Эпизод третий. Визит Брежнева в Мадрас.
«К нам прибывает с официальным визитом делегация высшего уровня, во главе с председателем Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежневым. Помимо столицы Дели делегация, представляющая коллективного главу государства, посетит крупнейшие центры страны – Бомбей, Калькутту и Мадрас. Мы рассчитываем, что сотрудники Генконсульств в Бомбее и Калькутте активно подключатся к работе с делегацией. Но, что касается поездки по всей стране, это ложиться целиком на плечи посольства», – так начал однажды утром дипломатическое совещание посол И. А. Бенедиктов.
Далее он раздал поручения дипломатам и попросил меня остаться.
– Леонид Иванович, – сказал он, – в Мадрасе у нас нет никакого представительства, а это крупнейший торгово-промышленный, финансовый и культурный центр Южной Индии. Вы как раз собираетесь в командировку на юг, вот я и решил поручить вам организацию встречи делегации в Мадрасе. Не скрою от вас, что первоначально в программе пребывания делегации в Индии не было Мадраса, но я предложил включить его в программу и рад, что это предложение было принято. Что же касается вас, я понимаю, что в одиночку организация приема делегации – дело более чем хлопотное, но вы справитесь.
Не знаю, решил ли посол «подставить» меня под крупное начальство, но задание посла полагается выполнять. Сначала я позвонил мистеру Чоудри, моему личному, «закрытому» для других доброжелателю. Он был бизнесменом из штата Андхра Прадеш, владельцем фирмы Nava Bharat Enterprises, поставляющей нам табак. Будучи студентом одного из американских университетов, Чоудри участвовал в демонстрации протеста. Его сфотографировали и затем, предъявив «улики», исключили из университета.
Чоудри обиделся на всю жизнь и невзлюбил все американское. Он перевелся в один из канадских университетов, который успешно закончил. Вернувшись на родину, Чоудри занялся делом отца: производством табака и торговлей им. Чоудри каждый год жертовал один миллион рупий Компартии Индии (тут лежали его симпатии) и один миллион – партии «Нацконгресс» (все-таки правящая и дружественная к СССР). Я в какой-то степени содействовал его бизнесу, в случайном разговоре со специалистом торгпредства попросил учесть «мой интерес» к Чоудри и заключить с ним контракт на поставку табака в нашу страну. Мне ответили:
– А нам все равно, с кем заключать, к тому же его фирма – ведущий производитель табака в Индии.
Чоудри попросил меня, когда речь пойдет о деньгах «в интересах дела», без стеснения обращаться к нему. Я решил, что в Мадрасе без денег не обойтись (рассчитывать на щедрость посольства не приходилось). К тому же Чоудри был из тех мест, а значит, ему будет легче договариваться с местными, если возникнет необходимость.
Мой визит в Мадрас был вполне успешным. Меня принял министр внутренних дел, который заверил, что Брежнева встретят как главу дружественного иностранного государства. Будут и губернатор, и глава правительства, и министры. Единственной проблемой для него была поездка по городу сопровождавшей Брежнева делегации, поскольку нужного количества машин в распоряжении правительства не имелось. Но он сам придумал, как поступить: надо договориться с владельцем фирмы такси, и таксисты, зная город, обслужат гостей наилучшим образом. Мне он предложил свою машину, ее пропускают везде. На этом и порешили.
Сложнее складывалась задача «организовать прессу». Министр прямо сказал, что многотиражные газеты – все частные, стоят в оппозиции к правительству, и оно не может на них воздействовать.
Справедливости ради надо отметить, что корреспондент ТАСС был вторым человеком из Союза, которому была поручена организация прессы вокруг визита Брежнева в Мадрас. Именно на него была возложена задача освещения визита Брежнева. К сожалению, он ее не выполнил (и не мог выполнить).
Чоудри «прилип» ко мне в Мадрасе. Он встречал меня в аэропорту, отвез в гостиницу, снял в гостинице номер рядом с моим. Мы вместе поехали к владельцу газет, сидели в его приемной, когда туда зашел корреспондент ТАСС. Он находился там недолго и вышел со словами: «Владелец заломил такую сумму, что у меня годовые расходы меньше». Я перевел его слова Чоудри, и тот среагировал быстро: «Теперь мой черед». Вошел в кабинет и скоро вышел улыбаясь: «Теперь все улажено». Так решилась вторая, наиболее трудная задача задания (после проблемы машин).
Утром, когда я ехал в аэропорт, вдоль улиц уже собрались толпы с индийскими и советскими флажками. Некоторые держали на палочках портреты Брежнева. Такие же портреты были наклеены на придорожные пальмы. Было солнечное утро, что располагало к радостному возбуждению.
В аэропорту все ждали специальный рейс, другие рейсы не принимались или задерживались. Когда Ил-18 прибыл, к нему подкатили трап, и первый человек, который по нему поднялся, был я – с папочкой в руке. Открылась дверца, за ней стоял член экипажа, за ним – Брежнев. Когда докладывал Брежневу, кто его встречает, показалось, что глаза у него розовые.
Брежнев спустился по трапу, его радушно приветствовал губернатор, почетный караул был на месте, оркестр играл гимны. Я сопровождал Брежнева. Он был явно недоволен тем, что оркестр решил исполнить наш гимн целиком. Обернувшись ко мне, он сказал:
– Почему исполняют весь гимн?
Вопрос требовал ответа. Я быстро сообразил:
– Тут провинция, и гостей такого уровня встречают не часто, вот и стараются.
Потом я снова поднялся по трапу и стал раздавать выходящим членам делегации (они строго соблюдали очередность) номерки на машины (они у меня были в папке), аналогичные тем, что красовались под ветровым стеклом у такси.
Я поехал в губернаторский дворец – резиденцию Брежнева, и радовался, что у меня так здорово все получилось. Вокруг губернаторского дворца в парке была сплошная красота, которую подчеркивали безмятежно прогуливавшиеся среди пышной зелени винторогие козлы и косули. Во дворце было тихо. Я прошел на балкон, из которого дверь вела в кабинет губернатора. На балконе две молоденькие девушки – назовем их Маша и Дуняша – занимались неотложными делами: Маша гладила брюки Леонида Ильича, Дуняша разогревала на обычной электроплитке открытую банку тушенки. Я спросил, зачем она это делает, ведь губернатор заготовил такой обед, что на столе и птичье молоко будет. Но девушки мне серьезно ответили: «Леонид Ильич с фронта любит тушенку». Возразить было нечего. На мой вопрос, почему у Леонида Ильича белки глаз розовые, они дружно ответили, что он страдает гипертонией, отсюда и цвет белков.
Я нашел место в приемной к кабинету, где расположился Брежнев, и думал, как хорошо все получилось, как вовремя я подключил Чоудри и вообще какой я молодец. Сидел в одиночестве около получаса, вдруг дверь из кабинета отворилась, вышел Брежнев. Я приподнялся в надежде, что он меня похвалит или, по меньшей мере, даст какую-либо награду. Но Леонид Ильич, сверкнув глазами, вдруг спросил:
– А где мои зеленые попугаи?
Я честно признался, что не знаю, на что Брежнев отреагировал резко:
– Должны знать! Вы здесь за все отвечаете!
И прибавил:
– Работать не умеете! Чтобы через полчаса зеленые попугаи были на балконе!
Я как встал, так и сел. В голове крутились разные мысли. Вот если бы на моем месте был пожилой человек, карьерный дипломат, то его, наверное, схватил бы инфаркт. Хорошо, что я кандидат экономических наук, и если меня вышибут из МИДа, то возьмут в какой-нибудь институт (так у меня впервые возникла мысль ухода из МИДа).
А пока я должен был продолжить свою деятельность «ответственного» за Мадрас. Первым делом я вызвал второго секретаря нашего посольства Мишу Федосеева (здесь я был главным), он объяснил, что перед отлетом из Калькутты губернаторша Западной Бенгалии, госпожа Найду, подарила Брежневу клетку с зелеными попугаями, но где попугаи, Миша не знает. Я ему сказал:
– Миша, вот что произошло: попугаи пропали. А ведь это твоя ответственность, ты отвечаешь за багаж. Бери мою машину, езжай на базар, поймай или купи пару зеленых попугаев – тут они везде на пальмах висят – и никого не надо беспокоить или бояться.
Миша сказал, что все будет сделано.
Пока Миша отсутствовал, из кабинета вышла Маша или Дуняша и сказала:
– Вы искали попугаев? Они спокойно сидят в клетке на балконе: кто-то накрыл их мешковиной, чтобы не кричали, вот мы их и не заметили.
Но Мишу было уже не остановить, он уехал на базар…
На обеде губернатора делегация присутствовала в полном составе, я на обеде не был, птичье молоко не пил: во-первых, обед был в честь делегации, во-вторых, есть мне совсем не хотелось.
Эпизод четвертый. Посредничество в Индокитае.
В июле Советский Союз, как всегда, выполнял свои посреднические функции (совместно с Великобританией) в Индокитае. На посольство СССР в Индии МИДом была возложена функция по выполнению этой миссии. Мы должны были, согласно международным обязательствам, заявить, что в Индокитае за год ничего существенного не произошло.
В дипломатическом Дели лето – мертвый сезон: все послы и большинство сотрудников посольств в отпуске, те, кто не смог выехать (и члены их семей) пребывали в Симле (горном курорте в Гималаях, недалеко от Дели). Не было посла Бенедиктова (он был в отпуске), его обязанности выполнял посланник Тулеген Тажибаев, бывший министр иностранных дел Казахстана. Несколько сотрудников, в их числе я, оставались в посольстве.
Меня вызвал Тажибаев, сказал про посредничество в Индокитае и поручил подготовить нашу версию очередного коммюнике. Я спросил его, а сохранилась ли прошлогодняя копия. Тажибаев сказал, что распорядится найти ее. Нашли. Тажибаеву, видно, очень не хотелось ехать к англичанам, и он поручил мне выполнить всю миссию.
Я выехал из посольства на машине посла с красным флагом на переднем крыле. Англичане встретили меня как подобает в таких случаях, караульный солдат салютовал. В вестибюле меня ждали трое или четверо. Удивились, что приехал явно не посол. Посадили в лифт вместе с сопровождающим, он провел меня к исполняющему обязанности посла Александеру. Тот радостно принял меня, угостил чаем, за которым мы сопоставили тексты коммюнике. Выяснилось, что различие – в одном слове (видно, что за образец был взят тот же прошлогодний текст) с одной поправкой. Поскольку слово было не ключевое по смыслу, я без колебаний согласился, отметив, что Александеру лучше знать английский, чем мне. Он был очень доволен, что обошлось без полемики. Миссия была завершена.