Через месяц, прямо накануне Рождества, когда она пекла яблочный пирог, зазвонил телефон. Алисия схватила трубку белой от муки рукой и услышала знакомый акцент:
– Счастливого Рождества и отличного Нового года, сеньора Алисия! Желаю вам здоровья и счастья в наступающем!
– Спасибо. И вам того же, – вежливо ответила она. – А как вы телефон мой узнали?
Но Ларс ее не понял, сказал, что сразу после праздников приедет в Буэнос-Айрес и надеется, что она все-таки подумает над его предложением.
После этого он стал часто ей звонить, спрашивал о здоровье и даже прислал швейцарский шоколад в подарок. Алисия каждый раз объясняла ему спокойно и терпеливо как душевнобольному, что она не продает квартиру, но Ларс болтал с ней о том о сем как старый знакомый. Она уже привыкла к его акценту и стала лучше понимать безбожно исковерканные глаголы. В глубине души она по-прежнему считала его чокнутым.
Так прошло полгода. Звонки, цветы и поздравления ко всем праздниками не прекращались и даже участились, благо аргентинский календарь изобилует поводами. Наконец Алисия сказала, что готова послушать предложение Ларса. «Выслушаю и попрошу вдвое больше. Так, может, хоть оставит меня в покое», – подумала она.
Ларс с энтузиазмом воспринял эту возможность: пришел в заранее оговоренное время, принес торт. Алисия предложила ему мате. Он обошел квартиру, осмотрел протекающий потолок – купол уже не мог противостоять ливням и буквально молил о ремонте, что было не под силу Алисии. Она старалась ничем не выдать свое удивление, когда он назвал вполне приличную сумму. Подлила еще мате и сказала, что этого все равно не хватит, чтобы оправдать весь сумбур перемены жизни, который неизбежно обрушится на нее с переездом. Нет, она хочет спокойно и безмятежно прожить свою старость. Ларс написал сумму на салфетке, доел торт и оставил Алисию с салфеткой, заманчивым предложением и обещанием позвонить в ближайшие дни. В том, что он позвонит, Алисия не сомневалась, как и в том, что ее несуетливо текущая, спокойная жизнь закончилась.
Он позвонил через три дня и увеличил сумму, сказал также, что лично поможет ей с переездом. Не устояв перед напором настойчивого викинга, купол пал.
За все практические стороны решения вопроса Ларс активно взялся сам, как и обещал, оберегая Алисию от лишних хлопот. Он пообещал ждать, сколько нужно, пока она не найдет подходящий ей вариант. Новая квартира для Алисии в более отдаленном от центра зеленом районе нашлась довольно быстро, и решено было совершить две сделки одновременно, при этом Алисии давалось две недели на сборы и переезд, которые она уже после продажи могла провести в куполе.
Наконец был назначен день сделок, и вот тут Ларс всех удивил. Не сильно торгуясь и даже увеличив предлагаемую им же цену за квартиру, он не производил впечатления жадного человека, не говоря уже о роскошных букетах и конфетах, с помощью которых он завоевывал хозяйку. Но, узнав о комиссионных процентах аргентинского Центрального банка при переводе денег и подсчитав потери при конвертации евро в песо, а затем в доллары, чтобы расплатиться с Алисией, он категорически отверг эту схему. И никто не мог ему доказать, что другого пути нет, что все через это прошли. Ларс упрямо говорил, что он «не все» и выбрасывать деньги не будет. Впрочем, он успокоил Алисию, сказав, что сделка состоится в указные сроки и что он вылетает в Норвегию, чтобы решить финансовый вопрос. Купленный в срочном порядке билет до Осло, скорее всего, составлял примерно ту же сумму, что Ларс потерял бы в перерасчетах валют и комиссионных банка, но дизайнер неспроста объяснял, что он «не все», – он явно руководствовался по жизни своей неординарной логикой, что и породнило его, норвежца, с южноамериканской страной, далекой от Скандинавии во всех отношениях.
А через пять недель – стандартный срок для оформления купли-продажи недвижимости, заверения кадастров и проверки всех сопутствующих документов – Ларса встречал в аэропорту Буэнос-Айреса известный танцор, можно даже сказать, легенда аргентинского танго, по имени Густаво.
В то время как Густаво стоял на выходе и выглядывал рыжую голову среди появляющихся пассажиров, Ларс все еще возвышался в очереди над аргентинцами, которых был выше на полторы, а может, и на две головы. Пройдя паспортный контроль, он получил багаж – один чемодан и два деревянных ящика, погрузил все на тележку, и его без того красное лицо стало багровым, а вены надулись. Подойдя к таможенному досмотру, он остановился между двумя коридорами, зеленым и красным, замешкавшись в нерешительности, выбирая, в какой ему идти. В красном коридоре никого не было, и таможенник, сидящий у ленты, казалось, дремал. Ларс все-таки пошел вслед за всеми в зеленый коридор и опять побагровел, затаскивая на ленту свои коробки. Перед тем как пройти через сканер, он слегка замешкался, спросил, надо ли снимать ботинки, не понял, что ему ответили, переспросил еще раз. В этот момент ленту остановили, вернули немного назад, вновь привели в движение и опять остановили. Судя по сосредоточенному лицу сотрудника таможни, было ясно, что одному ему не справиться. Он разбудил коллегу из красного коридора, и теперь они вдвоем напряженно смотрели на экран.
– Э-э-э… мистер, это ваши коробки? – по-английски спросил совершенно проснувшийся и соскучившийся по работе таможенник из красного коридора.
– Да-да, мои, – спокойно и вежливо ответил Ларс на испанском, желая облегчить жизнь сотруднику таможни и выполнение служебных обязанностей, хотя это спорный вопрос, что вызывало у того большее напряжение: говорить на чужом и сложном для него английском или понимать, что говорит Ларс на испанском.
– Что в коробках везете? – строго спросил таможенник.
– Камни, сеньор офицер, – ответил Ларс, вспомнив совет аргентинской подруги, которая, когда ее останавливал молоденький сержант дорожного патруля, всегда обращалась к нему «офицер», и хотя ему было до офицера далеко, она повторяла это магическое слово до тех пор, пока мальчишка не отпускал ее без выписанного штрафа, явно польщенный, что произвел впечатление старшего по званию.
– Какие еще камни? – За недолгие годы работы в таможне парень повидал достаточно, но в основном это были незадекларированные телефоны, которые везли на продажу, тоненькие книжки последних моделей компьютеров, профессиональные камеры и линзы к ним. Бывали и запрятанные в носок незадекларированные деньги или ювелирные украшения. Даже оружие приходилось изымать. Но камни? Не сапфиры, не бриллианты, а… булыжники?
Он велел Ларсу открыть багаж и показать. В первом ящике лежал серо-розоватый гранит, нешлифованный, тяжелый и качественный.
Ларс тем временем вытащил декларацию норвежского комитета по природным ресурсам, заблаговременно переведенную на испанский; в ней говорилось, что национальной, культурной и исторической ценности камни собой не представляют, так же как и художественной. На обеих бумагах красовались непонятные, но убедительные печати. По мнению Ларса, иностранные печати должны были оказать такое же воздействие на любого аргентинского чиновника, как и сумма в иностранной валюте, убедившая Алисию продать квартиру под куполом.
Таможенник прочитал документ и велел Ларсу открыть второй ящик, но и там лежали камни. Обследовав содержимое двух ящиков, он с очень серьезным видом велел переложить груз на тележку и пройти с ним к старшему по смене, его начальнику. Ларс попытался было возразить, что ничего противозаконного он не совершил, но таможенник одним взглядом дал ему понять, что его распоряжение не подлежит обсуждению и чтобы он следовал за ним. Ларс с трудом – сказывалась усталость долгого трансатлантического перелета – взгромоздил багаж на тележку и покатил ее в кабинет шефа строгого таможенника, который вышагивал перед ним.
В кабинете было уже несколько сотрудников, которые долго изучали бумаги Ларса. Старший задал вопрос о цели ввоза камней в Аргентину.
– Я обещал своему другу, известному маэстро танго, сделать камин точь-в-точь как у меня. Это мой подарок ему на пятидесятилетие. Он, когда был у меня в гостях на озере, не мог налюбоваться, прямо не отходил от камина. Вот я и решил привезти ему материал, потому что в Буэнос-Айресе ничего подобного не нашел. Маэстро… он ведь меня, знаете, танго научил танцевать. Да… целый мир мне, можно сказать, открыл. Да вы и сами можете спросить у него. Он меня встречает, заждался уже, нервничает, наверное.
Старший позвонил по телефону, и Ларс понял только отдельные слова: перрро (собака), наркотики, кокаин. Вскоре в офис ввели двух биглей, и эти небольшие симпатичные собачки начали обнюхивать коробки и чемодан Ларса, который его тоже попросили открыть и уже порылись в нем. Собаки были так поглощены своим занятием, что у них, казалось, сейчас вылезут глаза из орбит. «Бедные песики, – подумал Ларс, который очень любил животных. – Ведь они и есть наркоманы на воздержании». Ему было жалко биглей намного больше, чем таможенников, тужащихся выгружая камни.
Когда последний камень был вынут и все убедились, что среди них нет ни сапфиров, ни бриллиантов, ни свертков с кокаином, а собаки равнодушно сели, не выказывая ни малейшего интереса к облицовочному граниту, Ларс протянул таможенникам еще одну бумагу, указывающую на стоимость камней в Норвегии, которая не превышала дозволенную к ввозу в страну сумму.
Вся эта кутерьма вокруг эксцентричного иностранца с красным лицом и его багажа заняла немало времени. Но в конце концов за отсутствием каких-либо улик и подозрений Ларсу было велено идти, и ему даже принесли извинения за задержку.
– Ну что вы, я вас понимаю… наверное, у вас всякие случаи бывают… Как хорошо и бдительно работает аргентинская таможня! – подобострастно поблагодарил всех Ларс и покатил свою тележку на выход вслед за сопровождающим его таможенником, уже минуя и ленту, и сканер.
У выхода они пожали друг другу руки, и Ларс покинул нейтральную зону, вступив на территорию Аргентины твердым шагом законопослушного туриста.