И тут ощущаю прикосновение. Что это, мой серф? Или отец? Не знаю. Что бы это ни было, оно толкает меня вниз, еще глубже. Но потом соскальзывает, и я снова один. Поздно. Слишком поздно. Я приоткрываю рот, в него хлещет вода, и я рефлекторно сжимаю зубы. Кажется, волна начинает отступать, потому что в черноте я вдруг вижу пузырьки. Но вместо того чтобы подниматься вверх, они падают. Падают на дно океана.
И тут мне становится ясно. Я перевернулся вниз головой. Ногами кверху. Я плыл ко дну, вместо того чтобы пробиваться к поверхности. Из последних сил стараюсь перевернуться и сменить направление. Другой попытки не будет. Если это не поможет, знаю: сдамся. Сдамся на волю пылающих легких и вдохну соленую морскую воду. А потом умру. Я уже почти чувствую это.
Но борюсь, и мне становится легче, потому что я устремляюсь вверх, и вода больше не черная, а снова зеленая, и это придает мне сил, а потом вода становится белой от пены и пузырьков, и моя голова выныривает на поверхность. Я хватаю ртом воздух, прежде чем погрузиться опять, но мне этого хватает, чтобы бешено заколотить ногами, и в следующий раз, когда моя голова вырывается из воды, она остается там, и я вдыхаю смесь воздуха и морских брызг, кашляю и отплевываюсь. Я болтаюсь на воде не меньше минуты, цепляясь за доску, которая так и остается рядом со мной, привязанная лишем к ноге. Потом вижу отца. Кажется, волна унесла меня далеко вперед, к пляжу, потому что нас разделяет не меньше тридцати ярдов, и он еще в открытом море, где другая волна вот-вот обрушится на него. Я смотрю, как он разворачивается и встречает ее, аккуратно подныривая под гребень. А потом пропадает из виду за бушующими валами.
Я понимаю, что должен пользоваться этой возможностью. Ложусь на доску и снова начинаю грести – теперь прямиком на пляж. Если получится добраться до земли, я смогу спрятаться в скалах. Я знаю такие места, где меня никто не найдет. Не представляю, что буду делать дальше, но сейчас не время думать об этом. Я не хочу утонуть!
Очередная волна подхватывает меня сзади, но уже гораздо слабее. С полсекунды я барахтаюсь в облаке пены, но потом она все-таки переворачивает меня. Паника возвращается, но я успеваю закрыть рот, и волны выносят меня обратно на поверхность. Доска все еще тут, на другом конце лиша, и я опять забираюсь на нее, продолжая двигаться в сторону пляжа. Слышу, как отец зовет меня, – его голос раздается далеко-далеко. Я знаю, что могу. Должен справиться. Накатывает новая волна, но я к ней готов. Хватаюсь за нос доски и держусь изо всех сил. И тут волна подхватывает серф и тащит его вперед, преодолевая оставшееся расстояние. Я видел, как серферы специально так делали, чтобы скорей выбраться на берег. Просто ложились на доски и ждали, пока волна их донесет. Именно так и я делаю сейчас. Мне удается продержаться секунд двадцать, прежде чем я соскальзываю набок и снова оказываюсь в воде. Но на этот раз мои ноги касаются дна. Последняя волна вынесла меня на мелководье. Я не решаюсь обернуться и посмотреть, где отец. Вместо этого встаю на ноги, но волна, катясь назад, мешает мне, так что я иду, будто в замедленной съемке. Голос отца доносится до меня опять – он что-то кричит. Наверное, тоже лег на волну. Я оборачиваюсь: он в тридцати ярдах от меня. Надо бежать. Надо добраться до скал. Спрятаться там, прежде чем отец меня догонит.
По крайней мере, я выбрался из воды и стою на песке. Последний рывок: я низко наклоняю голову, чтобы броситься бегом, но что-то вцепляется мне в щиколотку, и я взлетаю на воздух. Взмахиваю руками и падаю; песок царапает мне лицо, забивается в горло. Что это было? Отец чем-то в меня бросил? Я пытаюсь пошевелиться, но уже слышу его шаги, приближающиеся ко мне. Все тело болит. Пытаюсь ползти, но что-то по-прежнему держит меня за ногу. Я оборачиваюсь и глазами прослеживаю лиш, которым привязан к серфу. Так вот что мне помешало! Пытаюсь отстегнуть его, но времени нет. Отец уже мчится в мою сторону. Я все равно ползу, ползу к скалам, волоча доску за собой, но он в один миг преодолевает оставшееся между нами расстояние. Наступает на лиш, хватает меня за щиколотку и подтаскивает к себе. Я кричу. Никто меня не слышит, но я кричу все равно.
Не собираюсь умирать тихо.
Глава 48
– Можете повторить, пожалуйста? – сказал лейтенант Лэнгли.
– Тут сказано, что он числится среди пропавших. И находится в зоне риска, потому что отец как минимум однажды пытался его убить… – начала Дэйвенпорт.
– Где вы?
– В архиве.
– Ждите. Спускаюсь.
Две минуты спустя Лэнгли уже склонился над женщиной, сидящей за терминалом. Его взгляд устремлен в экран.
– Видите, вот здесь: когда я попыталась создать новый файл на Уильяма Уитли, оказалось, что его отпечатки уже есть в системе. Под именем Бенджамина Остина… – опять начала Дэйвенпорт. Она развернулась на стуле, чтобы лейтенанту было лучше видно.
– Н-да. Угу. И кто отец? Я пока не вижу.
Шэрон торопливо начала печатать в строке поиска. Появилась иконка песочных часов, перевернулась несколько раз, потом страница обновилась.
– Джейми Стоун, – прочитала Шэрон. – Разыскивается полицией Орегона за убийство, попытку убийства, препятствование правосудию и – о боже! – похищение ребенка. – Она опять развернулась и поглядела на лейтенанта.
– Распечатайте это. Прямо сейчас, – сказал Лэнгли, поднимая трубку телефона на столе.
Две первые полицейские машины подкатили к коттеджу на утесе около одиннадцати, спустя девяносто минут после того, как Лэнгли закончил звонок. Уэст сидела во второй; ее выходные сорвались, но планов на них все равно не было. Ее захватили из Силверли, и дальше они ехали с включенными сиренами, пока не добрались до моста, ведшего к разбросанным домикам Литтли. Там сирены выключили, чтобы не спугнуть обитателей коттеджа.
Патрульный за рулем слишком резко свернул на подъездную дорожку и поцарапал бампер полицейской машины о столбик, за которым начиналась живая изгородь из ежевичных кустов, но никто в салоне ничего не сказал, а может, и не заметил. Их сердца колотились в бешеном ритме, в воздухе бурлил адреналин.
Первая полицейская машина подрулила прямо ко входу, и водитель той, в которой сидела Уэст, притормозил на подъездной дорожке, заблокировав ее на случай, если Стоун попытается сбежать. Уэст распахнула дверцу и побежала вперед, сжимая в руке пистолет. Когда она заскочила в маленький садик перед коттеджем, патрульные, прибывшие на первой машине, уже колотили в дверь. Она огляделась по сторонам; сердце стучало так сильно, что его грохот отвлекал внимание. Уэст замерла, тяжело дыша, готовая открыть заградительный огонь, как ее учили.
На стук Лэнгли никто не отозвался. Он снова заколотил по деревянной двери. Потом дал сигнал офицеру в форме, стоявшему у него за спиной, и отступил. Офицер уже держал наготове тяжелый стальной таран, выкрашенный красным. Уэст вспомнила, что в Академии его называли НОД – Нехеровая Отпиралка Дверей. При первом ударе дверь устояла, но от второго из нее посыпались щепки, и она распахнулась вовнутрь. Лэнгли вошел первым, держа пистолет перед собой. В Академии они тренировались, врываясь в недостроенные дома, и при их появлении фанерные бандиты и шпана либо валились на пол, либо продолжали стоять – как повезет. Мысли стремительно проносились в ее мозгу. Будет ли мальчик внутри? Вот она – реальная версия их тренировок.
Уэст кивнула Роджерсу, стоявшему рядом с ней. И тоже вошла в дверь.
Та вела сразу на кухню, которая теперь показалась Уэст более тесной, чем при первом визите. На столешнице осталось несколько невымытых тарелок и кружек. Слабо пахло кофе. Один из настенных шкафчиков стоял на полу, а на том месте, где он висел недавно, виднелось выцветшее пятно. Из кухни наверх вела лестница, и оттуда уже доносились крики «чисто» – это патрульные обыскивали второй этаж. Ступеньки заскрипели под ногами Лэнгли, спускавшегося вниз; его ботинки глухо стучали по голому дереву.
– Их тут нет. – Он потряс головой, потом повернулся к патрульным. – Доложите всем по рации.
Лэнгли вышел на крыльцо.
– Тогда где же он, черт побери? – воскликнул Роджерс, не обращаясь ни к кому конкретно. – Вот же дерьмо!
Они проверили участок, потом Лэнгли велел им ждать снаружи, пока он сделает необходимые звонки. Они стояли у низкого парапета и глядели на пляж. На воде было несколько точек – наверное, пловцы. Более вероятно – серферы.
– Какая-то гребаная катастрофа! – рявкнул Роджерс, ударяя по парапету ногой. – Поверить не могу, что сукин сын был у нас под носом!
Уэст нахмурилась:
– Думаешь, это он? По-твоему, Стоун убил Каррен?
– А по-твоему, нет? Ты же его видела! Он был… – Роджерс взмахнул рукой, подбирая нужное слово. – Как натянутая струна, пока мы с ним говорили. Как будто готовился бежать. Ты разве не заметила?
Уэст не стала отвечать.
– Наверняка он ждал, что мы предъявим ему обвинение. Спорю на что угодно – он поверить не мог в свою удачу, когда мы просто так его отпустили.
Уэст постаралась припомнить их разговор с Сэмом и Билли Уитли – как они их знали тогда.
– Да, вроде он нервничал, – сказала она.
– Сейчас он наверняка на полпути в Мексику, мать его, – продолжал Роджерс, не слушая ее. Он надул щеки, став похожим на упитанного хомяка.
– Возможно, – вздохнула Уэст.
– Да не возможно, а наверняка. Ты бы разве не сбежала?
– Я просто хочу сказать, что мы этого не знаем. – Она огляделась по сторонам. – Дом не выглядит так, будто из него сбежали с концами.
– А как он должен выглядеть? Или ты рассчитывала на прощальную записку?
Роджерс отвернулся и поглядел за парапет, под которым скала отвесно уходила вниз. В зябком воздухе повисло молчание.
– Нет, – внезапно ответила Уэст. – Я просто пытаюсь понять, что случилось. Этот парень убивает Оливию Каррен, а его сын дает нам обоснованную, хотя и ошибочную подсказку, насчет того, кто может быть убийцей. Какой в этом смысл?