— Я бы не далась.
— Откуда ты знаешь? Он начал, когда она была совсем маленькой. Она не понимала, что происходит.
Иззи посмотрела на свои кеды. Ее сейчас стошнит.
— Понятно. Какой ужас.
— Это точно.
— Но прошло столько лет… Неужели Шэннон так и не поняла, что ты сказала маме, потому что хотела ей помочь?
— Я думаю, она была рада, что он уехал и правда не выплыла наружу. По-моему, больше всего она боится, что все узнают. Но никто не узнал. Мы с мамой никому не сказали. Хотя, наверное, стоило бы. Может, Шэннон было бы лучше, если бы ее забрали у матери. Ты говоришь, она должна все забыть и простить. Но она думает, что я предала ее, так же как родители. Мне кажется, она не верит, что кто-то может любить ее, заботиться о ней. И сама она никогда не научится любить. Она понятия не имеет, как родители заботятся о детях, трясутся над ними. От ее-то родителей этого не дождешься. Естественно, ей и в голову не пришло, что я рассказала своей матери, потому что любила ее.
— А как же Итан?
— Итан для нее всего лишь трофей. Ведь о нем мечтают все девчонки. Шэннон его безумно ревнует, хотя по большому счету ей на него наплевать. Она переспала с половиной футбольной команды. Бедняга Итан даже не в курсе. Она совсем запудрила ему мозги.
— Он знает про ее отца?
— Вряд ли она бы стала о таком трепаться.
Иззи схватилась за край кожаного сиденья и стала смотреть вперед, сквозь лобовое стекло. С одной стороны, ей было жаль Шэннон. С другой, она по-прежнему не понимала, почему она измывается над одноклассниками. Ей что, лучше от этого? Иззи прекрасно знала, как это бывает, когда бесит все вокруг так, что хочется накинуться на кого-нибудь с кулаками. Но она причиняла боль только самой себе. Отец Шэннон — чудовище, но это не значит, что она должна стать такой же.
Она подумала о Кларе. Ее отец тоже был монстром, хоть и в другом смысле. И мать не сумела ее защитить. Родители предали Шэннон, предали Клару. Как же так? Неужели так бывает? Иззи не могла в это поверить. Она вспомнила своего отца. Он был хорошим человеком и заботливым отцом. Хоть в этом ей повезло. Но он мертв. Мама его убила. Зачем люди заводят детей? Чтобы сломать им жизнь?
— Теперь ты все знаешь, — прервала ее мысли Алекс. — У нас с тобой есть что-то общее. Мой отец тоже умер.
— Мне жаль, — откликнулась Иззи. — Что же случилось?
— Он погиб в автокатастрофе, когда мне было девять, — ответила Алекс.
— Значит, ты живешь с мамой?
Алекс пожала плечами.
— Ага. Она классная, только вечно пропадает на работе. А после работы ходит к разным медиумам на сеансы. Я тоже люблю всякую такую фигню, но она совсем помешалась. Только и разговоров о том, как ей хочется пообщаться с отцом.
— Ну зато ты точно знаешь, что она его любила, — заметила Иззи.
— Пожалуй, — кивнула Алекс. — Слушай, можно тебя кое о чем спросить?
— Конечно, — ответила Иззи.
— Если ты не хочешь об этом говорить, так и скажи.
— О чем?
— Почему твоя мать застрелила отца?
Иззи долго молчала.
— Не знаю, — ответила она. Жгучие слезы обжигали глаза.
— Плохи дела, — посочувствовала Алекс.
— Это точно, — прошептала Иззи.
Новая подруга высадила ее у дома. Иззи сделала уроки, приняла душ, положила дневник Клары на кухонный стол и стала с замиранием сердца ждать, когда Пег и Гарри вернутся с работы домой.
ГЛАВА 10КЛАРА
Первая зима, которую Клара провела в Уилларде, показалась ей бесконечной, самой длинной за всю ее жизнь. Почти каждую неделю бури яростно швыряли в окна тяжелые хлопья снега, и на стеклах образовывалась ледяная корка. Между белых наростов можно было разглядеть только пепельно-серые тучи, висевшие в низком небе. Кларе казалось, будто она застряла в гигантской снежной крепости. Она представляла, что все пациенты вместе с ней превратились в лед и каждую секунду могут разбиться. Этот лед состоял из слез, смешанных с грязью и кровью. Она чувствовала ее соленый вкус на потрескавшихся губах.
Как и другие новички Уилларда, она была вынуждена по восемь часов в день семь дней в неделю сидеть в так называемом солярии. Их выводили оттуда только в столовую и в туалет, по расписанию. В остальное время до ужина они терпеливо ждали на жестких скамьях, стоявших вдоль стен, а санитары строго следили за тем, чтобы они не шумели и не вставали. Клара тихонько ерзала на сиденье, чтобы ягодицы не затекали, но в конце первой недели ее зад болел так, словно был покрыт ссадинами и истекал кровью.
В субботу утром она впервые осмелилась встать без разрешения. Со слезами на глазах она спросила, можно ли ей сходить в туалет. В тот день дежурили санитары Дэн и Ричард. Они сидели на складных стульях у стола в центре комнаты и играли в покер. Другие пациентки оставались на своих местах. Кто-то, опустив голову и прислонившись к стене, спал, кто-то плакал, пускал слюни, пел или разглядывал комнату с таким видом, будто их окружали невидимки.
— Кажется, меня сейчас стошнит, — сказала Клара, прижимая руку к животу.
Ричард положил карты на стол и встал. Он сурово посмотрел на нее.
— Сядь, — приказал он, показав небритым подбородком на скамью. — Перерыв будет через час.
— Но мне надо сейчас! — запротестовала она. — Пожалуйста!
Ричард стал надвигаться на нее, подняв подбородок и выпятив грудь. Он остановился всего в паре футов от Клары.
— Я сказал тебе сесть!
— Разве можно поступать так с людьми? — спросила она, качая головой. — Это неправильно!
Ричард закатил глаза и высунул язык, передразнивая девушку. Санитар был похож на мальчишку, затеявшего ссору на школьном дворе. Он сделал к ней еще один шаг.
— Мне велено следить, чтобы ты сидела на месте, — сказал он, дергая верхней губой.
Клара попыталась его обойти, зажимая рот рукой, но он схватил ее за плечо, впившись в него острыми, как когти, ногтями. Она ударила его по руке, а он толкнул ее в центр комнаты. Она стала выворачивать запястье, чтобы высвободиться, но безуспешно — он был слишком силен.
— Отпусти меня! — закричала она. — Вы должны помогать людям, а не мучить их!
Клара больше не могла сдерживать рвоту. Она согнулась пополам, и ее стошнило прямо на пол, рядом с ботинками Ричарда.
Второй санитар поднялся со стула. Одна пациентка закричала и заплакала, другая побежала к двери. Третья встала и стала раскачиваться взад-вперед, а четвертая принялась расхаживать по комнате, тряся головой и заламывая руки. Медсестра Тренч вбежала в комнату и велела женщинам сесть на свои места.
— Отведите ее в палату «С»! — крикнула она.
Ричард вытолкал Клару из комнаты и потащил по коридору. Он с легкостью тянул ее за собой, как ребенка. Наконец он открыл дверь и, сердито закряхтев, толкнул ее внутрь. Девушка оказалась в помещении без окон, в которой стояла одна койка. Санитар шагнул за ней, с грохотом захлопнув дверь. Клара оступилась и чуть не упала, но удержалась на ногах. Ричард приблизился к ней. Она попятилась, дрожа всем телом, и прижалась спиной к стене. Клара даже не увидела, как санитар занес руку, только почувствовала, как он дал ей пощечину с такой силой, что черная молния боли пронизала все ее тело. Голова девушки откинулась в сторону, волосы упали на глаза. Она прижала руку к горящей пульсирующей щеке и сквозь слезы в ужасе посмотрела на парня.
Он схватил ее за плечи и, не обращая внимания на сопротивление, потащил к кровати в центре комнаты, приподнял и бросил на вонючий матрас. В комнату вбежал второй санитар и прижал ее, схватив за плечи горячими руками. Она извивалась, боролась изо всех сил. Но все было бесполезно. Пока второй санитар держал Клару, Ричард застегнул на ее запястьях и лодыжках кожаные ремни и привязал девушку к кровати.
— Зачем вы это делаете? — закричала она. — Я всего лишь попросилась в туалет!
Дверь снова открылась, и в комнату торопливо вошла другая медсестра. В руках у нее сверкнул шприц. Она проскользнула рядом с Ричардом к краю кровати, ущипнула кожу на плече Клары и вогнала в нее иглу.
— Нет! Не надо! — заорала Клара. — Отпустите меня!
— Это пойдет тебе на пользу, — сказала медсестра.
Ричард и второй санитар, тяжело дыша, отступили назад и посмотрели на девушку. Их вспотевшие лбы блестели.
— Они по-хорошему не понимают, — сказал Ричард, вытирая рукой лоб.
— Пожалуйста, — попросила Клара, — развяжите меня.
Медсестра и санитары, не обращая на нее внимания, захлопнули железную дверь. В замке звякнули ключи. Спустя несколько минут раздался скрипучий лязг металла. Она вздрогнула и поежилась. Кто-то открыл квадратное зарешеченное окошечко в верхней части двери. Девушка подняла голову, чтобы туда заглянуть, но увидела только чей-то лоб и моргнувшие глаза. Затем окошечко закрылось, и в коридоре послышались приглушенные голоса. Клара вновь положила голову на матрас. Потолок заколыхался и потемнел. Она взглянула на стены. Углы комнаты стали закручиваться внутрь, а плинтус пульсировать в такт ее бешено бьющемуся сердцу. Вдруг ее снова затошнило. Она едва успела повернуть голову набок, и рвота полилась изо рта. Клара кашляла, задыхаясь в собственной рвоте. Веки отяжелели. Она два раза моргнула, и все померкло.
Когда девушка пришла в себя, то сразу почувствовала боль в животе. Кожа на запястьях и лодыжках горела, руки и ноги ломило так, словно она с кем-то подралась. Она попыталась повернуться на бок, но не смогла, потому что была привязана к кровати. Простыня была мокрой и холодной, в комнате воняло рвотой и мочой. Она сразу все вспомнила: ее поместили в палату-одиночку.
Клара подняла отяжелевшую голову и огляделась. Куполообразный потолочный светильник наполнял комнату призрачным желтым сиянием. Стены вращались у нее перед глазами. Она опустила голову, чтобы прийти в себя. Набравшись храбрости, она посмотрела на дверь. Клара хотела позвать на помощь, но увидела в углу медсестру Тренч. Та читала книгу.
— Развяжите меня, пожалуйста, — едва слышно попросила Клара охрипшим голосом.