— Келлер, прекрати. — Парень моей сестры с отвращением скривил губы. — Ты, очевидно, никогда не видел, чтобы она закатывала истерику из-за того, что ей приходится колоть дрова по выходным в доме наших родителей.
Я усмехаюсь, не впечатленный.
— Умоляю. Думаешь, это плохо? Я отвечу на этот приступ, похожий на рубку дров и расскажу такое, что, очевидно, ты не знаешь: Грейсон запихивала в рот восемнадцать маршмеллоу за один раз. Попроси ее разок поиграть с тобой в Чабби Банни.
Голубые глаза Кэла расширяются.
— Серьезно? Восемнадцать маршмеллоу? Чувак, какого хрена.
— Да, серьезно. Это игра, в которую они играли в лагере. Потом она приходила домой и играла в нее со своими друзьями. Это чертовски тревожно. — Я морщусь, вспоминая, как моя изящная, светловолосая и энергичная младшая сестра — гордость и радость моих родителей — в подростковом возрасте запихивала в рот одну белую пастилу за другой.
Как настоящий босс.
Парень моей сестры хихикает.
— Ну, способность помещать большие предметы в рот — это навык, который пригодился нам обоим. Куда я могу отправить свое благодарственное письмо?
— Ха-ха, очень смешно, придурок.
Раскатистый смех Кэла отдается громким эхом, звуча непрактично и ржаво, когда девочки снова приближаются, Грейсон берет инициативу на себя, а Табита следует за ней по пятам.
Она скептически смотрит на нас.
— Над чем смеетесь? — спрашивает Грейсон, автоматически приближаясь к Кэлу, ее тело повторяет контуры его — как два кусочка головоломки, которые были сделаны так, чтобы подходить друг другу. Ее рука скользит вокруг его талии, прищурив светло-карие глаза на меня.
Моя сестра некрасиво поджимает губы.
— Что? Что я сделал? — Я спрашиваю. — Что это за неодобрение во взгляде?
Эти щелочки орешника становятся тоньше.
— Что ты ему сказал?
Я немедленно хватаю квадратную белую салфетку для коктейля с центра стола, скомкиваю ее и засовываю в рот.
— Чабби Банни (прим. «Пухлый кролик» — неформальная игра для отдыха и дедовщины, которая включает в себя размещение все большего количества зефира или подобных предметов, таких как ватные шарики, в собственный рот и произнесение фразы, которую трудно четко произнести с набитым ртом).
— О, боже! — Грейсон смеется и хлопает меня по руке. Больно. — Ты говнюк!
Я скомкал еще одну. Она присоединяется к первой.
— Чабби. Банни.
— Прекрати, Коллин, или задохнешься. Я не хочу звонить родителям из больницы, потому что ты запихал салфетки себе в рот.
— Эй, меня заставили это сделать — мы сравнивали истории о дерзких сестрах. — Мой голос приглушен из-за двух салфеток, засунутых мне в рот. Белый уголок торчит у меня между губ, когда я продолжаю. — Он не оставил мне выбора.
По нейтральному выражению лица Табиты я не могу сказать, забавляют ее мои детские выходки или ужасают.
Моя сестра хватает салфетку для коктейля, комкает ее в кулаке и со смехом бросает в меня.
— Если подумать, то вот. Засунь и это. Может, это заставит тебя замолчать. — Грейсон поворачивается к Табите и закатывает глаза. — Честно говоря, я не знаю, что ты в нем нашла, и теперь я должна усомниться в твоем вкусе в мужчинах. Для взрослого мужчины иногда он такой незрелый.
Табита хихикает.
Кэл переводит взгляд со своей сестры на меня и обратно.
— Подожди. На самом деле, вы встречаетесь? Я думал, что ты шутишь.
— Нет. С чего ты взял?
Он смотрит на свою сестру.
— Я имею в виду, я люблю тебя, Табби, так что без обид — я просто не привык видеть, что ты с кем-то встречаешься. Я уже учился в колледже, когда ты встречалась с этим придурком бейсболистом, и даже я знал, что он тебя не заслуживает.
Я придвигаюсь ближе к Табите, притягиваю ее к себе и расслабляю руку на ее бедре.
— Чертовски верно, он ее не заслуживал, — добавляю я, хотя понятия не имею, о каком бейсболисте он говорит. Делаю мысленную пометку спросить об этом позже. — Твоя сестра невероятна.
— Я знаю это, Коллин. Просто говорю, что она встречалась с настоящими придурками.
— Не нарочно, — указывает Табита, кладя голову мне на плечо. Я сжимаю ее в объятиях. — Помнишь Брайана Рикмана? Он не был таким уж ужасным.
Кэл смеется.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве ты не встречалась с ним в девятом классе?
— К чему ты клонишь?
— Это не считается. Тебе было четырнадцать.
Она прищуривает свои ярко-голубые глаза.
— Как ты вообще все это помнишь?
Кэл краснеет, рана на его лице кажется еще более серьезной. Огорченный, он бормочет:
— Возможно, я читал твой дневник, а возможно, и нет. — Табита срывается с места и бьет его своей сумочкой. — Ай! Я сказал «возможно»! Боже! Нет никаких материальных доказательств того, что я действительно это сделал.
— Ладно, разойдитесь вы двое, — вмешивается Грейсон, вступая в игру. – Разойдитесь по углам.
Но Кэл в ударе и выводит разговор на полный круг.
— Хотя, на самом деле, мне просто любопытно — как вы в конечном итоге нормально познакомились? — Он морщится. — Я не имел в виду свидание. Я имел в виду разговор.
— Знакомство? — Табита прочищает горло. — Ну, так совпало, что однажды днем мы столкнулись друг с другом, выполняя работу вне офиса. Иногда я работаю в кафе, сижу со своим ноутбуком и пью кофе.
Я соглашаюсь.
— Да. Это случилось, когда столкнулись друг с другом перед новосельем...
— Он напугал меня до чертиков, — перебивает Табита.
— У нее была самая очаровательная паническая атака, и она пролила на себя кофе. По всей белой блузке. Я надеялся, что это превратится в конкурс мокрых блузок...
— Заткнись, ты заставляешь меня нервничать!
— Я заставляю тебя нервничать? Почти уверен, что все было наоборот.
— Боже мой, ты такой милый. — Она взволнованно чмокает меня в щеку, затем обращается к своему брату. — Итак, он просто стоит там и пялится, что меня очень удивило. Я заканчиваю тем, что сметаю все со стола, включая отредактированную версию моей книги —
— Она просто попадает под стол, — добавляю я с понимающей ухмылкой.
Табита вскидывает руки в воздух.
— И что он делает? Ничего! Не говорит об этом ни слова, придурок.
Мы развлекаем Грейсона и Кэла, обмениваясь колкостями.
— Что я должен был делать? Мне надо было как-то привлечь твое внимание. Прикарманить книгу, которую ты написала, было лучшим способом сделать это...
— Ну, тебе не нужно было красть ее и держать в заложниках, чтобы я пошла с тобой. — Она игриво шлепает меня по руке, сжимая при этом мой бицепс. Я сгибаюсь. — Это было так грубо. Он использовал это, чтобы шантажом заставить меня пойти на наше первое свидание.
— Умоляю, даже не делай вид, что ты собиралась отказаться…
— Я собиралась сказать «нет»! Ты был таким настойчивым. — Она подчеркивает это заявление поцелуем в линию моего подбородка, прежде чем с энтузиазмом продолжить болтать. — Он намеренно пытался поставить меня в неловкое положение. Он даже прочитал вслух десятую главу, когда мы встретились. В конце концов, я согласилась встретиться с ним, потому что мне действительно нужно было ее вернуть.
Потерявшись в собственном потоке бормочущей чепухи, ни один из нас не понимает, почему Кэлвин и Грейсон уставились на нас, разинув рты.
Стоп.
Какого хрена они так на нас пялятся?
Из-за того, что мы сказали? Разве мы....
О черт.
Ох, черт возьми. Дерьмо.
Я сжимаю талию Табиты, подталкивая ее замолчать. В своем волнении она даже не понимает, что мы выболтали ее секрет. Что своей бессвязной болтовней она выдает свой секрет.
Кэл поднимает ладонь, чтобы остановить нас.
— Назад. Вы, ребята, только что сказали, что она написала книгу? Какую книгу? Кто написал?
Я показываю непонимание.
— Мы такое сказали?
— Да, придурок, сказали. — Он в упор смотрит на свою сестру, на его лицо опускается темная туча. — Табби, ты написала роман?
— Э-э... — Она застыла, приросшая к полу, ошеломленная. — О боже мой. Я сказала, не так ли? Колин, пожалуйста, скажи, что я не...
Тишина.
За этим следует неизбежное.
Табита отстраняется, высвобождаясь из моего тела. Я пытаюсь остановить ее, схватив за плечо, но она удивляет меня, толкая так сильно, что я отшатываюсь на несколько шагов.
— Табита, это просто вырвалось. Детка, успокойся —
— Просто вырвалось! Просто вырвалось? О боже, я все время твердила об этом! Я такая идиотка. Идиотка! — Она вскидывает руки в воздух, побежденная, и поворачивается ко мне лицом, тыкая меня в грудь кончиком указательного пальца, игнорируя своего брата и мою сестру. Сердитая. Недовольная. — Один год, Колин. Один. Год. Двенадцать месяцев. Пятьдесят две недели. Вот как долго я держала свой роман в секрете. — Она топает прочь, пыхтя и бормоча что-то себе под нос, прежде чем вернуться. — Все возненавидят меня за ложь! Как я собираюсь смотреть в глаза своим родителям и видеться с бабушкой на выходных после того, как они узнают? Они подумают, что я... Коллин, я только что рассказала всем секрет, который скрывала от них целый год!
— Ну, не всем. Мамы и папы здесь нет, — вмешивается ее брат, пытаясь быть полезным.
— Заткнись, Кэлвин. Это касается только меня и Коллина, — предупреждает Табита с громким визгом. Ладно, может быть, это и не совсем визг, но это определенно нечто среднее между криком и хныканьем.
Эй, скромница, успокойся.
Ей серьезно нужно остыть.
Я не полный идиот, поэтому держу рот на замке, полный решимости выдержать ее тираду.
— Это был мой хорошо охраняемый секрет. Как я могла быть такой глупой? О чем я только думала! Боже, почему я просто тебе не отказала, когда ты позвал меня на свидание? Этого никогда бы не случилось. Я такая идиотка.
Стоп. Она обвиняет меня?
— Таб, пожалуйста. Успокойся, милая, будь благоразумна. Это хорошо, разве ты не понимаешь? Мне жаль, но, может быть, твой брат знает...