У въезда в город стоит триумфальная арка с тремя разрезанными гранатами – каламбур в камне, основанный на народной этимологии, которая производит имя города от названия этих плодов. Арку построили при Карле V, но гранат – Гранаду – рассекли католические короли Изабелла и Фердинанд (изображение треснувшего граната вошло в их герб) в тот же роковой год 1492-й, то есть без малого через 800 лет после прихода сюда ислама и мавританской культуры. Иными словами, в эмирате Гранады не было никого, кто воспринял бы это завоевание как освобождение, и во всей Испании не было людей, способных претендовать на земли Гранады. Эмиры Гранады старались жить в мире с христианскими владыками, и даже послали им на помощь отряд, когда христиане вели войну с мусульманами Севильи. Последняя династия эмирата Гранады была основана ибн эль-Ахмаром за 250 лет до падения города, а закончилась она на Боабдиле (Мухаммаде XI), прозванном Эль-Чико, Малютка.
Именно в Гранаде-Карнате мавритано-испанская культура достигла апогея, декадентского, перезрелого, сладкого. Главный памятник ее – Альгамбра (эль-Кала эль-Хамра), Красный форт. Вашингтон Ирвинг нашел этот дворец-крепость в полуразрушенном состоянии, она потрясла его, и он обратил внимание испанцев на гибнущую красу. Испанцев начала XIX века Альгамбра интересовала так же мало, как сегодняшних израильских поселенцев – ближайшая гробница шейха. Сегодня они посещают дворец – как Лувр или другую иностранную диковинку. Ведь у цивилизации Гранады не было преемниц. Альгамбра не похожа по стилю на Мескиту, мечеть Кордовы. В Кордове еще доминировало влияние сирийско-палестинского стиля, прежней метрополии Омейядов. Гранада – чистое порождение мавританского стиля, как дворцы Марокко. Снаружи она довольно проста – мавританские правители старались «во избежание сглаза» не выставлять богатство напоказ. По декадентскому дворцу Альгамбры удивительно хорошо гулять. Надо только железной рукой отклонить предложения местных гидов, «малосведущих, чрезмерно болтливых, куда-то торопящихся и постоянно ссылающихся на Вашингтона Ирвинга», как сказал У. Кларк в 1849 году.
Любой зал и двор Альгамбры – подлинный перл. Зал Посланников – Салон де Эмбахадорес – высокий, со сводом-куполом, напоминает севильский, но еще более элегантен, и вид из окон лучше. Севильский Алькасар стоит на ровном месте, а Карната – на вершине холма, так что из окон дворца видны зеленые сады внизу и снежная гряда Сьерра-Невады на недалеком горизонте. [После полудня я окунался в купальню эмиров Гранады, полную чистой проточной воды, – в жар сиесты туристов мало и можно рискнуть. Прекраснее всего дворики и сады Альгамбры. Патио де лос Аррайянес, с его прудом, обрамленным колоннами, в котором ловишь отражение дворца, как у Тадж-Махала, и нишами, где с потолка свисают искусственные сосульки-сталактиты, вырезанные из камня – для прохлады. Патио де лос Леонес, с его симметрией и фонтаном, окруженным львами. Невероятные сады Хенералифе (Джаннат эль-Ариф), где фонтанов, бьющих струй – целые ряды. Как и всюду в мавританской Испании, как во дворце Галианы, сады – часть дома, может самая важная его часть.]
Королевский зал – Сала де лос Рейес – интересен своими совершенно европейскими фресками на потолке в нишах. Они были, видимо, выполнены итальянским художником, изобразившим (вопреки запрету ислама) людей: воинов, охотников, любовников. Правители Гранады сознавали, что королевство их оторвано от Магриба и прочего мусульманского мира, что им придется жить в христианском окружении. Видимо, мавры Гранады были готовы европеизироваться. Христианское влияние чувствуется не только в потолочных росписях. Узоры и форма сводов обнаруживают влияние готического Толедского собора, этого самого немавританского здания Кастилии. И тут напрашивается аналогия с крестоносцами Акки: их маленькое королевство смогло вписаться в картину Ближнего Востока, дружило с мусульманскими соседями и поддавалось их влиянию. Но железный упрямец султан Бейбарс, мусульманский эквивалент Изабеллы и Фердинанда, все же стер крохотное христианское королевство с карты Палестины и превратил все Побережье в пустыню.
Католические короли взяли Гранаду почти без боя. Созерцая предзакатную роскошь дворца, понимаешь, что обитателям утонченной и изнеженной Карнаты было не до войн. Она была обречена в любом случае. Если бы маврам удалось призвать на помощь суровых единоверцев из пустынь Магриба, их культура рухнула бы или, по крайней мере, заглохла на долгое время. По договору маврам были отданы долины Альпухары, лежащие между двумя горными грядами, Сьеррой-Невадой и Сьеррой-Контравьесой. Если вся Андалусия печальна, то Альпухара печальна трижды. Ключи бьют в складках гор, и немногие потомки мавров останавливаются у них напиться и напоить своих мулов. Городки и деревни все еще прекрасны. Альпухара, для меня по крайней мере, самое прекрасное и трогательное место во всей Испании. Тут растут многочисленные смоковницы, зреет виноград, благоухают лимонные рощи. Но и здесь чувствуется, что люди, создавшие долину, ее хозяйство, исчезли.
Стремительность завоевания была такова, что через семь лет после взятия Карнаты мавров Альпухары поставили перед выбором: немедленное крещение или изгнание. Но и крещение не помогло. В 1570 году потомки мавров были рассеяны по Испании, а в 1609-м крещеных мавров – морисков – изгнали. Насколько гуманнее были русские! Они не обижали завоеванных татар и евреев, не изгоняли, не заставляли, но позволяли креститься. До завоевания Гранада с двумястами тысячами человек населения была одним из самых важных городов Западной Европы, после изгнания она зачахла и стала дальним провинциальным местечком.
Судя по описаниям современников и сохранившимся сооружениям, сельское хозяйство Андалусии при маврах достигло невероятного развития. Мавры принесли сюда водяное колесо, разработали источники, выкопали каналы для орошения и вели образцовое горное сельское хозяйство, напоминающее палестинское, но с той существенной разницей, что в Андалусии больше воды. Завоеватели-христиане презирали занятия сельским хозяйством и торговлей, которые считались уделом мавров или евреев, в то время как христианину пристало быть воином или священником. Неудивительно, что с изгнанием мавров сельское хозяйство Испании пришло в упадок. Следы былого расцвета наиболее заметны в Альпухаре, где мавры задержались дольше всего.
Я пришел в Альпухару через горы, перевалив через снежный хребет Сьерры-Невады, самых высоких гор Испании. Где-то в этих горах король Боабдил бросил последний взгляд на оставленную, утерянную Гранаду, испустил ultimo suspiro de того (последний вздох мавра, как называется это место) и зарыдал. По преданию, мать сказала ему: не оплакивай, как женщина, то, что не смог защитить, как мужчина. Филипп Гдалья написал в 1920-х годах книгу «Что было бы, если мавры победили в 1491 году». Он считает, что Гранада смогла бы устоять и стала бы великим центром наук и культуры, даже получила бы в 1920 году от Лиги Наций мандат на управление Испанией. Возможно, мир, в котором крестоносцы оставались бы в Акке, а мавры – в Гранаде, оказался бы лучше того, что возник в результате бескомпромиссной конфронтации.
Если погода хорошая, можно пересечь горы и на машине. Хорошая дорога ведет к Парадор Насиональ де Сьерра-Невада (отелю классу люкс «Насиональ»), дорога похуже – к перевалу Велета. Двигаясь оттуда, проще всего пересечь котловину около пика Велета и оказаться на горных лугах, круто спускающихся к гидростанции, откуда тропа ведет к селу Пампанейра, уже в Альпухаре. Название «Пампанейра» указывает на то, что жители села пришли с дальнего северо-запада Испании, из Галисии. После изгнания мавров власти поселили тут колонистов из христианских областей страны.
В Пампанейре, на площади, бьет родник с красивым сабилом, но видно, что старые поливные методы земледелия больше не используются. Однако окончательное доказательство тому, что изгнание мавров убило душу Андалусии, можно найти на побережье, на Солнечном берегу, Коста-дель-Соль. Это сотни километров тесно стоящих многоэтажных зданий и бетонных вилл, забитые ларьками для гамбургеров, сосисок, кислой капусты, пива, пожалуй, самые удручающие километры на всем Средиземноморском побережье. Коста-дель-Соль принадлежит англичанам, немцам, голландцам – жителям Северной Европы, у которых нет своего теплого моря.
Северяне побогаче купили себе виллы и аппартаменты, те, что победнее, приезжают сюда тысячами и сотнями тысяч полежать на горячем песке у моря, погреть промерзшие тела. Коста-дель-Соль – пластмассовое место, бесконечная полоса отчуждения, no man's land.
Туристы Коста-дель-Соль не покидают его. Их не интересует ни Андалусия, ни Испания в целом. И ничего испанского в Коста-дель-Соль нет. Зато в городках его открыты сотни дискотек, ресторанов с иноземной кухней сообразно вкусам туристов, короче, идет приморская курортная жизнь. Даже городки подальше от побережья, вроде Михаса, которые еще в 1960-е годы считались «очаровательными деревушками», превратились в типичные туристские ловушки, усеянные сувенирными лавками.
Приморский туризм, по-моему, самый отвратительный: уже в силу простоты он неизбежно оборачивается сверхэксплуатацией побережья и уничтожает его. Десять атомных бомб не смогли бы разрушить Коста-дель-Соль так основательно, как «прогресс» и «развитие». И это еще одно последствие происшедшего без малого 500 лет назад изгнания мавров. У земли не было хозяина, который бы ее защитил. Ведь юг Франции, побережье Италии и Греции, хоть и пострадали от туризма, все же остались частью Франции, Италии, Греции. Но бесхозная, завоеванная мечом Андалусия по сей день не нашла себя.
Выселенные мавры, пережившие травму изгнания, не смогли воссоздать своей культуры в Магрибе – они расточили свой культурный потенциал в Кордове и Гранаде. Испанцы, разрушив мавританскую культуру, в конце концов превратили собственную страну в отсталые задворки Западной Европы. Интересно, что переселенные 500 лет назад в Гранаду и Севилью северяне активно поддерживали фашистский режим Франко и отличились жестокостью в расправах с республиканцами.