Молодой привлекательный мужчина занимал стул, на котором она обычно сидела во время разговоров с доктором. Илья Зурабович находился привычно за столом напротив, и то, что он не ходил размашистым шагом по кабинету, а предпочел сидеть, вселило спокойствие и уверенность.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Кира, рассматривая темный висок гостя и его чеканный профиль с немного загнутым книзу носом, что придавало ему несколько хищный вид.
Мужчина обернулся к ней и широко улыбнулся:
– Здравствуй, Эли!
Ничего не произошло: не нахлынули воспоминания, не забилось сердце, не отозвалась душа радостью или, наоборот, тревогой.
– Присаживайся, Кир… Эли, – засуетился Илья Зурабович, поднимаясь с места и придвигая ей свободный стул. Девушка присела и выжидающе уставилась на доктора, ожидая, что тот ей все объяснит.
Но заговорил мужчина:
– Как ты меня напугала, Эли! Где тебя только не искали! Спасибо той девушке, которая выложила твою фотографию в Сети и указала адрес, где ты находишься. Я уже и в полицию, и по больницам, и объявления давал. А ты будто сквозь землю провались. Не знал уж, что и думать.
Он частил и частил словами, которые ударялись и отлетали, будто резиновые шарики от стены, никак не касаясь сознания Киры, не тревожа ее памяти, не вызывая эмоций.
– Простите… Я вас не помню.
Мужчина замолчал на полуслове, а потом взял себя в руки и опять улыбнулся. Но при этом улыбались лишь его губы, а взгляд так и оставался холодным. Глаза мужчины так и не зажглись теплом радости.
– Неудивительно. У тебя это… бывает. Я знал, что могу встретить тебя… такой. Поэтому привез фотографии. Вот.
Он засуетился, полез в карман. От его движений воздух вокруг всколыхнулся, и Кира уловила запах одеколона, который, как недавно, вызвал у нее ассоциации с пожаром и запахом гари. Сердце больно сжалось: она уже знала, с чем связаны эти образы. Запах лишь всковырнул, как нарыв, свежие воспоминания.
– Я Сергей. Твой муж, – сказал гость, выкладывая перед ней на столе веер фотографий. – Гражданский, правда. Мы собирались пожениться, но… – Он оборвал себя на полуслове и решительным жестом придвинул девушке одну из фотографий: – Вот. Мы вместе. Такие счастливые…
Она осторожно взяла снимок в руки и увидела на нем себя – и с длинными, еще светлыми волосами, смеющуюся, с перепачканными мороженым губами. И рядом – Сергея, обнимающего ее за плечи. Она доверчиво льнула к его плечу, а он собственнически целовал ее в висок. Да, судя по этому снимку, сделанному какое-то время назад, они действительно были счастливы.
Сергей что-то продолжал рассказывать, но Кира его не слушала, перебирая снимки – пасьянс из их счастливых дней. Лица, лица – их лица, улыбки, взгляды, поцелуи на камеру. И ни на одном снимке нет детского личика, которое она искала не столько глазами, сколько сердцем.
– А где… Тихон? – спросила она, собирая снимки в стопку и убирая обратно в конверт. – Где его фотографии?
– Тихон, – мужчина запнулся и беспомощно, ища поддержки, посмотрел на доктора. – Я подумал… Я не хотел вот так, сразу… В первый же день…
– Ужасная трагедия, – разжал губы Илья Зурабович. – Соболезную. Это я попросил Сергея не привозить пока фотографии вашего сына.
– Но почему?! – закричала Кира и часто задышала, силясь справиться со слезами. – Я хочу его увидеть! Мне нужны его снимки. Мне нужно все, что с ним связано!
– Фотографии дома, Эли, – мягко сказал Сергей и накрыл ее руку своей ладонью. – Пойдем домой. Там… Там все есть.
Она кивнула и вопросительно посмотрела на доктора, словно спрашивая у отца позволения пойти со знакомым мальчиком на танцы.
– Иди, Кира, – тихо произнес Илья Зурабович. – И не забывай нас. Если у тебя будет когда-нибудь желание приехать в гости… Вот, позвони мне! Я буду очень рад. И Люба тоже.
С этими словами доктор написал размашистым почерком на желтом стикере свой номер и протянул девушке.
– Спасибо, доктор! За все спасибо. Позвоню. Обязательно. И верну вам деньги.
– Она должна вам за лечение? – встрепенулся Сергей и уверенным жестом человека небедного, привыкшего многие вопросы решать за деньги, вытащил бумажник.
– Нет. Ничего не должна.
– Ну как же, доктор. За платье, туфли и прочее. Я вам верну!
– Сколько, Эли?
Она, несмотря на возражения доктора, назвала сумму, и Сергей быстро отсчитал купюры и положил на стол. Затем бережно взял девушку под локоть и повел из кабинета.
За ними закрылись двери, и на столе, напоминая о Кире, осталась лежать пачка денег.
– Ну зачем же? – простонал Илья Зурабович, глядя на банкноты и чувствуя себя так, будто все, что он раньше делал для этой девушки – бескорыстно, из отеческой любви, – превратилось в товар. На его поступки навесили ценник, и оказалось вдруг, что добро и любовь продаются. Унизительно и горько. Илья Зурабович сгреб деньги в ящик стола, подумав, что выдаст из них премию от себя лично санитарке Степановне, и подошел к окну.
Их уже не было видно – Киры и ее спутника. Скорей всего, они уже миновали территорию и сели в машину. Глядя на пустой под дождем парк, Илья Зурабович мысленно пожелал этой девочке счастья. Хотя, уже зная ее историю, понимал, что счастье для нее – состояние недосягаемое. Сердце болело за нее, как в тот день, когда он улетал на конгресс, предчувствуя что-то нехорошее. Илья Зурабович так много думал о Кире, направляясь в Барселону, что принял за нее незнакомую, но так удивительно похожую на нее девушку в гостинице. «Кира?» – едва не бросился он к той с объятиями. Но девушка ответила, что зовут ее Нора, и подвела к стойке регистрации. Илья Зурабович стал торопливо искать паспорт, а когда поднял глаза на девушку, увидел, что та уже куда-то ушла, а на ее место пришла другая. Когда он спросил у девушки-организатора про Нору, ему вдруг ответили, что сотрудницы с таким именем у них нет и никогда не было. Илья Зурабович решил, что произошла ошибка. Что, возможно, в эти дни проходила еще одна выставка, и организатор от другой компании приняла его за своего гостя. Но сердце болело. И не зря, как оказалось. Не дожидаясь окончания конгресса, он вылетел домой.
А два дня назад ему позвонил мужчина по имени Сергей, представился мужем Киры-Эли, приехал в тот же день, привез фотографии и рассказал историю девушки. Они жили вместе очень счастливо, и это подтверждали снимки. Но два года назад случилась трагедия, о которой Илья Зурабович уже знал. В машине при взрыве газопровода на улице погибли Тихон и ее подруга Анна. Эли от шока и горя помутилась рассудком. Она ушла с места трагедии. Кто-то из свидетелей сказал, что видел, что в машине находилась женщина, и, похоже, с ребенком. Останки похоронили под именем Эли и ее сына. А спустя какое-то время она обнаружилась – живая, но с серьезными ментальными проблемами. Эли забыла, кто она, где жила и что случилось. Забвение – ее спасительное состояние. Но иногда у нее случаются недолгие просветы, и Эли вспоминает, кто она и что произошло. И тогда впадает в депрессию, сменяемую приступами ярости, во время которых может наносить себе удары и увечья. Сергею, пережившему двойное горе, ничего не оставалось, как поместить любимую жену в специализированную клинику под другим именем. Для всех, кто ее знал, она так и осталась погибшей: мужчина решил, что пусть Эли помнят такой, какой она была, чем узнают, что с ней на самом деле стало. Вот уже почти два года она постоянно живет в клинике. Сергей навещает любимую, щедро оплачивает ее проживание в палате-люкс и особый уход. А летом Эли пропала. Сбежала по недосмотру персонала. Только стало известно, что перед побегом у нее опять случился приступ озарения, сменившегося яростью, во время которого она снова наносила себе удары. Директор клиники заверил Сергея, что прежний персонал, ответственный за уход и наблюдение за пациенткой, уволен за недосмотр и халатность.
Илья Зурабович, выслушав эту историю, попросил документы, и Сергей предоставил ему выписки от лечащего врача и контакты клиники. Илья Зурабович связался с врачом Эли-Киры, долго с ним беседовал и, к своему огорчению, получил подтверждение истории. Что ж, все, что мог, он для этой девушки сделал. И, к сожалению, своими методами лишь навредил ей.
Илья Зурабович несколько раз стукнул кулаком в стену, затем размашистым шагом вернулся за стол и, набрав номер своего заместителя, сообщил ему, что нехорошо себя чувствует и уйдет домой пораньше.
Машина легко неслась по дороге в тоннеле склонившихся в скорбном поклоне крон деревьев. Кира, глядя в подернутое бисеринами дождя окно на однотипный пейзаж, долго не решалась нарушить ватное молчание, воцарившееся в салоне с того момента, как тепло и сытно заурчал двигатель «Мерседеса». Ей нужно время, чтобы привыкнуть к тому странному ощущению, что этот привлекательный мужчина рядом с ней – ее спутник, с которым они вместе пережили самое страшное, что может случиться. Сергей бросал на нее короткие взгляды, но не заговаривал. И только когда машина вынырнула с однополосной дороги на пустой перекресток и задвигалась по направлению к столице, Кира попросила:
– Расскажи мне что-нибудь. Я мало что помню. Как мы познакомились?
И Сергей с охотой принялся рассказывать, как она работала в школе языков – преподавала испанский, а он пришел записываться на английский.
– Ты тогда меня сразу чем-то зацепила. Может, тем, что ты, как и я, любила клюквенную пастилу, – тихо засмеялся он. Кира кивнула, то ли что-то смутно припоминая, то ли просто из вежливости.
– Мы были очень счастливы, Эли. Я старался делать все, чтобы вы… ни в чем не нуждались, – он споткнулся о свое воспоминание, и тень печали омрачила его лицо, погасив в карих глазах зеленые искорки.
– Какой он был – наш сын?
– Какой? Любимый – вот какой, – кратко ответил Сергей, сжав пальцами руль. И у Киры на глаза навернулись слезы. Больше она не могла спрашивать. А он – рассказывать. Какое-то время они опять ехали погруженные в молчание. Кире подумалось, что эта дорога, возможно, самая длинная в ее жизни – ехать с собственным мужем и не помнить его, переживать страшное воспоминание вроде вместе, но разделенные глухой стеной ее беспамятства. Машина вновь свернула на безлюдную дорогу, вдоль которой замелькали неухоженные поля, чередующиеся с заросшими кустарниками оврагами.