько часов? Что случится с людьми, застрявшими в лифтах? Что произойдет во время жары без кондиционеров? Одно дело, когда электричество пропадает раз в 50 лет, и совсем другое, если так будет происходить каждый год или несколько раз в год, или раз в месяц, или дважды в неделю.
Перебои с энергоснабжением в период Глобальной Катастрофы напомнят нам, что небоскреб был экспериментальной формой строения. Эти конструкции успешно оправдывали себя в течение XX столетия, когда было много дешевой энергии. Без нее они превращаются в проблему. Экономический сбой поставит жирную точку на многих крупных предприятиях и на огромных зданиях с офисами, специально построенных для них. Даже средства массовой информации и издательства не смогут выжить без энергии. Будет подорвана транспортная система, торговля, производство товаров и продуктов питания. К тому же все будут измученны политическим кризисом.
Как заметила градостроитель Элизабет Плате-Зиберк, города больше не будут такими, какими мы их когда-то знали. В условиях Глобальной Катастрофы они на время останутся без управления и без законов. Возможно, на длительное. Хуже придется крупным городам. Скорее всего, пройдут десятилетия или даже века, прежде чем они смогут прийти в себя и возродиться.