– Слушай, у меня же ни страховки, ничего нет… А если упадет кто или на них что-нибудь упадет? И потом, ведь это же совсем маленькие дети, а таскают тяжести… Неизвестно же, сколько еще учителя будут бастовать.
– Постой, какие маленькие? Лало уже дедушка, у него двое взрослых детей, сын и дочь… и внук трехлетний.
У меня все похолодело внутри от догадки, нет… не может этого быть! Я умоляющим голосом попросила своего приятеля сходить на квартиру в мое отсутствие и сфотографировать, что там происходит. Он мялся, говорил, что занят, но в конце концов пообещал зайти и навестить своего протеже. Спустя несколько дней я получила от него сообщение, что он там был, что все идет своим чередом и волноваться нет причин. Я посмотрела на фотографию и чуть не упала в обморок – не столько от вида разрухи и отсутствия какого-либо прогресса, сколько увидев исполнителя работ на заднем плане. Худенький замызганный мальчик балансировал на доске, положенной одним концом на стремянку, а другим на дверь, прислоненную к стене, чтобы можно было достать до четырехметровых потолков. В руках у него было что-то вроде наждачной бумаги.
«Кто это?» – написала я, предчувствуя катастрофу.
«Это сын слесаря, у них в школе уроки отменили, вот он его с собой на работу и привел».
«А сам слесарь где?» – Пальцы меня плохо слушались.
«Не знаю, вышел куда-то. За сигаретами или что-то купить из еды».
Поездка была испорчена. Я позвонила Лало и потребовала немедленно прекратить все работы до моего приезда. Он ничего не понимал:
– Но ведь нужно же было срочно… И потом, если я сейчас брошу все здесь, я пойду на другую стройку, а там надолго… Не знаю, когда мы сможем вернуться и продолжить.
Пришлось менять билет и срочно вылетать в Буэнос-Айрес.
Я осмотрела квартиру, не оставляющую ни малейшей надежды на то, что в ней когда-нибудь можно будет жить, и пришла в окончательный ужас. Не будучи экспертом в слесарных работах, я все же помнила из плохо дававшейся мне школьной геометрии, что такое угол в девяносто градусов. Он должен быть прямым, но ни одного прямого угла в стыковке труб я не увидела. Лало, однако, убеждал меня, что все сделано по правилам и что осталось только закрыть стены, и, когда я не буду смотреть на эти трубы, а лишь наслаждаться хорошим напором воды из крана, о градусе сварки даже не вспомню. Эта логика не показалась мне убедительной, и я продолжала критиковать все, что было сделано по списку согласованных ранее работ.
В какой-то момент Лало перестал заверять меня, что все будет хорошо, с тем обаятельным оптимизмом, который меня покорил в самом начале. Он обиделся, закапризничал и стал собирать инструменты.
– Если тебе не нравится качество работы, пожалуйста, я уйду, у меня заказов достаточно.
– Но я же заплатила почти восемьдесят процентов стоимости, а теперь… Это все ломать надо!
Лало вынул из кармана пыльных брюк кучу торговых чеков:
– Это то, что ты мне должна. Я оплатил из собственного кармана. Мы же договаривались, что материалы за твой счет. Я свою работу выполнил.
Он уставился на меня в упор глубоко посаженными глазами, и если раньше они казались маленькими из-за постоянной улыбки, то теперь стало понятно, что они такие и есть и не меняют размера ни от прищура, ни от улыбки.
– Ты же не разбираешься в этом, – продолжил он. – Я вот тебе не говорю ни как танго танцевать, ни как переводы делать. Я разбираюсь в прокладке труб. И то, что я сделал, отвечает стандарту. А ты мне должна все оплатить: время, которое я потратил, и материалы, которые покупал. Искал, между прочим, по сносной цене для тебя, ездил по всему городу.
Я сказала, что завтра в это же время мы продолжим наш разговор и рассчитаемся. Мне надо было на улицу – я не могла больше там оставаться, в пыли и разрухе.
На залитой солнцем улице, где птицы старались перекричать ревущие автобусы, у меня созрел новый план. Завтра я приду, конечно же, не одна, а со специалистом, который компетентно объяснит Лало, что качество его работы не удовлетворительно ни по каким показателям. И я уже знала, кто будет этим независимым экспертом, которому я поручу дальнейшие переговоры с Лало, явно проваленные мною.
На следующий день я пришла в сопровождении Рауля, отца моего приятеля; он всю жизнь проработал слесарем, его бизнес шел хорошо и от клиентов не было отбою, но потом он выиграл крупную сумму в лотерею, отошел от дел и стал заниматься перепродажей инструментов по Интернету.
Рауль представился Лало спокойно и доброжелательно, пошутил что-то насчет позорного отборочного матча накануне, где аргентинцы так и не сумели забить ни одного гола намного более слабой команде Чили. Оба посокрушались по этому поводу. Затем Рауль обошел квартиру, прищуривая глаз и осматривая трубы. Лало говорил без умолку, объясняя ему примерно все то же, что и мне вчера; свою речь он пересыпал профессиональными терминами типа «ПВС», «три четверти дюйма ширины», «прокладки»… это только то, что я уловила на слух. Рауль молчал. Когда Лало закончил, он посмотрел на меня и сказал, пожевав губами:
– Да-а-а, деточка… не годится это все. Надо все переделывать. Давления не будет, много сварки на локтях, уклон неправильный…
– «На локтях»? – Показав свою неосведомленность в технике прокладки труб, я решила больше не вмешиваться.
Лало стал возбужденно оправдываться, говорил, что сделал все как надо. Он так разнервничался, что поскользнулся на чем-то и, пытаясь сохранить равновесие, наступил ногой в ведро с побелкой, которая растеклась по замызганному, покрытому толстым слоем пыли паркету. В эту самую минуту в дверь позвонили. Из домофона мне ответил участковый полицейский, он спрашивал хозяев квартиры. Я открыла дверь, и он ввел двоих понурившихся мальчиков, с тоскливым вниманием рассматривающих носки своих кроссовок.
– Вот, по заявлению потерпевшего удалось найти украденные у него айфон и бумажник с деньгами. Прохожие помогли, видели вот у этих двоих. А они говорят, что не крали ничего, что им тут за работу заплатили. У вас работали?
Лалины «дети» хмуро продолжали изучать свою обувь, а их «папа» не моргнув сказал, что учил мальчишек азам строительства, мастерство то бишь передавал, хотелось ему увести их с улицы, занять интересным делом. А про айфон он ничего не знает.
В квартире стало тяжело дышать – и от пыли, и от запаха краски, но еще больше от самой ситуации. Полицейский попросил документы, но у меня их, естественно, с собой не было. Вообще никаких – ни на квартиру, чтобы подтвердить право собственности, ни удостоверения личности.
И тут в открытые двери на шум прибежала соседка. Сильно загорелая, с копной крашеных рыжих волос, в мини-юбке, она настолько вжилась в образ Тины Тёр-нер, на которую, по словам всех знакомых, была очень похожа, что даже переняла ее жесты и принимала ее типичные позы. «Тина Тёрнер» взорвала повисшую тишину хриплым прокуренным голосом, указывая пальцем с длинным красным маникюром на Лало и обвиняя его во всех смертных грехах, главным из которых был тот, что он мешал шумом ее дневной сиесте. В непрекращающемся потоке ее возмущений всплывали все обстоятельства работы Лало и его «бригады», подтвердившие мои подозрения, что Лало просто мошенник, который надеялся, что я этого не пойму.
Было жалко мальчишек, истерзанной квартиры, потраченных денег и проявленного мною доверия. Моя мечта, как мираж, уплывала вдаль необозримых месяцев, мой Алеф подмигивал замочной скважиной снятой с петель двери, вселяя в меня сомнения в благополучном исходе придуманного мною лабиринта судьбы.
Полицейский увел пацанов, Лало попытался было продолжить тему о деньгах, которые я ему должна, но тут соседка подняла такой крик, пригрозив вернуть полицейского, чтобы тот проверил у Лало все документы, включая лицензию на профессиональную деятельность, что прораб отступил. Уже из дверей он бросил мне: «Потом созвонимся и обсудим все в более спокойной обстановке».
Мы расцеловались с Тиной Тёрнер, и она позвала меня к себе, выпить мате по-соседски. Старый Рауль ушел, сокрушенно качая головой: «Все… все… надо переделывать».
Мате с моей новой соседкой перетекло в распитие виски с приятелем, подсунувшим мне Лало. Он предусмотрительно принес бутылку прямо в квартиру к «Тине Тёрнер», которая оказалась Глорией после нашего знакомства с ней, скрепленного мате и затем высоким градусом «Джэка Дэниелса».
– Ну надо же… кто бы мог подумать, – тянул виски и слова Абель, клявшийся, что все всегда были довольны работой Лало, которого он знал очень давно, правда, по занятиям карате, а не по его успехам в строительстве и ремонте. – Но ты знаешь, – в утешение доверительно сказал он, – ты еще легко отделалась. Все могло быть намного хуже. Ты же слышала про Рикарду?
У меня начинала болеть голова от шума и событий никак не заканчивающегося дня, от дыма тонких сигарет Глории, от виски. То, что всегда все может быть хуже и что кто-то пострадал больше, чем я, было слабым утешением, но я вяло спросила:
– Что там еще у Рикарды?
– Ну как же! – оживился Абель. – Она же тоже со строительством завязла, только она решила надстроить дом… этажей пять, что ли, можно было по нормам зонификации. Ну, она подумала, где пять, там и семь, затраты-то основные на коммуникации и фундамент все равно. В любом случае надо было укреплять несущие стены железом изнутри.
– Подожди, – припоминая что-то, сказала я. – Мне кто-то говорил, что она в Индию уехала.
– Правильно, – обрадовался Абель моей осведомленности и, глотнув виски, продолжил: – В общем, то ли ее рабочие украли железные сваи, те, что на укрепление стен, то ли прораб взял с нее деньги на них и не купил… то ли просто забыли об этом. Короче, стали надстраивать без железа этого. – Абель явно наслаждался ролью глашатого новостей, глубоким вырезом платья Глории и ее замутненным виски взглядом. – Так вот, – продолжил он, – пошли трещины, их замазали, вроде ничего, подумали, дом старый, добротный, а верхние этажи уже из легкого кирпича и дюрлока, выдержит… – Тут он обвел своих слушателей взглядом, сделал небольшую паузу, как его учили на театральном семинаре, который он посещал после работы, и потом торжествующе сказал: – Не выдержал! Осел с одного бока, рабочий один при этом пострадал, ключицу сломал. Стройку заморозили, понятное дело. Суд. Компенсация. Рикарда от стресса ослепла на