Веер можно назвать еще одним вариантом покрова. Как и вуаль, он позволял прятать лицо и скрывать эмоции. В наши дни ни вуали, ни веера не в чести, на смену им пришли зонты и противосолнечные очки. Зонт функционален и в то же время точно так же символически опосредует наш контакт с миром. Ношение темных очков в помещении, вошедшее в моду в 1940-е годы с легкой руки американских джазменов, превратилось в социально приемлемый способ надеть защитный экран или скрыть свою личность. И наконец, капюшон уютного худи выполнит все функции покрова.
Вязаные вещи дарят чувство расслабленности и спокойствия, создают уютный кокон вокруг нашего тела, и чем толще вязка, тем ярче проявлен этот эффект. Свитера недаром являются одним из наиболее популярных подарков, они символизируют заботу, даже если не связаны самостоятельно, а куплены в магазине. Увы, мы не найдем мифов и легенд о вязании, подобных тем, что связаны с прядением, ткачеством или вышивкой, – слишком уж новая с точки зрения времени формирования устоявшейся мифологии эта техника, ей не больше пары тысяч лет. Так что придется упомянуть только литературную сказку – «Диких лебедей» Ганса Христиана Андерсена, где главная героиня Эльза расколдовывает своих братьев благодаря связанным ею свитерам из крапивы. При этом в народных скандинавских сказках вязаные вещи не фигурируют, там колдуньи дарят своим возлюбленным защищающие их куртки или рубахи.
Именно к трикотажу обычно обращаются люди, нуждающиеся в поддержке, переживающие сложные периоды в жизни и желающие спрятаться от негативного опыта или эмоций. В то же время трикотаж вызывает доверие, и его выбирают не только те, кому нужна эмоциональная поддержка, но и те, кто эту поддержку готов оказывать. Отличить одних от других помогает расцветка – нуждающиеся в заботе предпочтут темное или пастельное, добровольные помощники – яркое. Но все же мягкие, податливые, принимающие форму тела вещи склоняют к пассивности, нежеланию что-то менять, попыткам оставить все как есть, заморозить ситуацию или как минимум выбрать не тот путь, который выгоден или рационален, а тот, который меньше пугает. Они же сопровождают желание уйти в себя и отстраниться от мира, а иногда могут свидетельствовать о потере контакта с телом. Проведенные в 2012 году исследования Хертфордширского университета показали, что 57 % женщин наденут мешковатый трикотаж во время депрессии, и только 2 % выберут ту же одежду, если счастливы. Правда, есть и другой взгляд: свободная одежда символически освобождает мышление, так что такой выбор характерен для периодов «перезагрузки» идентичности.
Даже если вы предпочитаете тканые материалы вязаным, в большинстве случаев домашняя одежда окажется все-таки трикотажной, облегчая тем самым переход от собранности публичной жизни к релаксации жизни частной. Есть, конечно, и те, кто предпочтет облачиться в шелковый пеньюар или атласную пижаму или даже воплотить образ советской домохозяйки в ситцевом халате, но в наши дни чаще всего выбор останется за флисовым костюмом или мягкой футболкой, в которой так удобно спать. Если уж кто-то и хочет продолжать искать иллюзорное «истинное Я», то имеет смысл посмотреть на то, что мы носим, когда нас никто не видит. По крайней мере, именно этот наряд во многом демонстрирует наше отношение к самим себе и к жизни, а также чего мы глубинно жаждем. Выбор, не отягощенный требованиями дресс-кода и социальными нормами, показывает, хотим ли мы себя холить и лелеять или же довольствуемся пусть и удобной, но весьма непрезентабельной одеждой от популярного бренда «нормальная вещь, на дачу отвезем, там носить будешь». Впрочем, социальные сети успели размыть границы между частным и публичным пространством, каждый сам охотно показывает, что он ест и как выглядит по утрам, так что домашняя одежда утрачивает былую интимность и становится все параднее и наряднее.
Совершенно другой вид защиты предложит нам строгая одежда из плотных тканей: там, где трикотаж потакал нашим слабостям и утешал, метафорические латы жакета или пиджака выстроят границу и установят дистанцию, скрыв личное, выявив социальную роль. Как бронежилет функционально защищает воина, так обычный жилет символически создает дополнительный оберегающий слой.
Стоит упомянуть про официальный пиджак, как многие мужчины скривятся, вспомнив про нелюбимую «удавку», то есть галстук. Казалось бы, бесполезная тряпица, не имеющая никакого функционального назначения. Впрочем, не зря Оноре де Бальзак в 1827 году в своем трактате, посвященном искусству ношения галстука, высказывался так: «Мужчина стоит того же, что и его галстук, – это он сам, им он прикрывает свою сущность, в нем проявляется его дух». Два столетия спустя галстук остается обязательной частью делового дресс-кода и продолжает занимать одно из центральных мест в культуре из-за своей символической нагрузки. Он играет примерно ту же роль, которую некогда выполняли щит и герб на нем, и речь не только о форменных галстуках престижных британских школ, позволяющих выпускникам подчеркнуть свой статус и опознать своих. Выбор цвета и рисунка позволяет выразить личные чувства или устремления, причем зачастую это делается бессознательно. Считается, что преобладание красных оттенков в рисунке галстука говорит про амбициозность и стремление к власти (достаточно посмотреть на Дональда Трампа и его однотонные алые галстуки), синие тона свидетельствуют о надежности, зеленые намекают на высокие требования к окружающим, но при этом оливковые тона предпочтут ценители домашнего уюта. Что же касается желтых, то тут исчерпывающе высказался Владимир Маяковский: «Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке – это галстук».
Отсутствие галстука метафорически раздевает мужчину, лишает «доспехов», рубашка с расстегнутым воротником заставляет думать о расслабленности, намекает на безволие и нежелание предпринимать усилия. В то же время галстук ассоциируется с консервативностью и даже ригидностью, правда, именно консервативность выше всего ценится в деловых кругах. Что же касается женщин, то, надев этот «доспех», они символически приобщаются к образу девы-воительницы, воспринимают себя как более жестких и собранных и такое же впечатление производят на окружающих.
Первое в жизни, что мы на физическом уровне ассоциируем с заботой и безопасностью, – это материнские руки. Грудь тоже несет такие коннотации вместе с обещанием щедрости и изобилия, и поклонников большой питающей груди, вышедших из младенческого возраста, следовало бы подозревать в некотором инфантилизме, но именно руки стали одним из мифологических образов защиты от всех бед. Женщина с воздетыми руками – так выглядят образы богинь разных народов, от крито-минойской богини со змеями из Кносса до помогающих духов-рожаниц на русских вышивках, а древнеегипетская Хатор и вовсе представала в виде дерева с человеческими руками. Обычай целовать руку – женщине или священнику – напрямую восходит к представлениям о сакральном значении рук.
Мифологический символ может выражать сразу несколько понятий, как разные явления могут обозначаться одним символом, так и руки являются не только знаком заботы, но и знаком взаимодействия. Руки позволяют нам входить в активный контакт с миром, не только видеть и воспринимать, но и ощущать, обладать, воздействовать, творить и дарить. Руки помогают менять мир, а жест, выражающий эмоции, зачастую оказывается красноречивее любых слов. Стиснутый в руке носовой платок обозначает нужду в утешении, мы выражаем любовь и поддержку через прикосновения, что же касается сжатого кулака, то тут комментарии излишни. Четки, а также любые другие предметы, которые крутят в руках, служат задачам успокоения и эмоциональной адаптации. Мы говорим о том, что вкладываем душу в то, что сделано нашими руками, а формулировка «сделано вручную» не просто констатирует факт, но и неявно подразумевает более высокое качество, нежели у продукта бездушного машинного производства, хотя далеко не всегда это соответствует действительности.
То, что носят на руках, защищает, устанавливает границы и опосредует контакт со средой, будь то железные рукавицы, позволяющие скандинавскому богу Тору поднимать боевой молот, нитриловые перчатки врача или обычные согревающие варежки. Перчатки обеспечивают безопасность как в прямом смысле, например оберегая кожу от воздействия моющих средств при уборке, так и в переносном, с точки зрения психологического воздействия они позволяют не вовлекаться в ситуацию, разделять свое и чужое. Брошенная перчатка, некогда означавшая вызов на дуэль, символически уничтожала границу, требовала прямого противостояния. Перчатки могут выступить и как знак, и даже как катализатор обновления, если избавление от старой пары и приобретение другой увязано в воображении с идеей сбрасывания змеей старой кожи.
Далеко не все традиционные культуры использовали перчатки или варежки, но в тех, где они известны, эти предметы обычно были украшены узором, дающим с точки зрения народных поверий дополнительную защиту. Еще чаще обережные вышивки располагали по краям рукавов рубахи, а наилучшим средством от козней злых духов многие культуры считали браслеты. Браслет создает визуальную границу, останавливает взгляд, а браслеты, надетые на обе руки, служат символическим сигналом «не лезь ко мне», позволяют беречь силы, сосредоточиваться на собственных интересах и тщательно отфильтровывать круг общения. Кроме того, почти у всех народов мира существует представление, что звон металла – действенное средство для отпугивания потусторонних сущностей.
К какой традиции или мифологии ни обратись, золото любят везде, но еще больше любят серебро и именно ему приписывают обережные свойства. Психология цвета считает серебристый оттенок самостоятельным цветом, характеризуя его как холодный, интровертивный и рациональный, внушающий ощущение равновесия и покоя, приглушающий эмоции. Серебряный – неотъемлемая часть триады «фирменных» цветов древних богинь по всему миру вместе с черным и – в зависимости от культуры – синим или зеленым. Античная традиция связывала серебро с Луной и деятельностью мозга, алхимики Средневековья именовали этот металл белой королевой, а норвежские народные сказки заверяют, что тролли боятся любых серебряных украшений. Еще больше они опасаются стали: во всех культурах, где есть железо, оно выступает как оберег, даже если это простой железный гвоздь, а кузнеца обычно считают опасным и могущественным колдуном. Эти представления благополучно дожили до наших дней: в современных деревнях на русском Севере, да и не только там, английские булавки носят «от сглаза», прикалывая на изнанку одежды.