Повисла долгая пауза; все трое молчали. Ходж заговорил первым:
– И что дальше? Арестуете меня или как?
Он обвел помещение глазами, словно беспокоясь о том, кому его запирать. Уэст что-то писала в своем блокноте.
– Вы сказали, что не сообщили полиции, потому что опасались ревности своей девушки.
– Да.
– Как ее имя?
Ходж ответил не сразу. Вгляделся в лицо Уэст.
– А ей обязательно знать?
– Я бы сказала, что ревность подружки сейчас далеко внизу длинного списка ваших проблем.
Несколько секунд Ходж еще смотрел на нее, потом отвел взгляд.
– Эмили. Эмили Франклин.
И закрыл лицо ладонями.
– Сильно рисковала, детектив, – заметил Роджерс, когда Ходж не мог их слышать. Он попросил разрешения переодеться, прежде чем его отвезут в участок. Роджерс тщательно проверил раздевалку, прежде чем дать свое согласие, и теперь они стояли перед дверью – единственным выходом оттуда, – дожидаясь его.
– Да уж, – ответила Уэст. Она никак не могла отойти от потрясения, вызванного признанием Ходжа. – Но когда ты на него надавил, реакция была подозрительная.
– Зато сработало, – сказал Роджерс. Уэст не поняла, чьи действия он имеет в виду – ее или свои собственные.
– Ты ему веришь? – спросила она секунду спустя, понимая, что времени переговорить у них осталось немного – Ходж вот-вот должен был выйти.
– Не знаю. А ты?
Уэст пожала плечами:
– Есть кое-что, чего я не понимаю: если Ходж убил Каррен, откуда ее кровь и волосы у Стоуна в пикапе?
Роджерс задумчиво нахмурился, потом потряс головой.
– Ничего не могу сказать. Есть и еще странность.
– Какая?
– Эмили Франклин. Я помню это имя. Наш парнишка, Билли, постоянно переписывался с ней. У него в компьютере куча этих писем. Они вроде как дружили.
– И что тут странного?
– Помимо разницы в возрасте? А то, что она знала про его безумное расследование насчет Филипа Фостера. Он отсылал ей обновления. И она даже не попыталась его отговорить. Я бы сказал, скорее подталкивала.
На мгновение оба задумались.
– Ты ведь понимаешь, что будет дальше? – сказала Уэст немного погодя. Сказала прежде, чем додумала собственную мысль.
– Мы доставим Ходжа в участок, и за него возьмется Лэнгли. Скажет нам большое спасибо, а все лавры припишет себе, так что мы и дальше будем копаться в бумажках в их чертовом офисе.
По глазам Роджерса она видела, что он согласен с ней, но ему от этого не легче.
– И что ты хочешь делать?
– Ну… раз уж мы так далеко зашли… почему бы не копнуть еще малость?
Роджерс глянул на дверь раздевалки. Оттуда раздались шаги – Ходж закончил переодеваться и двинулся к выходу.
– Франклин живет на соседней улице. Я знаю ее адрес. Хочешь, чтобы я подождал тут с Ходжем, пока ты с ней переговоришь? – торопливо прошептал Роджерс. Дверь распахнулась, и на пороге возник Ходж – теперь в джинсах и поношенном шерстяном свитере.
Уэст задумалась на мгновение, потом кивнула. Роджерс хмыкнул:
– Очень хорошо, Дэн. Но планы меняются. Мы с вами подождем тут, пока за нами приедет патрульная машина.
Он заглянул к себе в блокнот и нашел адрес Эмили. Нацарапал адрес на свободном листке, вырвал его, протянул Уэст и сказал, высоко подняв брови:
– Лэнгли будет вне себя от ярости.
Глава 66
Проснувшись на следующее утро, я не сразу понимаю, где нахожусь. У меня странное чувство, будто что-то не так, и тут я вспоминаю, что именно, и жалею, что проснулся вообще.
В дверь стучат. Эмили заглядывает ко мне и спрашивает, можно ли войти. У нее в руках кружка с какао. Она улыбается, узнает, как я себя чувствую, потом ставит кружку на тумбочку возле постели и садится рядом со мной. Это то же какао, что вчера вечером, поэтому пить его я не могу.
Мы завтракаем, снова рассевшись вокруг стола на кухне. Но на этот раз в полном молчании. Отец в плохом настроении, и хотя у меня куча вопросов, я не решаюсь их задать. Потом отец велит мне идти обратно в комнату. Говорит, что я не должен сидеть в гостиной – меня могут заметить с улицы, а если оставить занавески задернутыми на весь день, это будет подозрительно. Думаю, он просто не хочет, чтобы я смотрел телевизор. Я видел, как он включал новости, но, стоило мне появиться, сразу выключил. Так что я сижу в своей спальне. Вот только она не моя, а покойной бабушки Эмили. В углу лежит стопка старых выпусков «Нэшнл джиографик» в желтых обложках. Они, правда, древние – некоторые аж 2005 года! Поскольку больше заниматься все равно нечем, начинаю их листать.
Раскладываю журналы на три стопки. В первой – те, которые я уже просмотрел, во второй – те, где мне попались интересные статьи, которые стоит прочесть. В третьей – те, где все интересные статьи я уже прочел. Там была пара очень хороших, что-то про лобстеров, которые уходят на глубину, когда приближается шторм. Они строятся небольшими колоннами и двигаются друг за другом, нащупывая хвост впереди идущего клешнями. Интересно, как первый лобстер понимает, куда ему идти?
Тем не менее день тянется бесконечно. Пару раз я выхожу из спальни, но отец тут же велит мне возвращаться. Он очень обеспокоен тем, что меня могут заметить с улицы. Они с Эмили сидят на кухне и разговаривают, иногда очень громко, но слов разобрать все равно не получается. К вечеру мы заказываем доставку еды. Ужинаю у себя.
Следующий день проходит в основном так же, разве что отец куда-то уезжает. Я не знаю, куда именно. Он берет у Эмили солнечные очки и бейсболку и едет на ее машине. Эмили велит ему быть осторожным, и он многозначительно смотрит на нее в ответ. Хотя точно сказать нельзя – на нем же солнечные очки. Уезжая, он запирает дверь снаружи. Я спрашиваю Эмили, можно ли посмотреть телевизор. Сначала она говорит нет, но потом все-таки позволяет. Мы смотрим совсем недолго, пока не начинаются новости. Первый же репортаж – про отца. В новостях показывают наш пикап: большой эвакуатор завозит его на паром. Пикап виден не очень хорошо, потому что накрыт тентом; диктор говорит, что его отправляют на континент, в лабораторию, и что в багажнике нашли ДНК Оливии Каррен. Я хочу посмотреть еще, но Эмили переключает канал. Потом идет со мной в мою комнату читать «Нэшнл джиографик». Я пробую спрашивать ее, что происходит и куда уехал отец, но она не говорит. Вместо этого рассказывает, как в детстве приезжала к бабушке погостить и первым делом смотрела свежие номера «Нэшнл джиографик». Тогда-то она и увлеклась морской биологией. Раньше я непременно заинтересовался бы ее рассказами, но сейчас они мне безразличны.
Отец возвращается около четырех. Они с Эмили садятся на кухне, чтобы я не слышал, и дотемна совещаются о чем-то. Потом выходят, и Эмили задергивает в гостиной шторы. Мы ужинаем перед телевизором, но смотреть новости отец не разрешает. Телевизор включен на какой-то ситком.
Мы едим под звуки искусственного смеха и постукивание вилок; потом отец внезапно начинает говорить. Он так долго не разговаривал со мной, что я едва не подскакиваю на месте.
– Мы не можем здесь оставаться. Ты ведь понимаешь это, Билли?
Я вздергиваю подбородок, потом снова опускаю взгляд в тарелку. Разговаривать я не готов. Поэтому продолжаю есть, как будто не слышал его.
– Я сказал, что мы не можем оставаться здесь, Билли. – Отец берет пульт и приглушает телевизор. Я смотрю на него, он – на меня.
– У Эмили? – спрашиваю я отца.
– Здесь. На Лорни. Нам надо уехать отсюда.
Я и спросил бы почему, но мне совсем не хочется опять во все это погружаться. Не думать – гораздо приятнее. Поэтому я просто киваю.
– Ясно.
– Мы с Эмили придумали план. И ты должен его знать, – произносит отец.
Сердце у меня в груди начинает колотиться. Не хочу ничего знать. Хочу лечь и заснуть.
– Это будет для нас большой переменой. Но мы справимся. План очень хороший.
Ничего не отвечаю. Я бы лучше продолжил смотреть телевизор, но, боюсь, это разозлит отца. Он тем временем продолжает:
– Уверен, ты в курсе, что Эмили на этой неделе уплывает на исследовательском судне. К побережью Центральной Америки. Ты знаешь об этом, Билли?
– Да, – отвечаю я. – Она изучает яд медуз. Почему одни рыбы от него умирают, а другие – нет.
– Да, что-то в этом роде. Билли, как ты смотришь на то, чтобы поплыть с ней?
Не знаю, как это выглядит со стороны, но чувство такое, что у меня отпадает нижняя челюсть.
– Что? – Мысли несутся вскачь. Я поеду как ученый? Как такое возможно? А что с полицией? Что с отцом?
– Судно пристанет к острову ночью в четверг. Эмили считает, что мы легко сможем пробраться на борт. У нее будет отдельная каюта, и мы поселимся там. Но скрытно. Она позаботится, чтобы у нас было достаточно воды и еды. Будет здорово! Как в морском круизе. – На этих словах отец улыбается.
– А что дальше?
Улыбка сползает у него с лица. Он делает глубокий вдох и на несколько секунд задерживает воздух в легких.
– Ну, Эмили считает, что есть множество симпатичных мест, где мы могли бы начать все заново. Может, в Мексике. Или в Венесуэле. Мы потихоньку сойдем с корабля. Найдем жилье, где будем в безопасности. Начнем с чистого листа.
Я моргаю.
– А как же школа?
Он отмахивается:
– Найдем и школу тоже. Устроюсь на работу. Поселимся в уютном доме. – Отец снова улыбается мне. – Билли, у меня есть кое-какой запас. Наличность там, еще кое-что… Я прятал в лесу, а сегодня съездил и выкопал. Заначка на всякий случай. Хватит на несколько месяцев. А тем временем подыщем себе что-нибудь. Место, где можно осесть.
– Но в Венесуэле говорят на испанском! Я не знаю испанский. – Я гляжу на Эмили. – А ты тоже останешься? – спрашиваю ее.
Я немного разозлен. Почему-то мне кажется, это была ее идея. Она отвечает не сразу.
– Вообще, мы думали, что я вернусь и попытаюсь помочь вам здесь. Вы с папой будете в безопасности, и полицейские до вас не доберутся. А я найму адвокатов и заставлю всех признать, что полиция допустила ужасную ошибку.