– Как я выгляжу?
Бойди оглядывает меня со всех сторон.
– Если не приглядываться, то норм. Вот тут наверху есть невидимый промежуток, но он в тени, так что не особо заметно. Просто не поднимай голову.
Я киваю и поворачиваюсь, чтобы вернуться внутрь маяка через стеклянную дверь, когда он говорит:
– Так значит, Эффель, этот клоунский наряд на самом деле был не для того, чтобы, ну знаешь…
– Что? Собрать денег? Ох, прости, Бойди. Нет. – Я вижу, как он огорчённо вздыхает, так что добавляю: – Но мне нравятся маяки. Ну, этот так точно. И я уверена, что другие тоже классные. Я помогу тебе с твоим «Зажигай свет». Обещаю.
Он улыбается в ответ, но тут что-то на земле привлекает его внимание. Он смотрит мне за спину, куда-то в сторону пляжа. Я поворачиваюсь и слежу за его взглядом. Там, в дальнем конце волнолома, семенит по песку чёрный лабрадор, и по его походке я понимаю, что это Леди.
И она не одна. Рядом с ней вышагивают две одинаковые фигуры.
У нас проблема, и она выглядит, как близнецы.
Я не так много рассказала вам о близнецах, но, видимо, сейчас самое подходящее время – если вообще может быть подходящее время, чтобы рассказывать о близнецах.
Джесмонд и Джарроу Найт пользуются в школе дурной славой, и своей зловещей репутацией они явно упиваются, умудряясь при этом – еле-еле – избегать отстранения от занятий.
То одному, то другому постоянно выносят письменные предупреждения. Сейчас вот оно у Джесмонда. Он выругался на мисс Суон, учительницу музыки, когда она учуяла, что от него пахнет куревом. (Я не скажу, что именно он произнёс, но представьте худшее, что можно сказать учителю, а потом проорите это во всё горло. Хотя нет, не делайте этого. Но он именно так и сделал, прямо в школьном вестибюле.)
Я вам гарантирую: когда в конце семестра срок его письменного предупреждения истечёт, какую-нибудь пакость выкинет уже его сестрица Джарроу. В прошлом году её отправили домой за то, что она подожгла Таре Локхарт волосы горелкой Бунзена, а потом их отцу пришлось разговаривать с миссис Хан и главой школьного совета.
Большинство людей стараются держаться от близнецов подальше, что довольно просто, если завидеть их издали. У них обоих одинаковая копна светлых волос до плеч. Со спины их почти не различить, да и спереди они весьма похожи, только Джарроу носит очки, а Джесмонд нет.
Томми Найт, их папа, выглядит в точности как они, только он лысеет. Я встречала его лишь однажды, когда он что-то покупал с моего лотка на школьном рождественском базаре.
Он показался мне скромным и почти не поднимал глаз. Купил коробку душистого мыла с изображениями собачек, а когда взял сдачу, сказал «спасибо» мягким голосом с правильным произношением, что было полной противоположностью того, что я от него ожидала.
Маму близнецов я никогда не видела. Не знаю даже, есть ли она у них.
Их дом находится за углом в конце нашей улицы, его окна выходят на широкую полосу травы под названием Поле, ведущую к набережной и пляжу. Он большой: отдельно стоящий двухэтажный особняк, выкрашенный в белый, с колоннами, подпирающими переднее крыльцо, и заросшим садом.
Внутри мог бы умереть футболист, и никто бы не заметил. Я прохожу мимо этого дома почти каждый день по дороге в школу и обратно.
Ну так вот, это Найты – мои более-менее соседи – и они прямо тут, в конце пляжа, где песок сменяется камнями и заводями.
С Леди, моей собакой.
И это означает, что мне придётся спуститься и столкнуться с ними лицом к лицу, не снимая клоунской маски и блестящего парика.
Я говорю себе: «Всё будет хорошо, Этель».
Иногда мне кажется, что самая большая ложь на свете – это та, которую мы говорим сами себе.
Глава 20
Когда мы возвращаемся в фонарное помещение, внутри оказываются трое людей, один из которых одаривает нас странным взглядом, мол: «Как это вы были снаружи, если это запрещено?» А может, дело в наших нарядах. В любом случае, мы покидаем комнату и спешим вниз по лестнице.
На обратном пути к волнолому я замечаю, что начался прилив, быстро заполняя литорали и набегая на края бетонной дорожки. Хорошо, что мы ушли сейчас. Время начала прилива всегда написано на объявлениях на каждом конце волнолома, но он всё равно ухитряется заставать людей врасплох, и все дети в Уитли-Бэй растут, слушая страшилки о тех, кто рискнул перейти затопленный волнолом и оказался унесён в море.
Когда мы добираемся до пляжа, Леди несётся ко мне, очевидно, куда менее напуганная моей клоунской маской, чем полным отсутствием головы, которое увидела раньше, – и кто же её обвинит? Близнецов я пока что не вижу, но моё зрение ограничено маской – они могут быть прямо у меня под носом, за каким-нибудь камнем.
Некогда сейчас об этом беспокоиться.
Леди обнюхивает мои ноги, убеждается, что это я, и перекатывается на спину, чтобы я почесала ей пузико, чем я радостно и занимаюсь, хотя делать это в перчатках странно.
– Вот ты бестолочь, Леди. Что с тобой случилось? – я пытаюсь успокоить её, но боюсь, что она может опять перепугаться.
Я протягиваю руку, чтобы взять её за ошейник, но его не оказывается на месте. Так что я делаю из прихваченного с собой запасного поводка петлю и надеваю Леди на шею. Параллельно я поглядываю по сторонам через глазницы клоунской маски, ища близнецов и, конечно, надеясь, что они решили убраться восвояси. Ещё я надеюсь, что Бойди держится где-то неподалёку.
Мне не везёт по обоим пунктам.
Близнецы стоят прямо передо мной.
Джарроу заговаривает первой, её глаза за стёклами очков с усилием моргают.
– Это типа твоя собака? Мы её нашли. Мы вели её… Что за чёрт?
Я подняла лицо, и Джарроу таращится на мою клоунскую маску. Я говорю ему:
– А, это, эм… для благотворительности. Мне нельзя её снимать, я должна собрать денег.
– Стой-ка. Я знаю твой голос, – говорит Джесмонд. – Ты, эм… эта, как тебя там, из нашего класса, да?
Я мешкаю, прежде чем ответить, и Джарроу успевает вклиниться:
– Точняк, Джес! Это ж Пиццелицая! Ну и угарная у тя маска!
Оба фыркают от смеха. Они говорят с ньюкаслским акцентом, джорди, – это северо-восточный говор, и обычно он изобилует восходящими и нисходящими музыкальными звуками, одновременно забавными и дружелюбными. Вот только иногда, у некоторых людей, он может звучать грубо и агрессивно – именно так и говорят близнецы, как будто стискивая зубы и напрягая губы.
Джарроу поворачивается и говорит брату что-то, чего я не слышу, и они оба хихикают.
Тут, если бы я была одна, я бы развернулась и ушла вместе с Леди. По моему опыту, это единственный верный способ поведения с подобными людьми. Но к этому времени рядом со мной оказывается Бойди.
– Всё норм, Эфф? – вот и всё, что он произносит, но этого хватает, чтобы настроение у близнецов переменилось – они как будто почуяли добычу.
– Эй! Это же Жирдяй! Как делишки, Запашок? – говорит Джесмонд.
Бойди игнорирует оскорбление, словно попросту не услышал его.
– Всё хорошо, спасибо, Джес. Вот искали собаку. А теперь нашли.
– Агась. Благодаря нам. Мы её нашли. Мы вели возвернуть её, ага, Джарроу?
Я перебиваю его.
– Где её ошейник?
Джарроу глядит прямо на меня и с усилием моргает.
– Не было на ней ошейника. Мы думали, это бродяжка.
– Но вы сказали, что вели вернуть её? – спрашиваю я. – Куда вы хотели её вернуть? Вы шли совсем в другую сторону!
– Ну-ка, погодь, – говорит Джарроу. – Мы чё, серьёзно болтаем про эту псину с Рональдом, блин, Макдональдом? Сними маску – и поговорим как следует. – Она тянет руку к моему лицу, и я быстро отстраняюсь.
– Нет! Это… я же говорю, это для благотворительности.
– Ну, мы тоже те ещё благотворители, а, Джес? – Одним ловким движением Джарроу выхватывает поводок Леди из моей руки и передаёт его брату, и тот наматывает поводок на кулак.
Джесмонд кивает.
Джарроу продолжает, в её пронзительном голосе звучит нотка настоящей угрозы:
– Вишь ли, я не знаю наверняка, что это твоя собака, а? Мы можем просто сдать её полиции как бродяжку, а ты же знаешь, что делают с бродяжками, ага?
Я чувствую некоторое торжество. Хоть я и напугана и уязвима, пустую угрозу я различить всегда смогу. В других обстоятельствах я, возможно, рассмеялась бы.
– Ну, вперёд, – говорю я немного даже дерзким голосом. – Она чипирована. Вас, скорее всего, привлекут за кражу собаки.
Дрогнули ли близнецы Найт перед лицом этого заявления? Как бы не так.
– Чипирована? – переспрашивает Джарроу, наклоняясь к Леди. – В смысле, вот примерно тут? – Она кладёт руку Леди на шею, как раз туда, куда собакам имплантируют микрочипы. – Прямо под кожей, ага? Не думаю, что это станет для нас особой проблемкой, а, Джес?
Джесмонд мотает головой.
– У последней всё быстро зажило.
Они поворачиваются кругом и начинают шагать прочь от нас, таща за собой Леди и оставляя меня стоять с разинутым ртом и мерзким ощущением в животе.
Я правильно их поняла? Да ну нет, конечно.
– Стойте! – говорю я.
Они останавливаются и оборачиваются, ухмыляясь.
Я решаю воззвать к лучшей их стороне, если у них вообще имеется таковая.
– Просто отдайте нам собаку. Пожалуйста.
– Твоя бабка будет до смерти рада снова её увидеть, а? – говорит Джесмонд, и я киваю.
Он продолжает:
– Она, наверное, решит, что не помешает дать нам вознаграждение. Ну знаешь – «вознаграждение за пропавшую собаку», как на фонарных столбах. А это обычно минимум полсотни фунтов.
Джарроу подходит к нам поближе.
– Мы возьмём его сейчас, ага? Зачем напрягать старушку. Сколько у тебя есть? Давай-ка глянем.
Я неохотно лезу в карман и достаю из кармана джинсов десятифунтовую банкноту, которую ба заставляет меня носить с собой на случай крайней необходимости. Считается ли это крайней необходимостью?
Проблема: рука в перчатке не влезает в карман джинсов. По крайней мере, поначалу. При обычных обстоятельствах вы бы просто сняли перчатку, чтобы рука влезла в карман, но я не могу этого сделать, не раскрыв своей невидимости. Неуклюже (и, скорее всего, странно, если смотреть со стороны) я всё-таки засовываю руку в перчатке в карман, где хранятся деньги. Я хватаю купюру и резко вытягиваю руку.