Через 6–7 минут открываем крышку, переворачиваем аккуратно картошку.
Накрываем еще на 4–5 минут.
Открываем, перемешиваем и забрасываем лук.
Картошка должна исчезнуть под луком, как Эверест под снегом.
И вновь под крышку!
Не перемешивать минуты 3–4.
Лук должен отдать свой сок и запах.
И это прекрасный дар.
Ну а потом – крышку долой!
Перемешиваем, солим, перчим, добавляем толченый чеснок.
Увеличиваем огонь.
Не накрываем.
Следим за образованием корочки.
Переворачиваем в последний раз.
Добавляем укроп.
Тут я еще раз на минуту накрываю сковородку.
Но можно этого и не делать.
Подставка на стол.
Сковородка на подставку.
Шкварки, если они есть, на картошку, и подождать.
Людей за стол.
Дальше без меня…
Не благодарите.
И не обожгитесь!
И лучше без тарелок!
Наслаждайтесь.
Теперь все!
К вопросу о странных снах после пятидесяти, овощном магазине на улице с коммунистическим названием и королевском варенье из айвы
Ну вот наконец-то снова приснился запах.
Так получилось, хотя никто никого ни о чем не просил.
Уже давно не удивляюсь, что запахи и вкусы внезапно и без спроса заходят в гости в тот момент, когда мозг находится вне зоны контроля.
Даже вижу в этом приятную закономерность.
Хотя иногда кажется, кстати, не мне одному, что этот мозг постоянно вне зоны контроля.
Но именно эта бесконтрольность и придает всему процессу сонного обоняния чистоту, естественность и немного космоса.
Когда-то именно во сне услышал сладковато-терпкое сочетание меда и сухого укропа, в котором почему-то варились раки.
Все это имело далеко идущие последствия, я вам скажу честно.
И многие в них пребывают до сих пор и даже используют по прямому назначению.
Сваренные в укропе с медом раки – прямой результат того сна.
Интересно, что свой вкус, а частенько и запах стали иметь еще и воспоминания.
Уж не старость ли это приближается?
Вот мамины жареные пирожки, а вот пионерский лагерь, поезд, который везет меня домой из армии.
Сын.
Ужас в кабинете стоматолога. Все пахнет!
Сегодня вот запахла осень. Прошу не путать с «в воздухе запахло осенью».
Это важно.
Сначала во сне, а затем и наяву!
Каков аромат?
Хороший вопрос. Простой, но важный.
Как и ответ.
Соками своими. Соками. Самыми что ни на есть живыми.
Ручной работы. В прямом смысле этого слова. Яблочным или томатным.
Сырье для него, эти яблоки и помидоры, я на своем горбу таскал с дачи. Полный рюкзак и пара ведер.
В придачу. При даче. Несколько километров до пристани.
Первый заход.
Потом час на кораблике.
И до квартиры на пятом этаже в сталинке без лифта.
Это заход второй!
Стоп.
Яблоки точно таскал, помню отчетливо, а помидоры?
С ними все не так просто.
А помидоры сами как бы сползались в наш дом отовсюду.
Со своей не очень любимой дачи, с дач друзей, с дач друзей друзей, из ближайшего овощного на улице Советской.
Я привозил их из колхоза.
Школьников тогда по осени использовали в качестве сборщиков.
Детский труд.
Потом все плоды садов и огородов непременно проходили через мои руки.
Сначала соковыжималка, следом процесс термической обработки и закатывания в предварительно стерилизованные на кипящем чайнике стеклянные банки.
Этакое приспособление в виде кусочка фанеры с круглой дыркой, в которую и вставлялось горлышко прозрачного монстра.
Чаще всего трехлитрового.
Ставили картонку вместо крышки на чайник и вперед. Стерилизацией и закруткой банок командовал папа.
Яблочного изготовлялось нашей бригадой на зиму литров 250–300.
А томатного меньше, но не сильно.
Никаких добавок. Чистейший натуральный продукт. И вкуснейший!
Представляете, какой запах стоял не только в квартире, но и на лестничной клетке! Это как раз и есть запах моей осени, вернее – один из них.
Да, совсем забыл.
Для полной картины с запахами не хватает чуть-чуть.
А где-то в углу плиты стоял тазик с еще теплым вареньем. Подернувшийся горячим инеем сладкой пенки.
Пенку разрешалось есть в процессе приготовления. Варенье – нет.
Накапаешь себе на блюдце ее тепленькую, совсем немного, пару-тройку ложек, и макаешь в нее хлебушек.
Нет, лучше, само собой, блины, но это придется ждать воскресенья.
Блины у нас по воскресеньям!
Будем ждать. Варить, выжимать, закатывать и ждать.
К варке варенья меня лет до 15 не допускали, это была мамина прерогатива.
Но и с вареньем тоже не все так просто.
Тут осень тоже отличилась.
Осенью у нас варили варенье из поздних слив и груш.
И из айвы.
Сливовое я не любил, отдавая предпочтение сваренному еще летом клубничному и абрикосовому, а вот грушевое (с ударением на «у») уважал сильно.
Но с айвовым не могло и не может сравниться ни одно из них.
Айвовое варенье! Души моей вкуснейшая осенняя весна!
Вы пробовали резать и чистить айву?
Нет? Тогда попробуйте! Тогда вы меня поймете!
Это тяжелый и весьма опасный труд.
Иногда сопровождавшийся небольшой кровопотерей. Резали пальцы.
Главное, чтобы не при маме. Она не могла видеть кровь. Сразу падала в обморок.
Отвлекся? Простите великодушно!
К айве возвращаюсь.
Эти золотые, почти прозрачные, светящиеся на солнце радостью и счастьем, упругие и немного шершавые кусочки, о которые так смешно можно было почесать язык, стоили всех мук.
Хотя мама почему-то называла королевским варенье из крыжовника.
Ну чего там королевского? Так себе продукт, хоть красив до одури.
Но вкуса королевского нет. Понты одни.
То ли дело айва!
Вот настоящая принцесса!
Потом?
Прямо за ней стоят абрикос, клубника и вишня!
Такая будет наша иерархия на сегодняшний день!
И на завтрашний!
Мы люди воспитания старорежимного, и нам вкусы менять негоже, да и неприлично уже это в нашем возрасте.
А еще я не люблю повидло, даже слово это мне не нравится.
Должен признаться.
У нас в доме такими глупостями, как изготовлением сладкого «давла», не занимались.
Только ягодки или кусочки, которые можно разжевывать. Варенье это же что? Правильно!
Еда!
Значит ее нужно жевать! А как жевать повидло?
Его надо намазывать!
А намазывали мы икру черную на булку с маслом, но сегодня не об этом!
Что-то изменилось? С тех пор ничего не изменилось?
Риторических вопросов не счесть.
Давно нет овощного магазина на Советской, 8.
Там теперь, однако, блинная, как мне кажется.
Или уже что-нибудь другое. Какое это имеет значение?
Не овощной… Блинная там. Я узнавал.
А еще в этом овощном школьником по пути домой из храма учебы № 81 я частенько покупал бочковые соленые огурцы и помидоры. Помидоры старался брать бурелые.
Недоспевшие, но такие вкусные в соленом виде. Штук 6. Или 7.
По смешным ценам. Рупь ведро.
Покупал и никогда не мог донести до дома все, съедая бо́льшую часть по дороге, прямо по ходу движения, на улице.
Мама очень не любила, когда я ел на улице.
Оно и понятно.
Но это было так истошно вкусно.
Вгрызаться в эти упругие, соленые и недоспевшие, упругие, как мячики для тенниса, помидоры. Мгновенно замирать от резкого вкуса сока, брызжущего тебе неуправляемым фонтаном на небо.
Особенно если было уже близко к зиме, или уже совсем зима.
И эта соленая помидорная кровь становилась еще и обжигающе холодной! Обжигающей нёбо.
Нёбо, небо.
Небо, нёбо.
А потом идти и еще и хрустеть огурцом.
Хрум-хрум.
Хрям-хрям.
В такт шагам.
Вы себе могли позволить заедать соленый помидор соленым огурцом?
А мы могли.
Как по мне, так это было ничуть не хуже мороженого.
Клянусь! И цена одинаковая.
Может, оттуда все и пошло.
Точно. Оттуда!
Из этой достаточно тесной кухни из детства, из этого советского овощного на Советской, 8.
Все такое жизненное кулинарное сумасшествие.
Дача. Пароход. Рюкзак. Лопата. Овощной.
Много банок с вареньем. Сотни литров сока.
Десятки ящиков с зимними яблоками в сарае.
Хорошее начало.
Ведь в нашем доме были и сарай, и погреб.
Не удивляйтесь, такое случалось. Там хранили картошку и заготовки.
Тогда вся эта «баночная» снедь называлась одним емким словом. Заготовки. На зиму.
Иногда на две зимы или даже на три.
Лечо, томаты, огурцы, вишня без косточек для вареников, слива…
И ведь каждое яблочко бережно отцовские руки оборачивали в газету, прежде чем уложить его спать в картонный ящик, уговорами выпрошенный в соседнем гастрономе.
Картонные ящики тоже жили годами, ибо к ним все относились бережно.
Вообще-то тогда к таре все относились бережно.
Когда я уносил с собой на студенческие посиделки пару-тройку трехлитровых банок с соком, соленой капустой, аджикой или вишней, то требование было одно – вернуть пустые банки.
Иначе мама не выдавала навынос.
И я возвращался утром в отчий дом с огромной спортивной сумкой, внутри которой позвякивала стеклотара.
А я всегда возвращал маме требуемое.
Я и сейчас возвращаю.
Себя. Себе.
Ну, может, вам чуточку вас.
Мне приснился запах осени. Поздней.
Хорошо бы, чтобы не очень поздней.
Надышаться бы надо.
Теперь все.
К вопросу о значении голода, способах повышения юношеской самооценки и вкусных кострах на волжских берегах
Ни одно интервью со мной за последние года три (так и тянет поиздеваться над собой, написав что-то наподобие «ни одно из всех двух взятых у меня в жизни интервью») не обходится без этого вопроса.
– Как вы начали готовить?
Или кто-нибудь для разнообразия спросит: