мени» на Эппл.
А у некоторых людей всё автоматически сохраняется в облако.
– Нам просто придётся надеяться, что у них не облачный вариант, – сказал Бойди.
– Нам? Нам? Ну замечательно! – не знаю, чего я так завелась.
– Я пытаюсь помочь, Эфф, – ответил Бойди, и голос у него был грустный. – Но погляди правде в глаза: зная о близнецах Найт то, что ты о них знаешь, думаешь, они из тех, кто стал бы настраивать на своих компах автоматические бэкапы?
Я немного поразмыслила и согласилась с ним. Такое было не невозможно, но и не особо вероятно тоже.
К моему ужасу, это сделало кражу реально осуществимым вариантом.
К моему ещё большему ужасу, это сделало кражу нашим единственным вариантом.
Глава 49
И, будто мне всего этого мало, когда ба возвращается домой, я вижу, что она плакала. Весь её макияж исчез, а глаза покраснели, и это наталкивает меня на мысль, что она размазала его слезами, а потом стёрла совсем. Однако, если не считать красных глаз, ба неплохо это скрывает.
– Всё нормально, ба? Ты как будто… огорчена?
Она отворачивается.
– Огорчена? Нет, нет, нет. Всё хорошо, милая. Просто я немного устала, вот и всё.
Я пытаюсь перехитрить её.
– Как дела у прабабули?
Она не попадается на эту удочку.
– У прабабули? Что ж, в последний раз, когда я её видела, на выходных, она была в порядке. Что ты имеешь в виду?
– Ничего. Мне показалось, ты говорила, что поедешь её навестить, вот и всё. Видимо, я ошиблась.
Ба возится с чайником, так что со своего места я не вижу её лица.
– Нет. Я была на собрании по поводу церковного базара. Оно довольно затянулось. Почти половина времени ушла на обсуждение пёсика Куини Аберкромби.
– Окей, мой косяк.
– Не говори так, милая. Это весьма пóшло.
– Прости, моя ошибка. Где проходило собрание? – Оно могло быть в Тайнмуте, где, судя по отслеживающему приложению, она и была.
– Батюшки, ну и любопытная ты сегодня! Дома у викария. Почему ты спрашиваешь?
Значит, не в Тайнмуте. Ба врёт.
– Да просто так. Спокойной ночи, ба.
Я отправляюсь в постель, но сна у меня ни в одном глазу; я просто лежу и не могу уснуть. И вы бы не смогли, если бы у вас в голове крутилось столько мыслей. Я слышу странное шебуршание, доносящееся из комнаты ба.
Это не обычное шебуршание, с которым она готовится ко сну. Оно какое-то другое. Я слышала раньше каждый из этих звуков по отдельности, но не вместе, не в этом порядке.
Сначала ба заглядывает ко мне в комнату, чтобы убедиться, что свет выключен, а я сплю. Я не сплю. Я просто лежу в темноте, но ба, кажется, остаётся довольна.
Дальше раздаётся скрип и какое-то тихое бряцанье. Это маленькая стремянка, которая хранится во встроенном шкафу на лестничном пролёте, вместе с пылесосом и рождественскими украшениями.
Ба тихо крадётся к себе в комнату, половицы поскрипывают.
Потом я слышу, как в двери её комнаты ворочается ключ. Зачем бы ей запираться? Единственная возможная причина – это на тот случай, если я ночью встану и зайду к ней.
Это совершенно невероятно, но что бы она там ни делала, видимо, это строжайший секрет, и она не может идти даже на малейший риск, поэтому и запирается.
Что ж, это привлекает моё внимание. Я мгновенно встаю и прижимаюсь ухом к двери своей спальни.
Обычно ба вытаскивает стремянку только для того, чтобы достать что-то с антресолей. И, действительно, я слышу щелчок шпингалета, с которым открывается одна из антресолей, и…
Вот, в общем, и всё.
Раздаётся ещё какой-то шелест, шаги по комнате, а потом ба уносит стремянку на место.
После этого всё стихает, и в конце концов я засыпаю.
Судя по часам на телефоне, просыпаюсь я спустя час.
Меня мучает жуткая жажда, и я отправляюсь в ванную попить. Под дверью, ведущей в спальню ба, виднеется тонкая полоса света, но, когда я прохожу по лестничному пролёту, свет гаснет.
Нет, серьёзно: что происходит?
Глава 50
До сих пор ба никогда не производила на меня впечатление человека, у которого много секретов.
С другой стороны, она считает, что всем людям стоит быть сдержанными и не «выставлять себя на посмешище».
Выставлять себя на посмешище – это, в мире ба, одна из самых худших вещей, которые только может сделать человек. Она идёт в комплекте с «рисоваться», «требовать к себе внимания» и «чрезмерно всё драматизировать».
Я росла с ба, и это означало, что меня учили никогда не привлекать к себе внимания. Меня предостерегали даже от того, что обычно делают дети: кувырки, глупые танцы, прыжки со стула.
Справедливости ради, однажды я всё-таки упала, и это очень огорчило ба. Мне было около шести, и местный совет установил на детской площадке новую лазательную лесенку.
Крохотной шестилетке эта лесенка казалась громадной. На ней даже висел знак, что она предназначена для детей старше восьми, но его все игнорировали, даже ба.
Она обычно сидела на скамейке, читая книгу, а Леди лежала у её ног, пока я играла. В день, когда это произошло, на площадке была ещё пара знакомых мне детей, и мы подначивали друг друга взобраться на вершину, где располагалась небольшая платформа.
Я была на середине лестницы, когда других детей позвали их мамы, и к тому времени, как я добралась до верхушки, они уже слезли. Они шли к своим мамам, которые стояли почти у выхода, так что я закричала:
– Эми! ЭМИ! Олли! Посмотрите на меня! Ба! ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!
Я вопила, размахивая руками, и видела, что другие люди в парке оглядываются, но Эми с Олли так и не посмотрели на меня, а ба озиралась по сторонам, потому что услышала мой голос, но не догадалась поднять голову.
– Я ТУТ, НАВЕРХУ! – заорала я. – ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ!
И тут я упала. Моя нога соскользнула, и я навернулась. Я ударилась головой о металлическую перекладину, а потом меня немного задержала верёвочная сетка, так что на землю я шлёпнулась не со всего размаха, но всё же достаточно сильно, чтобы на пару секунд отключиться. Под лазательной лесенкой было такое мягкое пористое покрытие, и я растянула запястье, но, думаю, могло быть и гораздо хуже.
Когда я очнулась, вокруг меня собралась, наверное, дюжина людей – они стояли и сидели на корточках или коленях. Ба держала мою голову в ладонях и приговаривала:
– Только не снова. Пожалуйста, Господи, только не снова, – что – в тот момент – казалось странноватым.
Я пролежала там ещё немного – гораздо больше, чем мне хотелось, вообще-то, – но смотритель парка должен был провести все тесты, которым, скорее всего, научился на курсах повышения квалификации смотрителей парка. Вроде такого: дышу ли я как следует? Не двоится ли у меня в глазах?
Всё, чего мне хотелось, – это встать и уйти домой, а там оплакать своё больное запястье.
В конце концов толпа рассосалась, и остались только я, Леди, ба и сторож. Крови не было, и ба хотела пойти домой и наложить мне на запястье лёд.
По дороге домой я спросила её:
– Что ты тогда имела в виду? Когда говорила «только не снова»?
Сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, она была слегка ошарашена, но всё-таки это происходило давненько.
Она просто ответила:
– Ничего, милая. Я ничего не имела в виду. Я просто не хочу, чтобы ты поранилась, хорошо?
Даже тогда это показалось мне необычным. Настолько необычным, полагаю, что я запомнила всё довольно чётко.
Это и то, что она сказала после:
– Люди смотрят, только когда падаешь.
Глава 51
На следующее утро ба сама милота – улыбается, бодрая такая. Как будто ничего не происходит.
Я почти убедила себя, что все странности последних пары дней и недель навоображала себе сама, как и шебуршание, доносившееся из её спальни прошлой ночью.
Я по-прежнему освобождена от занятий по причине «болезни», помните, но спускаюсь на первый этаж в школьной форме, как обычно.
Ба уходит раньше меня, а я остаюсь запереть дом и отвести Леди к собачьей няне. (Мне приходит в голову, что я могла бы сэкономить десять фунтов, которые мы ей платим, и оставить их себе, и я уже на грани того, чтобы именно так и поступить, когда у меня просыпается совесть и напоминает, что я уже и без того втянута в паутину обмана. Нечего его приумножать. Кроме того, это быстро вскрылось бы.)
Так что я привожу Леди в обычное время, но, вместо того чтобы отправиться в школу, делаю петлю – и вот я снова дома, не успели уроки начаться, стою посреди спальни ба и таращусь на антресоли шкафов.
Комната ба определённо самая аккуратная и чистая в доме: вероятно, потому, что я здесь никогда не бываю. Всё прибрано: со спинки стула не свисают блузки, нигде не валяются одинокие носки, по полу не разбросаны книги. На туалетном столике лежит щётка для волос с серебряной спинкой и стоит резная шкатулка, полная всяких мелочей. Интерьер оформлен в синих и серых тонах. Ковёр серый, покрывало с синими полосками, подушечки сине-белые, занавески серо-бело-синие. И пахнет здесь приятно: парфюмом ба и дезодорантом.
Вдоль одной стены располагаются встроенные шкафы для одежды с рядами антресолей вдоль верха, доходящих до самого потолка.
Я достаю из кладовки на лестнице маленькую стремянку. У неё всего три ступеньки. Даже встав на самую верхнюю, мне приходится вытягивать шею, чтобы заглянуть в первую открытую мной антресоль. Внутри оказывается примерно то, что я и ожидаю найти: пледы, запасное пуховое одеяло и длинный пуховик, который ба купила, надела один раз, а потом увидела у кого-то по телику похожий и больше его не носила.
Вторая антресоль пуста. В третьей обнаруживаются постельное бельё и картонная коробка с моими старыми книжками с картинками, и я провожу счастливые полчаса, пролистывая их и вспоминая, как ба читала мне в детстве. (Ба говорила, что собирается пожертвовать их на книжную распродажу в церкви, но это было сто лет назад, так что она, наверное, совсем забыла.)