– Дерьмовая идея,– выругался Джонни.
Слабый голос не согласился:
– А знаешь, Джонни, может быть и нет. Бывает же, что ты ищешь что-то, а потом оказывается, что это было у тебя под самым носом. Да все время так бывает.
– Невозможно посмотреть на набор и не заметить его,– настаивал на своем Джонни.
Набор? Какой еще к черту набор? Брэйди уже был готов просто пойти и спросить, потому что у него уже не было больше сил сидеть тут и ждать ответа.
Потом уверенный голос предложил вариант:
– А как вам такой вариант? Мы его забираем. По пути сюда мы наберем несколько банок с аэрозольной краской, черной и красной. Мы их выкрасим все, одну часть в красный, вторую часть в черный, и никто не заметит никакого золота, никто не увидит никаких драгоценных камней, будет похоже на самый обычный шахматный набор. Можем оставить прямо так, на виду, например, хоть вон на том большом столе, где стоят всякие штуковины.
Золото. Драгоценные камни. Любой шахматный набор.
Быстренько выбежав оттуда, так же быстро, как ему пришлось убегать в первую ночь, когда он пробрался в дом Нессы, когда они еще жили в Намбнутсе, Брэйди добежал до второго этажа, где Несса, уставшая и потная, наконец, дотащила всю грязную посуду из кухни.
– Детка!– громко прошептал он. – Мы здесь остаемся!
– Они еще тут?
– Не надолго. После мы сможем вернуться в постель, и я все тебе расскажу.
– О, нет.
Это был первый раз, когда Несса впервые отказалась идти в постель. Брэйди даже остановился на пути к окну, чтобы видеть, когда чужаки покинут территорию. Он повернулся и переспросил:
– Что?
Она махнула рукой. Грязная кухонная утварь валялась по всему коридору верхнего этажа.
– Первое, что мы с тобой сделаем,– твердо сказала она,– это наведем порядки. Мы не можем жить в свинарнике, Брэйди, мы должны следить за порядком.
Это был первый звоночек, но Брэйди отвлекся на другие свои пожелания, чтобы заметить это.
– Ты права, детка,– сказал он и подошел к окну, а потом повернулся к ней и улыбнулся. – Иди сюда, я тебе все расскажу. Мы все здесь уберем, потому что мы здесь остаемся еще на какое-то время. А еще мы остаемся здесь потому, что скоро прибудет наш корабль.
– Какой корабль? Она подошла к окну, на лице с подозрением поднялась одна бровь.
– Смотри, они уезжают,– сказал он, и они наблюдали за тем, как трое шли в сторону лимузина и разговаривали.
– Они еще вернутся?– спросила Несса.
– О, да,– широко улыбнулся Брэйди. – Они вернутся. Дорогая, мы с нетерпением будем ждать их возвращения.
18
Насколько помнила Фиона, единственный раз, когда она встречалась с Ливией Нортвуд Уилер, было больше года назад, когда Фиона только начала работать в Файнберге. Тогда она еще, разумеется, не была в курсе, что отец миссис Уилер украл ценное имущество у ее прадеда и его друзей, но она заметила эту женщину все равно, потому что миссис Уилер была очень эффектной дамой, и тогда Фиона даже спросила своего коллегу-соседа Имоджена:
– Кто это?
– Ливия Нортвуд Уилер,– ответил Имоджен. – Она богаче самого Бога. На самом деле, и Бога она считает просто выскочкой.
Фиона смотрела ей вслед, Ливия направлялась к офисам партнеров, следуя за одним из секретарей, которая, как и все секретари в этом здании, была одета куда более элегантно, чем любая женщина-юрист. В памяти Фионы миссис Ливия Нортвуд Уилер не создала образ кого-то богаче Бога, однако она точно выглядела старше любого божества, какое могло бы прийти на ум. Очень высокая, невероятно худая, прямая, словно аршин проглотила, с носом как у ястреба, со впалыми скулами, глазами-лазерами, на голове еще и шлем из белоснежных волос, которые сверкали, словно от радиации, она была одета во все черное, она шагала жесткой, но уверенной поступью, как будто собиралась отобрать твое имущество и была рада такой возможности.
В тот раз Фиона вся покрылась легкой дрожью и подумала: «Как же я рада, что она пришла не ко мне», и эта мысль только укрепилась спустя полчаса, когда миссис Уилер , снова следуя за той же секретаршей, снова прошла мимо в обратном направлении, и выглядела она так, словно встреча с адвокатом ни смягчила, ни усилила ее гнев; так что, скорее всего, это постоянное явление, как горящие свечи в храме.
Сейчас было утро пятницы, прошел ровно день с момента встречи с мистером Дортмундером, когда она рассказала ему всю историю, и Фиона удостоилась чести увидеть миссис Уилер во второй раз, хотя бы он был похож на первый. Глядя на нее, когда она проходила за секретарем, уже другим (секретари менялись здесь чаще адвокатов), было все также заметно это недовольство, которое ярким светом било из ее груди, как и всегда.
Фиона снова проводила ее взглядом, только на этот раз она была вооружена семейным секретом, и, когда женщина скрылась из виду, сконцентрироваться на работе уже было невозможно. Это и было связующее звено, и Фионе казалось это пленительным. Это был такой же жесткий персонаж, как будто из книги, например, как Джордж Вашингтон или Генри Форд, которые вот так вот запросто прошли мимо; неужели бы она не захотела обмолвиться словечком в таким персонажем, прикоснуться, пусть даже косвенно, к истории? Конечно, захотела бы.
В последующие пятнадцать минут Фиона сделала очень мало для компании Файнберг, она не сводила глаз с того маршрута, по которому прошла миссис Уилер, чтобы успеть заметить, когда она будет выходить из здания. Когда, наконец, целую вечность спустя, это произошло, и миссис Уилер снова прошла за секретарем, Фиона тут же вскочила на ноги и пошла за ними.
У стола секретаря всегда нужно было ждать минуту-две, пока приедет лифт; и это был ее шанс. Она знала, что то, что она сейчас делала, было неправильным, говорить напрямую с клиентом, с которым нет дела, нельзя, за это, даже только подумав об этом, могут тут же уволить, но она не могла устоять. Ей нужно было увидеть глаза миссис Уилер, ей нужно было услышать ее голос, ей нужно было знать, что миссис Уилер знает о ее существовании.
И вот они уже стоят перед лифтом. Секретарь, как заметила Фиона, даже не пыталась завязать разговор с этой горгульей, видимо, и горгулья не особо стремилась к тому, что обычно называется человеческим контактом. Однако ей придется.
Широким шагом она направилась к ней, пытаясь скрыть свою нервозность и неуверенность широкой улыбкой и вежливыми манерами, как только миссис Уилер дошла до стола секретаря, Фиона уставилась на нее, когда на лице женщины проступило недоумение от такого приближения, Фиона решила пояснить:
– Миссис Уилер?
Недоверие вылетело из этой дамочки, словно мухи из мусорного бака.
– Д-да? Прокуренный баритон, тем не менее, голос довольно властный, как будто хрип плотоядного животного.
– Миссис Уилер,– поторопилась объясниться Фиона,– я Фиона Хэмлоу, одна из адвокатов нижнего звена, мне посчастливилось работать над крохотным кусочком вашего дела, и я очень надеялась, что однажды у меня появится возможность сказать вам, как сильно я вами восхищаюсь.
Тут уже даже секретарша удивленно подняла на нее глаза, а миссис Уилер, с облаком мух недоверия, парящих над ее головой, спросила:
– Правда?
– Вы приняли настолько уверенную позицию,– уверяла ее Фиона. – Многие бы просто сдались, позволили бы себя растоптать, но не вы.
– Не я,– согласилась миссис Уилер, в ее хрипе послышалась нотка самодовольства. На горизонте количество мух уменьшалось.
– Позвольте,– попросила Фиона,– я просто пожму вам руку.
– Мою руку.
– Мне больше ничего не нужно,– уверяла ее Фиона и позволила себе легкий девчачий смешок. – Мне может серьезно влететь просто за то, что я с вами говорю. Но из всех людей, которых мне доводилось знать с тех самых пор, как я пришла сюда работать, вы единственная, кем я действительно восхищаюсь. И поэтому – если это не слишком – если это превышение полномочий – позвольте? И она протянула свою миниатюрную правую руку, все с той же веселой и полной надежды улыбкой на лице и боготворящим светом в глазах.
Миссис Уилер не протянула руку в ответ. Она даже не посмотрела на нее.
– Если, мисс… – запнулась она.
– Фиона Хэмлоу.
– Если, мисс Хэмлоу, Тумбрил прислал вас, чтобы умаслить меня, будьте любезны, передайте ему, что лучше ему этого не делать.
– О, нет, миссис…
Но тут приехал лифт. Не посмотрев больше ни на Фиону, ни на секретаря, миссис Уилер прошла в лифт, как будто она капитан корабля, уверенно заходящий на узурпированное судно. Дверь за ней тихо закрылась.
Секретарь сказала:
– Думаю, Джею не стоит этого рассказывать.
– Думаю, никому не стоит рассказывать – Джею – о чем бы то не было из всего здесь происходящего,– сказала Фиона и пошла прочь. И она поймала себя на мысли, что впервые она размышляла о вражде между семьями, которая может переходить из поколения в поколение, и думала о своей семье, в противовес семье Нортвудов, и, как ей казалось, что в этой борьбе ее семья была не на стороне победителей.
19
Незаметно подбежав последние пару футов до лимузина – что было совсем непросто – Дортмундер умудрился первым сесть в автомобиль. С облегчением и гордостью за самого себя он уселся на мягкое, удобное сиденье, и был рад увидеть, что рядом с ним оказался Келп, потому что это означало, что ему не придется вести беседы с Джонни Эппиком в последующие двести миль.
Эппик, который подошел к лимузину последним, улыбнулся, глядя на парочку и сказал:
– Приятной поездки,– затем захлопнул заднюю дверь и сел на переднее сиденье рядом с Пемброуком, которому сообщил,– мы возвращаемся в Нью-Йорк.
– Я так и думал,– ответил Пемброук и завел машину.
Машина начала свой долгий путь, Келп, глядя на пустое пространство лимузина перед собой, сказал:
– Надо будет остановиться где-то перекусить, так, Джонни?
Тишина. Разделяющее окно за Пемброуком было открыто лишь наполовину, но, видимо, этого было недостаточно. Келп подмигнул Дортмундеру и спросил еще раз чуть громче: