Путь истинной любви
1
Сияющий закат, умноживший красоты Бландинга, принес меньше радости тем, кого долг и дела держали в Лондоне. Мортимер Мейсон, старший партнер фирмы «Мейсон и Сэксби, театральная антреприза», полагал, что не помешал бы резкий исландский холод. Мало того что он задыхался, как рыба на суше, — июльская жара губила самый театр. Только вчера, чтобы сократить расходы, он уволил часть хора и очень жалел хористок. Он был добр, когда-то участвовал в шоу и знал, что такое — остаться без работы в середине летнего сезона.
Кто-то постучался в дверь, и вошел свирепый сторож, охранявший контору.
— Ну, что там? — устало откликнулся Мортимер Мейсон.
— Вы примете мисс Браун, сэр?
— Какую мисс Браун? Сью?
— Да, сэр.
— Конечно. — Несмотря на жару, он просиял. — Она здесь?
— Да, сэр.
— Пускай войдет.
Мортимер Мейсон всегда любил эту Сью отеческой любовью — и просто так, и за приветливость, и за прилежание, но больше всего за то, что она была дочерью Долли Хендерсон. Не он один из старых лондонцев умилялся, вспоминая о Долли и добрых старых днях, когда у них еще была талия. Он вылез из кресла, но тут же шмякнулся в него, обиженно восклицая:
— Нельзя же быть такой свежей!
Упрек был заслужен. Когда плавится асфальт и тают антрепренеры, неловко походить на розу, окропленную росой. Сама по себе Сьюзен состояла из глаз и улыбки.
— Простите, папочка! — рассмеялась она, и он слабо застонал, ибо смех ее напомнил ему позвякивание льдинок в кружке пива. — А вы на меня не смотрите.
— Ладно, говори, зачем пришла. Замуж выходишь?
— Не сейчас, к сожалению.
— Разве твой типус не вернулся?
— Вернулся, как раз сегодня. Он ждет внизу. Хотите взглянуть?
— Надо спускаться вниз? — осторожно спросил Мейсон.
— Нет, можно из окна.
Мортимер Мейсон подошел к окну и увидел спортивную машину, а в ней — молодого человека, который, откинувшись на спинку, курил сигарету в длинном мундштуке и сурово поглядывал на местных мальчишек, как бы не поцарапали кузов.
— Ты его любишь? — спросил Мейсон.
— Ужасно.
— А кто он такой? Да, знаю, Фиш, но не в том дело. Деньги у него есть?
— Есть, только дядя не дает, лорд Эмсворт. Он опекун или что-то такое.
— Эмсворт? Знал, знал его брата. Давно это было. — Он крякнул. — Галли! Какой человек! Надо бы его найти, предложить одну штуку. Где он?
— Газеты пишут — там, в замке. Ронни едет туда сегодня вечером.
— Так скоро? Ай-яй-яй! — Он покачал головой. — Нехорошо.
Сью опять рассмеялась.
— Ты смотри! — продолжал он. — За ними глаз да глаз.
— Не беспокойтесь, папочка.
— Что ж, я тебя предупредил. Значит, Галли в Бландинге? Запомню. Да, а зачем я тебе понадобился?
Сью стала серьезной.
— Я хотела попросить об одной услуге.
— Давай, давай.
— Насчет этих девочек…
— Ну, что такое?
— Вы уволили Салли Филд.
— Да, и что?
— Ей очень трудно живется. Вы не могли бы уволить лучше меня?
Мортимер Мейсон забыл о жаре, хотя и хватал ртом воздух.
— Что?
— Уволить меня.
— Тебя?
— Да.
— Ты рехнулась!
— Нет, папочка, пожалуйста!
— Ты ее любишь?
— Не особенно. Я ее жалею.
— Ну и ладно.
— Папочка, у нее совсем нет денег!
— Ты мне нужна в этом шоу.
— Ах, Господи, какая разница!
— Такая. В тебе есть… — он пошевелил пальцами, — что-то эдакое. Как в матери. Ты знаешь, я был вторым jeun premier[22], когда она только начинала…
— Да, вы говорили. Теперь из вас вышли бы сразу два. Ну как, уволите?
Мортимер Мейсон подумал.
— Что с тобой поделаешь! — сказал он в конце концов. — Не уволю, уйдешь сама. Я тебя знаю. Ты удалая девица, Сью. И мать была такой. А как ты будешь жить? Помочь тебе? Я бы побегал, поспрашивал.
— Куда вам, папочка! Вот если бы вы вставали в шесть часов и делали гимнастику…
— Молчи, а то прибью!
— Ну хорошо. Спасибо вам, не надо. У вас хватает забот. Я справлюсь. Главное — Салли, вы ее спасли.
— Зачем ее спасать, она с ритма сбивается!
— Все равно, дело сделано. Пока.
— Не убегай, а?
— Надо. Ронни ждет. Поедем куда-то пить чай. Кажется, на реку. Только подумайте — деревья, вода…
— Дал бы тебе линейкой, — сказал Мейсон. — Но я ведь и сам вылезу из этой турецкой бани. Еду в Блэкпул. Вода, песок…
— …и вы с совочком. Пришлите мне фотографию! Ну, бегу, Ронни там запечется.
2
Запекаться, да еще ждать девушку, которую ты не видел полтора месяца, не так уж приятно, и молодой человек ярко-розового цвета вышел из машины, чтобы постоять хотя бы в относительной тени. Стоял он у входа, под козырьком, читал афиши, печально думая о том, что сегодня едет в Бландинг.
Привратник Мак вылез из своего логова, дыша тем предчувствием радости, которое испытывают верблюды, завидевшие оазис, и театральные швейцары, которые скоро смогут заглянуть за угол, в пивную. Чувством своим он поделился с Ронни.
— Уже скоро, мистер Фиш.
— Э?
— Скоро, говорю.
— А!..
Заметив мрачность собеседника, добрый Мак угадал причину.
— Жарко-то как, мистер Фиш!
— Э?
— Как услышал, так и сказал: «Ну, жуть!»
— О чем?
— Да о вашем кабачке. Это же надо! Прогорели.
— А… — коротко откликнулся Ронни.
У Мака было много хороших свойств, но не деликатность. Он подбадривал бы Наполеона беседой о зимнем спорте в Москве.
— Как вы это затеяли, я и сказал: «Два месяца, не меньше». А тут — полтора!..
— Семь недель.
— Ну, семь. Я пожарному сказал: «Это тебе не кот начхал, тут мозги нужны». А уж у вас с мистером Кармоди… Вы его не видели?
— Нет. Я был в Биаррице, он — в Шропшире. У моего дяди секретарем.
— А я вот его видал, — сообщил Мак.
Авангард труппы вышел из дверей — жаждущие флейты, две-три скрипки и сердитый гобой. Гобои в неволе дичают.
— Да уж, я его навидался. Все к нам ходил, к мисс Браун. Большие друзья.
— О! — сказал Ронни.
— Как их увижу, так и смеюсь.
— Почему?
— Он-то во-о-он какой, а она — одно слово, фитюлька. Оно всегда так. Вот я — шесть футов, а супруга — чистый кролик. Живем хорошо.
— А! — снова сказал Ронни.
— Цветы-то ваши пришли.
— Э?
— Ну, цветы для мисс Браун. — Мак ткнул пальцем в сторону полки, где стоял большой букет. — Я еще не передал.
Букет был красивый, но Ронни он не понравился. Щеки его стали еще розовей, глаза — остекленели.
— Дайте-ка их мне, Мак, — выговорил он.
— Нате, сэр. Прямо жених! Нет, прямо…
Мысль эта посетила и Ронни. Мимо прошли две девушки, они хихикнули.
— Когда мисс Браун выйдет, скажите, что я — в машине.
— Хорошо, сэр. Скоро нас навестите?
— Вряд ли. Еду в Шропшир.
— Надолго?
— Да.
— Жалко, сэр. Ну, доброго вам пути. Спасибо.
Вцепившись в букет, Ронни подошел к машине. К цветам была привязана карточка. Он прочитал и швырнул цветы на сиденье.
Девушки шли теперь стайками, и Ронни понять не мог, почему в газетах пишут о «красотках из шоу». Наконец появилась та, из-за которой сердце его запрыгало; когда же она побежала к нему — чуть не выскочило изо рта.
— Ронни, миленький!
— Сью!
— Прости, что задержала!
Ронни забыл все, даже то, что ей шлет букеты какой-то мерзавец по имени П. Фробишер Пилбем.
— Понимаешь, заходила к мистеру Мейсону.
— Зачем?
Ронни видел много фильмов и знал, каковы антрепренеры.
— Так, по делу.
— Он тебя звал в ресторан?
— Нет. Он меня уволил.
— Тебя?
— Да, я безработная, — весело сказала Сью.
— Я ему сверну шею!
— Не надо, он не виноват. — Она увидела цветы и радостно взвизгнула: — Это мне?
— Вероятно.
— То есть как?
— Да, тебе.
— Спасибо!
— Ну, садись.
Когда пробка задержала машину, он приступил к делу.
— Да, насчет цветов.
— Прелесть какая!
— Возможно. Я их не посылал.
— Ты их принес, это еще лучше.
— Они вообще не от меня. Какой-то гад, П. Фробишер Пилбем.
Улыбка померкла. Сью знала, как ревнив ее Ронни.
— Да? — растерянно сказала она.
Кожура прохладной сдержанности, годами слагавшаяся в Итоне и Кембридже, с треском лопнула, и миру явился истинный Роналд Овербери Фиш.
— Это еще кто такой? — взревел он.
— Не знаю!
— А чего же он шлет цветы?
— Да, все время шлет и пишет…
Ронни заскрежетал зубами.
— И ты его не знаешь?
— Одна наша девочка сказала, он издавал газету «Светские сплетни». Раньше, не сейчас.
— Сейчас он посылает цветы!
— Что я могу поделать?
— Да ты и не хочешь.
Глаза у нее сверкнули. Но, сообразив, что ее Ронни снова уподобился шестилетнему ребенку, она попыталась его отвлечь.
— Ну я же актриса! — сказала она. — Ты же не обвиняешь Лилиан Гиш[23], что ей поклоняются.
Ронни не сдался.
— Иногда я думаю, — сказал он, — любишь ли ты меня.
— О, Ронни!
— Думаю. Кто я такой? Вот, прогорел. Мозгов нет.
— Ты такой красивый!
— Слишком розовый. Почему я не похож на… А, да! Мак говорит, вы с Хьюго не расставались.
Сью вздохнула.
— Да это раньше было, — терпеливо объяснила она. — Я люблю с ним танцевать. Неужели ты думаешь, что я могу в него влюбиться!
— А что такого?
— В Хьюго? — Она рассмеялась, как смеялась всегда, думая о мистере Кармоди.
— Он лучше меня. Не такой румяный. Играет на саксофоне.
— Господи, перестань! Я люблю тебя.
— А не Хьюго?
— Нет.
— И не Пилбема?
— Конечно, нет. Тебя.
— А! — сказал Ронни.
Человек пылкий, он мгновенно взмыл из бездны к вершинам. Туча ушла, байроническая скорбь исчезла, он улыбался.
— Знаешь, почему я спешу в Бландинг? — спросил он.
— Нет.
— Хочу дядю обработать.
— Что?
— Обработать дядю Кларенса. Как я женюсь без денег?
— Да, я понимаю… Расскажи мне про Бландинг, Ронни.
— Как это?
— Я хочу все себе представлять, когда ты там.
Ронни задумался. Он не был художником слова.
— Ну, такой замок. Парки всякие, сады. Деревья. Террасы.
— А девушки?
— Моя кузина Миллисент. Дочка дяди Ланселота, он уже умер. Наши хотят, чтобы мы с ней поженились.
— Какой ужас!
— Нет, ничего. Мы оба против.
— Ну, это еще туда-сюда. А другие девушки есть?
— Больше нету. Мать познакомилась в Биаррице с одной американкой. Очень богатая, Майра Скунмейкер. Ну, мать пристала: «Ронни, почему ты не звонишь Майре? Своди ее в казино. Потанцуете». Ужас какой-то. Теперь ее ждут в замке.
— Ой!
— При чем тут «ой»?
— Нет, все-таки… Вообще-то они правы. Тебе надо жениться на девушке твоего круга.
Ронни едва не наскочил на другую машину.
— Осторожней! — вскрикнула Сью.
— А ты не говори черт знает что! Мало мне наших…
— Бедненький! Ну, прости. Но ты пойми их, кто я такая? Дочь певички из мюзик-холла. Знаешь, в розовом трико…
Ронни растерялся. Он никогда не думал о семье мисс Браун, и розовое трико его немного испугало. Он представил себе крашенную перекисью тещу, которая говорит девятому графу: «Солнышко».
— Ее звали Долли Хендерсон.
— Не слышал.
— Так это же было давно, двадцать лет назад.
— Я думал, ты из Америки.
— Папа меня увез, когда она умерла.
— А, она… э… ее нет в живых?
— Конечно.
— Какая жалость… — сказал Ронни, заметно приободрившись.
— А папа был в ирландской гвардии. Капитан какой-то.
— Красота! — закричал Ронни. — Мне-то что, хоть бы он студнем торговал, но наши…
— Ну, вряд ли.
— Нет, не говори! Он в Лондоне?
— Он умер.
— Э? О! Да… — проговорил Ронни. — Все равно им скажем.
— Если хочешь. Но я же сама певичка.
Ронни представил себе мать, тетю Констанс — и разум подсказал ему, что она права.
— А ну их всех! — решил он. — Они думают, если человек служит в шоу, он должен плясать на столе перед пьяными маклерами.
— Как интересно! — вставила Сью. — Попробовать, что ли?
— Возьмем дядю Галли. Он полюбил одну актрису еще в Средние века. И что? Отослали багажом в Южную Африку. Чушь какая-то! Надоели! Нет, пойду к дяде Кларенсу и все скажу.
— Я бы не говорила.
— Да?
— Да. Если он про меня услышит, он денег не даст. А так — все может быть… Какой он?
— Дядя Кларенс? Он хороший, сонный такой. Помешан на цветах. Нет, сейчас у него свинья.
— Какая прелесть!
— Был бы я свиньей, он бы меня озолотил.
— Ты и так свинья.
Ронни вздрогнул. Совесть грызла его под идеально сшитой жилеткой.
— Ну, прости! Я тебя люблю, вот и ревную. Если ты мне изменишь, я… прямо не знаю, что я сделаю. Ты… это…
— Что?
— Поклянись.
— Как?
— Пока я в замке, ты ни с кем не будешь танцевать.
— Даже танцевать?
— Да.
— Хорошо.
— Особенно с Пилбемом.
— А я думала, ты скажешь: с Хьюго.
— Он в замке.
— В вашем замке?
— Да. Служит у дяди Кларенса.
— Значит, тебе будет не скучно. Хьюго, Майра, Миллисент…
— Оставь ты эту Миллисент! Если ты думаешь, что для меня существуют какие-то девушки…
Голос его стал напевным. Сью слушала и радовалась. В конце концов, день и вправду был прекрасен.
3
— Кстати, — сказал Ронни, — ты себе представляешь, куда мы едем?
— В рай.
— Нет, сейчас.
— Кажется, в кафе.
— В какое? Здесь их вроде нет. Понимаешь, то-се, и я очень далеко заехал. Надо вернуться, скажем — к «Карлтону». Как тебе?
— Можно и туда.
— Или в «Ритц»?
— Куда хочешь.
— А, черт!
— В чем дело?
— Сью! У меня мысль!
— Когда-то начинать надо.
— Поедем ко мне!
— К тебе?
— Да. Там никого нет. Наш дворецкий — хороший дядька. Даст нам чаю, ничего не скажет.
— Это хорошо.
— Так поедем?
— С удовольствием. Ты мне покажешь свои детские фотографии.
Ронни покачал головой. Любому риску есть пределы.
— Нет. Никакая любовь не выдержит моего вида в матроске. В последнем классе, с Хьюго — это можно. Перед матчем.
— Вы выиграли?
— Нет. В критический момент этот идиот промазал.
— Ужас! — сказала Сью. — Может, я бы и влюбилась в Хьюго, но теперь — конец! — Она огляделась. — Совсем не знаю этих кварталов. Такие аристократические… Далеко до Норфолк-стрит?
— Следующий квартал направо.
— Ты уверен, что никого нету?
— Ни единой души.
Он был прав. Леди Констанс, строго говоря, находилась на улице. Она только что вышла. Прождав племянника полчаса, она оставила ему записку и пошла в «Кларидж» выпить чаю.
— О Господи! — воскликнул Ронни, завидев ее. — Моя тетя!
Тетя оглядела машину холодным взором. Как она призналась Миллисент, она была старомодна и, видя своих племянников с прелестными девушками, подозревала худшее.
— Здравствуй, Роналд.
— А… э… привет, тетя Констанс.
— Ты нас не познакомишь?
Опасность обостряет разум. Достигнув цвета герани и поправив воротничок, Ронни Фиш произнес те единственные слова, которые могли предотвратить беду:
— Мисс Скунмейкер.
— Мисс Скунмейкер!
Сходство леди Констанс с драконом мгновенно исчезло. Мало того — она устыдилась, что подумала дурно о непорочном племяннике.
— Моя тетя, леди Констанс Кибл, — легко и просто сказал Ронни.
Сью была не из тех, кто бросает друга в беде. Она широко улыбнулась.
— Рада встретиться с вами, леди Констанс, — сказала она. — Леди Джулия столько про вас рассказывала.
— Значит, вы уже в Лондоне?
— Да.
— Не задержались в Париже?
— Нет.
— Когда же вы едете в Бландинг?
— О, скоро!
— Я еду сегодня. Ты отвезешь меня, Роналд?
Ронни кивнул. Теперь, когда опасность миновала, его охватила слабость.
— Приезжайте поскорее! Сады очаровательны. Мой брат так хочет вас видеть, а я собиралась выпить чаю. Не присоединитесь ко мне?
— Я бы рада, — сказала Сью, — но не могу, спешу. Мы ездили по магазинам.
— Я думала, вы все купили в Париже.
— Не совсем все.
— Ну, я вас жду в замке.
— Спасибо. Ронни, нам не пора?
— Пора, — буркнул Ронни. — Едем.
— Я так рада с вами познакомиться. Сестра столько о вас писала. Возвращайся, Роналд, отвезешь меня.
— Хорошо.
— До свидания!
— До свидания, леди Констанс!
Машина двинулась. Завернув за угол, Ронни вынул платок и отер лоб.
— Значит, это тетя Констанс, — сказала Сью. — Нет, ты гений! Как быстро сообразил! Почему ты никогда не говорил мне, что ты такой умный?
— Я не знал.
— Конечно, все немножко усложнилось.
— А? Что? Ты думаешь?
— Когда я была маленькой, я учила стихи…
— Не отвлекайся, старушка. Не до того.
— Я не отвлекаюсь. Значит, стихи. Сейчас я помню две строчки: «Мы попадем в густой туман, когда решимся на обман»[24].
— Да что ты!
Она и не поморщилась.
— А когда приедет настоящая мисс Скунмейкер, с двадцатью четырьмя чемоданами?
— Черт! — сказал Ронни.
— Что ж, — продолжала Сью, — остается одно — идти дальше.
— Как?
— Послать ей телеграмму, что в Бландинге скарлатина. Подпись — «Леди Констанс». Вот почта. Иди посылай, пока силы есть.
И Ронни пошел на почту в глубоком раздумье.