– Не вздумай отключиться! – закричала я в ответ. – Вытащу ваши задницы и выскажу все что думаю, ясно?!
– Идет, – еле слышно донеслось из ущелья.
Мне повезло – на краю обрыва нашелся камень, к которому можно было привязать веревку. Я несколько раз дернула за нее, проверяя свой морской узел. Боже, обещаю, если все получится, буду учиться всему, чему заставит брат, какой бы чушью это ни казалось! Главное, чтобы было кому заставлять.
Я тряхнула головой и принялась спускать канат в ущелье.
– Осторожно! Ловите!
Лохматый конец веревки нырнул в воду перед Карен. Она дотянулась и схватилась за него.
– Есть!
Я выдохнула. Длины хватило.
– Что, – донесся до меня звенящий голос Карен, – что делать?
В другой ситуации я спросила бы, не ударилась ли и она тоже головой. Но сейчас я просто наклонилась над обрывом и увидела, что брат лежит головой у Карен на плече, с закрытыми глазами. Непонятно, в сознании или без.
– Он не поднимется сам, – едва слышно произнесла Карен.
«Он не поднимется сам, – эхом толкнулось в моей голове. – А ты не поднимешь его одна».
Несколько долгих секунд повисли в воздухе растянутой жвачкой. Выход был только один, и ничего не оставалось, кроме как сказать о нем вслух.
– Ты будешь первой, – я выдавила с усилием, глядя на камни и впившись ногтями в свои голые ноги. – А потом мы вытащим его. – Я тяжело сглотнула и поскорее, пока Карен не успела ничего сказать, тускло добавила: – Другого выхода нет.
Карен молчала пару секунд. Наверное, тоже пыталась придумать что-то получше.
– Мы вытянем вдвоем? – спросила она, моргая и отчаянно щурясь.
«У нас есть шанс», – прозвучало в моей голове.
– У нас нет выбора, – сказала я вслух.
– Слушай. Послушай меня. Эй!
Карен хлопнула брата по щеке. Он открыл глаза. Ему потребовалось какое-то время, чтобы сфокусировать взгляд на Карен. Она обхватила его лицо ладонями.
– Слушай внимательно, – ее голос дрожал, как она ни старалась говорить твердо. – Я сейчас поднимусь. Мы завяжем на веревке петлю и спустим тебе. Уцепишься. И мы тебя вытащим. Ясно? Только не отключайся! Ясно?!
– Ясно, – прохрипел брат.
– Обещай, – выговорила сквозь зубы Карен. – Ты должен продержаться. Обещай.
– Обещаю, – брат прошептал, шумно втягивая воздух.
Звенящая тишина заложила уши. Я не могла заставить себя издать хотя бы звук.
– Не закрывай глаза. Держись, – повторила Карен.
Не выпуская лица моего брата из рук, она быстро прижалась к его губам своими. Наверное, мне следовало отвернуться, но я не стала бы, даже если бы смогла пошевелиться. Через секунду Карен дернула веревку.
– Я поднимаюсь!
Он залезла довольно быстро – мне приходилось только поддерживать веревку, в остальном Карен справилась сама. Уже совсем скоро на камни легла ее рука со сбитыми в кровь костяшками. Я схватилась за нее, подтягивая вверх. Несколько секунд – и Карен крепко обняла меня, вся исцарапанная, грязная и мокрая. Она торопливо ощупала теплые камни под собой, словно убеждаясь, что выбралась, мимоходом вытерла глаза и выпрямилась.
– Давай скорее. – Я потянула на себя веревку.
Карен принялась завязывать петлю на конце.
– Ты здесь?! – я крикнула в ущелье. – Мы сейчас спустим веревку, слышишь?!
Ответа не последовало. Я почувствовала, как внутри все застыло.
– Волк… – старое прозвище вырвалось само по себе, откуда-то из глубины. – Волчик!
Я уже давно не называла брата так – с тех пор, как он начал ворчать, что это детский сад. Показалось даже, что горы вокруг стали выше из-за того, что я стала меньше ростом. О кличке знали только мы с мамой. Все началось с футболки с волком – она была у брата, сколько я себя помнила. Уверена, она и сейчас валяется где-нибудь в шкафу, потрепанная и рваная, хотя он вырос из нее много лет назад. Мне казалось, волк на картинке был похож на моего брата – такой же большой и сильный. Я никогда не верила, что эти звери могут быть плохими, как во всех сказках и мультиках. Волки были похожи на собак, капитанов называли «морские волки», и мой собственный волк защищал меня каждый день.
– Волчик. – Я хваталась за ту футболку, задирая голову и просительно заглядывая брату в глаза. – Ну пожалуйста!
– Такого даже слова нет, – сердился брат, отцепляя мои руки от растянутой ткани.
Вздыхал, хмурился, а потом брал и делал то, о чем я его просила.
Когда я просыпалась ночью от кошмарного сна, то звала брата именно так. И он всегда приходил на помощь. Теперь помочь ему должна была я.
– Здесь, – чуть слышно донесся снизу глухой кашель.
Я выдохнула сквозь зубы.
– Напугаешь меня так еще раз… Жди, сейчас!
Веревка дрожала у Карен в руках, я помогла ей затянуть узел.
– Спускаем! – Карен крикнула, и мы опустили веревку в ущелье. – Просунь руку в петлю, чтобы она у тебя под мышкой была! Будет проще держаться!
– Дерни веревку, когда тебя поднимать! – я села на корточки на самом краю и принялась ждать.
Снизу не донеслось ни звука. Только веревка прошуршала по стене.
– Эй?! – голос Карен сорвался.
– Не смешно! – глупо вырвалось у меня.
Тишина.
Лицо брата бледнело в полумраке ущелья. Веревка мирно свисала рядом.
Горло сжал чей-то кулак, показалось, меня сейчас вырвет. В голове полыхнула мысль, что я никогда не смогу себя простить. Надо было тащить его первым. Надо было попытаться. Надо было…
Карен рядом издала отчаянный всхлип, а я не могла выдавить из себя даже это. Все звуки отключились, только кровь оглушительно бухала в ушах. Казалось, что мир навсегда завяз в этом ужасе.
– Нет… Нет, пожалуйста! – я закричала таким диким голосом, что тишина разорвалась и разлетелась осколками.
Снизу раздался глухой стон. Я впилась взглядом в сырую полутьму. Слабое, еле заметное движение. Через пару невыносимо долгих мгновений веревка коротко дернулась. Мы с Карен вскочили на ноги.
– Держись крепче!
Мы тянули изо всех сил, врезаясь подошвами в неровные камни и впиваясь ногтями в жесткое плетение веревки. Никогда не думала, что тащить человека может быть так тяжело – изодранные ладони жгло, а в животе что-то натянулось и грозилось вот-вот лопнуть.
– Еще, – прошипела Карен сквозь зубы.
Я молчала – на слова ушло бы слишком много сил.
Когда над краем ущелья показалась взъерошенная темная макушка, я еле удержалась, чтобы не броситься прямо к брату. Еще чуть-чуть… И еще… Мы рухнули на камни одновременно. Карен заплакала. Мне тоже очень хотелось, но все слезы засохли где-то глубоко внутри. Я зажмурилась и вцепилась в футболку брата, скомкав ее в пальцах. Секундочку. Только секундочку.
Во рту вдруг стало тепло и мокро. Я поняла, что до сих пор сжимаю зубы на губе и, сморщившись, осторожно отпустила их. На подбородок стекла тоненькая струйка крови. Щеки коснулась шершавая ладонь. От нее пахло солью и домом.
– Спасибо, – прошептал брат, – Индиана Джонс.
Семья
Про адрес я вспомнила только через неделю – когда ссадины на руках покрылись зудящими корочками, а ночи перестали душить липким страхом. Когда Карен стала улыбаться так же, как раньше, и прекратила вздрагивать от громких звуков. Когда брат начал ненадолго вставать с кровати и есть так, чтобы пища не возвращалась тут же обратно.
– Рвота – это нормально при сотрясении мозга, – уверил нас доктор из больницы. – Не волнуйтесь, все обошлось. Пара недель, и будет как новенький!
– Не хочу, чтобы ты был новенький. – Я уткнулась брату в ухо. – Лучше будь таким, как всегда.
– Договорились, – шепнул он и подмигнул мне. Из-за повязок это далось ему с трудом.
В больнице брат провел три дня. Они слились в тяжелый резиновый комок – особенно первые сутки. Брата возили по кабинетам на обследования, Карен плакала, ее бабушка плакала еще больше, а у меня не получалось выдавить ни слезинки. Александр ругался с медсестрами, разъезжая на коляске по кабинетам. Искусственная кожа кресла, на котором я скрючилась, противно липла к голым ногам и больно отклеивалась. Бледный коридор кисло пах страхом, тоскливым ожиданием и мазью, которой мне и Карен обработали царапины.
Карен нервно дергала края пластыря, превращая его в грязную разлохмаченную тряпку. От суетливого движения начинало мутить, и я дотронулась до ее плеча, чтобы успокоить.
– Извини. – Карен оставила пластырь в покое и резко сунула руки в карманы.
И тут же вытащила их обратно, словно в кармане что-то укусило ее за пальцы. На тусклый больничный пол упал бледный цветок. Лепестки обмякли, а стебель и листочки были измочалены почти так же, как края пластыря Карен.
– Что это?
Карен таращилась на цветок, спрятав руки за спину и не наклоняясь.
– Все из-за него.
– Что? В смысле?
Она отвернулась в сторону, так, что мне стала видна только половина ее лица. Я тоже посмотрела туда – ничего, кроме пустого коридора, там не было. Карен молчала, а расспрашивать ее у меня не было сил.
– Он рос там, на скале. – Карен тяжело сглотнула, горько улыбнувшись. – Хорошенький такой. Над ущельем, с… с самого краю. Не знаю, какой черт меня дернул, как затмение нашло…
– Не может быть. – Я неверяще помотала головой. – Ты не могла полезть.
– Мне показалось, там чуть-чуть дотянуться, и все, – глухим шепотом призналась она. – Твой брат наклонился шнурки на кедах завязать, я подумала, сейчас сорву, вот он обалдеет. Какая я ловкая. Говорю тебе, помутнение рассудка.
Она снова принялась обрывать кусочки пластыря. Я не стала ее останавливать.
– Потом все вдруг. Так быстро, в одну секунду. Я тянусь, срываю цветок. Вдруг нога куда-то едет. И я вместе с ней.
Я вдруг различила мерный глухой стук и поняла, что пинаю ножку кресла. Пересилив себя, поставила ногу на пол.
– В первую секунду даже воздух куда-то выбило. Потом как закричу… Твой брат меня уже за руку ухватить пытается, а я все кричу. – Карен нервно улыбнулась. – Он орет: «На секунду отвернуться нельзя!»