– Да, как правило.
– Ну вот, видите? – кивнул денди портному. – Давайте остановимся на тонком сукне.
Отвесив подобострастный поклон, мастер удалился.
– Пройдитесь немного со мной, – предложил Девлин, пристраиваясь рядом со щеголем на выходе.
Стареющий повеса бросил сомневающийся взгляд на солнце, ярко сиявшее в чистом небе.
– Так и быть, прогуляюсь с вами до конца улицы, но затем, боюсь, мне придется взять портшез. Видите ли, я ужасно восприимчив к солнечным лучам. Если не остерегаться, моментально становлюсь черным, как дикарь.
– Ладно, – покосился Себастьян на молочно-белую кожу франта. Он дождался, пока лорд Квиллиан ознакомится с образчиками пуговиц, выставленными в ближайшей витрине, а затем поинтересовался: – Полагаю, вы уже слышали о смерти епископа Лондонского?
– А кто, скажите на милость, не слышал? – изящно повел плечом барон, продолжая путь. – Сообщение в «Морнинг пост» чуть не вызвало у меня судороги. Хотя я никогда не испытывал к этому человеку ничего, кроме глубочайшего презрения, но все же… Насилие любого сорта – это так грубо.
– Тем не менее, по слухам, вы и сами дрались на двух дуэлях в молодые годы?
Квиллиан натянуто улыбнулся. Его ленивый взгляд вдруг утратил сонную поволоку.
– Не намерены же вы поставить в один ряд происшествие с Прескоттом и поединок, проводимый по всем правилам кодекса чести? Осмелюсь заявить, что получить ломом по голове – это несколько… вульгарно, не так ли?
– Уж не говоря о том, что смертельно.
– Пожалуй, – фыркнул барон. – Хотя, по правде сказать, Прескотт сам виноват. Он должен был подумать о последствиях прежде.
– Прежде чем что?
– Разумеется, прежде чем настраивать против себя половину города.
– Я слышал, вы и сами повздорили с епископом на публике. Кажется, в прошлую субботу? В Гайд-парке? – добавил Себастьян, видя, что собеседник непонимающе уставился на него.
– А-а, вы об этом, – лорд Квиллиан отмахнулся от инцидента небрежным взмахом тонкой руки, обтянутой белоснежной лайковой перчаткой.
– Именно. Полагаю, разногласия возникли по поводу упразднения рабства?
– Чертов праведник пытался протянуть через парламент закон об отмене рабства, – засопел барон. – По моему мнению, даже заикнуться о таком во время войны равнозначно государственной измене. Финансовые последствия этой невероятной дурости окажутся губительными.
– Для вас.
– Для Англии.
– Думаю, его преосвященство верил, что усердствует во благо высшей силы.
– Этот человек был глупцом.
Себастьян заметил, как рука собеседника теснее сжала серебряный набалдашник прогулочной трости. Виконт и сам имел подобную вещицу: если повернуть изысканную рукоятку, обнажится длинный, узкий кинжал.
– Поговаривают, Прескотта пытались шантажировать. Вам, часом, ничего об этом не известно?
– Шантажировать? Правда? – губы барона растянулись в деланной усмешке, но взгляд оставался жестким. – Вы допускаете, что в прошлом его добродетельства имелось нечто, могущее сделать безгрешного святошу уязвимым для вымогателей? Как… забавно. Этим можно было бы воспользоваться, если бы знать раньше.
Виконт вгляделся в тщательно напудренное лицо модника:
– Так вы утверждаете, что не знаете в прошлом епископа никакого предлога для шантажа?
– Шантаж – это так отвратительно. Вы не согласны?
– Как и убийство, – заметил Себастьян.
– Совершенно верно. Если желаете знать мое мнение – а я полагаю, что желаете, ведь вы явно намеренно разыскали меня для обсуждения данного кошмарного дела – так вот, властям не мешало бы присмотреться к действиям этого субъекта из колоний.
– Из колоний? Американца?
– Вот именно. Его, кажется, зовут Франклином. Если не ошибаюсь, перед недавними неприятностями он был губернатором Нью-Джерси или чего-то вроде.
– Вы имеете в виду Уильяма Франклина? Сына Бенджамина Франклина[22]?
– Да-да, его. Он выходил из кабинета Прескотта, как раз когда я туда наведался в понедельник днем.
– Вы встречались с епископом в этот понедельник?
– Встречался, – кивнул денди, помахивая тростью. – Надеялся убедить его отказаться от намерений обрушиться со страстными нападками на рабство перед пэрами в этот четверг.
– Взывая к его лучшим чувствам?
– Не совсем. Угрожая лишить членства в клубах.
По правде говоря, угроза изгнать джентльмена из клуба показалась Себастьяну одной из форм шантажа, но он только спросил:
– А Франклин?
– Как я сказал, американец уже уходил. Их с Прескоттом беседа была явно разгоряченной, поскольку, войдя в прихожую, я услышал реплику епископа, что скорее в аду потухнет огонь, чем он станет договариваться с сыном предателя. На что Франклин ответил… – тут барон запнулся, словно в самый последний миг ощутил угрызения совести от того, что, по сути, обвиняет человека в убийстве.
– Да? – почтительно вопросил виконт.
– На что Франклин ответил: «Таким, как вы, в аду самое место», – выжидающе покосился на собеседника лорд Квиллиан.
– Как я понимаю, вы полагаете, что это была угроза?
– А разве эти слова невозможно истолковать именно в таком качестве?
– Возможно. Никаких предположений, что могло вызвать их спор?
– Увы, нет. Всеблагие небеса, – приложил тыльную сторону кисти ко лбу барон, – кажется, я начинаю потеть. Это вы виноваты. Заставить меня шагать по улице, как какую-то молочницу, разносящую заказы! Портшез! Портшез! – воззвал на всю улицу вельможа.
Парочка носильщиков, отиравшихся возле ближайшей гостиницы, откликаясь на призыв, поспешила к собеседникам.
– Карлтон-хаус, – приказал лорд Квиллиан, устраиваясь на стеганых подушках.
– И еще один вопрос, – взялся виконт за ручку, чтобы предотвратить бегство. – Где вы были вчера вечером?
– Как где? У принца, – негодующе округлил глаза барон.
– Весь вечер?
– Разумеется, – огрызнулся собеседник, подавая носильщикам знак двигаться.
Отступив на шаг и прищурив глаза от слепящего солнца, Себастьян смотрел вслед удалявшемуся портшезу.
ГЛАВА 11
По заросшему травой склону холма на краю Грин-парка[23], крепко сжимая перекладину воздушного змея и взбивая коленками подол муслинового платьица, бежала девочка лет двенадцати-четырнадцати – обычный нескладный подросток, с заурядными русыми волосами и пухлыми щеками своего знаменитого предка, Бенджамина Франклина. Себастьян смотрел, как ветер надувает крылья игрушки, трепля красный шелк. Удерживая змея, девочка что-то восторженно кричала невысокому полному мужчине, который размашисто шагал впереди нее.
Держа в одной руке толстую деревяшку с намотанным шнуром от змея, Уильям Франклин, одетый в старомодного кроя сюртук и бриджи с пряжками, второй рукой потихоньку отпускал бечевку. Быстро перебирая обтянутыми чулками икрами, он окликнул:
– Давай!
Девочка, подпрыгнув, отпустила перекладину. На миг игрушка нырнула вниз, грозя врезаться в землю. Но тут крылья наполнились ветром, и змей малиновой вспышкой взметнулся в ясно-синее небо.
– Держи бечевку, быстрее! – крикнул Франклин, протягивая деревяшку. Шалунья, весело смеясь, схватила ее и понеслась по парку. Подол платьица развевался вокруг ее ног, а над головой парил воздушный змей.
Тяжело дыша, мужчина согнулся и оперся руками о колени. Его пухлое лицо раскраснелось и вспотело, но во взгляде, следившем за русоволосой девочкой с яркой игрушкой, плескалось веселье.
– Ваша внучка? – спросил Себастьян, приблизившись.
– Эллен. Я ее с пеленок вырастил. Мы с вами знакомы, не так ли? – прищурившись, выпрямился американец.
– Да, хотя удивительно, что вы меня помните. Я Девлин, – пожал виконт руку пожилому джентльмену. – Много лет назад слушал одну из ваших лекций о Гольфстриме.
– Знаете, – кивнул Уильям Франклин в сторону девочки, – а ведь это отец Эллен, мой сын Темпл[24], помогал моему отцу наносить течение на карту. По пути из Лондона в Америку.
– Знаю.
– Вы интересуетесь морскими течениями?
Собеседники, развернувшись, пошли рядом по лужайке.
– Полагаю, следует стараться быть в курсе научных открытий своего времени.
– Хм-м-м. Но мне почему-то кажется, что вы разыскали меня не для беседы о температуре воды, не так ли, лорд Девлин?
Услышав свой титул, Себастьян развернулся к американцу лицом.
– Я встречал вашего отца много лет назад, – улыбнулся тот. – Хотя сомневаюсь, чтобы он когда-либо рассказывал вам о нашем знакомстве.
– Нет, не рассказывал.
Повернув голову, Франклин проводил взглядом бегущую по парку внучку.
– Как-то мы плыли вместе на одном корабле. Лорд Гендон возвращался из колоний, а я… Я начинал жизнь изгнанника.
Он помолчал пару минут. Оживлявшая черты веселость исчезла, выражение лица сделалось подавленным и печальным.
– Я как раз потерял свою первую жену. Она умерла, пока бунтовщики держали меня в тюрьме[25], – тяжело вздохнув, собеседник потряс головой. – Прошу прощения за сентиментальность. Чем старше становлюсь, тем тяжелее для сердца воспоминания о минувших днях.
Спутники постояли, наблюдая за змеем, то взмывавшим ввысь, то ныряющим к земле.
– Полагаю, вы здесь из-за епископа Прескотта? – спустя минуту спросил Франклин.
– Откуда такое предположение? – покосился Себастьян.
– Я пока не выжил из ума, – потемневшим от табака пальцем постучал американец по виску. – Возможно, наукой вы тоже интересуетесь, но подлинное ваше увлечение – расследование преступлений. Нетрудно догадаться, что вам сообщили о моей недавней ссоре с его преосвященством.
– Так это правда?
– О, да. То, что меня миновало старческое слабоумие, не означает, что я не совершаю глупостей.