Тринадцатилетняя внучка Наденька рыдала у нее на плече и говорила, как хочет побыстрее закончить школу и покинуть родной дом навсегда. Старушка пыталась утешить, что внучка обязательно встретит хорошего человека, не такого, как отец, построит крепкую семью. Непривычно серьезные на детском лице серые глаза посмотрели на нее так, словно она произнесла самую большую глупость:
— Я никогда не выйду замуж, бабушка. Сама всего добьюсь.
— А детишки как же? Разве не хочешь малышей?
— Ну, для этого необязательно замуж выходить.
Бабушка поразилась ее рассуждениям.
— Как же это? Без мужа?
— Эх, бабуль, сейчас не то время, — и сказала то как — совсем по-взрослому.
Не понимала старушка нынешнюю молодежь. Злые все стали, дерганые, и ценности моральные у них совсем другие, чем были в ее время. Хотя и тогда всякое случалось.
Баба Лида глянула на кудрявого мальчугана с задорной улыбкой. Сердце облилось кровью. Ее Илюшенька. Любимый сынуля. Ничего для него не жалела, баловала, все время защищала от сурового отца. Не уберегла. Наперекор батьке ушел из дома, связался с дурной компанией. От чужих людей только узнала, что в тюрьме теперь. Говорят, за убийство. Она не верила, не хотела верить, что ее ласковый сыночек, который обязательно целовал на ночь и любил добрые сказки, способен убить кого-то. Кто угодно, но только не Илюша. И плевать, что думают другие. Пусть косятся, называют матерью душегуба. Она пыталась навестить сына в тюрьме, он не захотел ее видеть. Только записку передал, чтобы забыла о таком сыне. Ему стыдно ей в глаза смотреть. Да как же забудешь?
— Илюшенька. Кровиночка ты моя… — прошептала и перекрестила фотографию сына.
Нехорошо сегодня на сердце, тревожно так. И воспоминания снова душу растеребили. Поздно уже, нужно спать укладываться…
За окном залился лаем Трезор. Наверное, кто-то прошел за забором. Сейчас умолкнет. Пес не затихал, надрывался. Бабушка Лида с трудом поднялась на ноги, проковыляла к двери, распахнула. Близоруко вгляделась в темноту, освещенную только светом из дома соседей. Возле калитки застыла темная фигура, ссутулившаяся, долговязая.
— Эй, кто там? — надтреснуто крикнула, хватаясь за дверной косяк.
Неужто лихой человек? Но она уже ничего в этой жизни не боялась, потому продолжала стоять неподвижно, все так же вглядываясь в неясные очертания. Огромная дворняга чуть ли не срывалась с толстой цепи, заливаясь лаем.
— Уймись, Трезор, — прикрикнула на собаку.
Мимо проехала машина, осветив фарами странного пришельца. Что-то в посадке головы, в выражении лица заставило сердце болезненно сжаться. Грудь сдавило так, что несколько томительных секунд баба Лида и вздохнуть не могла. Потом вскинула руку вперед, на негнущихся ногах прошла по крыльцу:
— Илюшенька, сыночек, ты?
Он сорвался с места, подбежал, успев подхватить на руки оседающее тело.
— Мама… Прости, больше некуда идти было, — голос совсем чужой, хриплый, отрывистый. — Переночую, потом уйду…
— Не пущу больше, — сказала неожиданно сильно, звонко, прижала к груди почти лысую, с колючим ежиком голову. — Мальчик мой, вернулся…
Она чувствовала, как под ее рукой дрожат его плечи, из горла вырываются мучительные, тяжелые, звериные рыдания. Сколько же ему пришлось пережить. Он совсем чужой, одичавший, отчаявшийся… Но где-то в глубине души он все тот же мальчик, так бурно радовавшийся каждому новому дню, всегда бежавший к ней за помощью и защитой. Пока хватит сил, она поддержит и защитит его и теперь.
Все течет, все меняется в этом мире. Неизменно и вечно одно — материнское сердце, материнская любовь…
Зависть
В нос ударил едкий чесночный запах, смешанный с ароматами давно нестиранной одежды и пота. Маргарет с трудом удержала желание зажать пальцами нос или поднести к нему сбрызнутый дорогой туалетной водой кружевной платочек. Побоялась — вдруг Бетси обидится. Кто ее знает, что может сделать. С этого исчадия ада станется и порчу навести. Маргарет вспомнила, как тетка когда-то отчитала чернокожую рабыню за лень, причем заслуженно. И что же? Уже на следующий день на самом кончике носа несдержанной на язык тети Пэм выросла огромная бородавка. И свести ее стоило огромных трудов.
Все тотчас не преминули сложить дважды два, тем более, что подобные совпадения случались слишком часто. И почему Бетси еще терпели в доме? Наверное, боялись возможных напастей в случае, если решат продать или высечь кнутом. Но как бы то ни было, в особых случаях услуги рабыни оказывались незаменимы. Когда с кем-то из домашних случалась хворь или нужно было совет получить в трудных случаях, — тотчас вызывали Бетси.
Сама Маргарет ни разу к ней не обращалась — боялась угрюмую чернокожую женщину до дрожи в коленках. Но вот сейчас решилась — иного выхода нет. Примостившись на краешке резного стула из красного дерева, Маргарет старалась не дышать, чувствуя подступающую к горлу дурноту. Невольно избегала малейшего соприкосновения с сидящей рядом с ней рабыней. Даже кончиком платья не хотела ее касаться, словно боялась заразиться неведомой хворью.
В то же время украдкой исподтишка разглядывала — коричневая шуршащая при малейшем движении юбка покрыта пятнами неизвестного происхождения, фартук неопределенного цвета, когда-то вероятно бывший белым, бесформенная блуза, платок, скрывающий волосы. Лицо грубое, с огромными губами и раздувающимися широкими ноздрями. Глаза навыкате, от их взгляда мороз по коже пробегал. Хорошо, что сейчас Бетси смотрела на разложенные на низеньком столике карты, а не на Маргарет.
— Ну? — в нетерпении спросила Маргарет, обратив внимание на расклад. — Что ты видишь?
— Нетерпеливая вы барышня, — после продолжительного молчания глухой, словно неживой голос раздался так резко, что Маргарет невольно вздрогнула. — Карты спешки не любят. В общем, ничего утешительного сказать не могу. Ну, никак этот мужчина с вами не стыкуется.
В груди Маргарет обмерло — глаза защипало от подступающих слез. В памяти пронеслось мужественное привлекательное лицо с пронзительными карими глазами. Джонатан Филбертон. Двадцатипятилетний холостяк, купивший самое большое поместье в здешних местах, и служивший причиной бессонных ночей всех незамужних девушек. Один раз он танцевал с Маргарет на балу, и после этого окончательно и бесповоротно стал объектом ее безумной и неистовой любви. Она уже строила радужные планы совместного будущего и не менее дюжины детишек.
Но, похоже, Джонатан Филбертон не спешил реализовывать ее мечты. Хуже всего, что недавно у Маргарет появились смутные подозрения. Этот идеал мужской красоты зачастил к ее лучшей подруге Патрисии Гвендолл. И что только нашел в ней? Моль бесцветная, даже ресницы и брови светлые. Ужас просто. То ли дело сама Маргарет. Все женские прелести на местах, румяное, пышущее здоровьем круглое личико, темно-каштановые густые локоны — предмет всеобщей зависти. Ну что он нашел в Патрисии — обидно до слез. Но может, это всего лишь подозрения? Нужно узнать наверняка — потому Маргарет и обратилась к Бетси.
И теперь обида и отчаяние раздирали на части. В сердце заползала черная змея ненависти и жажды мести. Маргарет не могла допустить, чтобы всегда державшаяся в ее тени Патрисия вышла замуж раньше нее, да еще и за самого завидного жениха в округе. Она поймала испытующий, чуть насмешливый взгляд рабыни.
— Что-нибудь еще, юная мисс?
— Бетси, — в горле пересохло, Маргарет даже закашлялась, но скоро справилась с волнением. — Ты можешь сделать так, чтобы Джонатан и Патрисия не были вместе?
— Злое дело задумали, мисс, — заметила рабыня невыразительно и прикрыла толстые веки.
— Не выдумывай. Просто скажи, можешь?
— А жить потом с этим сможете, мисс? — веки рабыни разомкнулись так резко, что Маргарет не успела отвести взгляд и жалобно пискнула.
Собравшись с духом, решительно кивнула.
— Вечером я к вам зайду, мисс, — сказала Бетси, поднимаясь со стула и расправляя юбку.
Зашуршала подолом, направляясь к выходу, оставив Маргарет в состоянии, близком к полуобморочному. Она стиснула зубы и с яростью смахнула на пол карты, принялась топтать их.
— Он не достанется тебе, Патрисия. Слышишь?
Вечером, когда Маргарет уже готовилась ко сну и успела переодеться в длинную фланелевую ночную сорочку, в комнату бесшумно проскользнула Бетси. Протянула небольшой пузырек с темной жидкостью.
— Вот это подлейте вашей сопернице в чай при случае. И дело будет сделано.
— Что здесь? — сдавленно произнесла Маргарет, не решаясь взять пузырек.
— Не думайте об этом, мисс. Если и, правда, хотите, чтобы эти двое, предназначенные друг другу судьбой, не были вместе, сделайте это.
Маргарет все же взяла пузырек, пальцы так дрожали, что она едва его не уронила, но все же удержала и крепко стиснула в повлажневшей ладони.
— Спасибо, Бетси.
— За такое не благодарят, мисс, — сухо откликнулась рабыня и покинула комнату.
Бледное, бесцветное личико Патрисии казалось сейчас почти красивым. Маргарет с удивлением смотрела на нее. Возбужденная, вся словно светится изнутри. Маргарет постаралась скрыть раздражение и налила подруге чаю.
— Что с тобой, Пэтти?
— Не поверишь. Джонатан Филбертон просил вчера моей руки. И отец согласился.
Рука Маргарет дрогнула, чай пролился на белоснежную скатерть. Она натянула на лицо улыбку:
— Что-то я неловкая сегодня… Поздравляю, я за тебя очень рада…
— Спасибо, — искренне откликнулась Патрисия.
К щекам Маргарет прилила краска, она нащупала пузырек, спрятанный в потайном кармашке.
— Пэтти, взгляни-ка в сад. Как зацвели розы.
Ни о чем не подозревающая девушка бросилась к окну. Маргарет быстро достала пузырек и вылила содержимое в ее чашку. Жидкость на мгновение забурлила и успокоилась. Пэтти восторженно что-то говорила, а в ушах Маргарет стояла надрывный гул. Наконец, подруга вернулась за стол и с наслаждением отхлебнула глоток чая.