Я высунула голову из окна, так что мы оказались лицом к лицу, и даже в таких экстремальных обстоятельствах я поразилась тому, как же он хорош собой. Сам он, казалось, не осознавал своей привлекательности, и я не могла понять, хорошо это или плохо.
– Да, тяжелый случай, ты точно застряла, – подтвердил он.
– Самое обидное, что меня предупреждали, а я загляделась на скульптуру и отвлеклась.
– На скульптуру? Ну да, она ведь тебе знакома.
– Что? – удивилась я.
Уэс смущенно моргнул и помотал головой:
– Да нет, ничего. Я просто подумал… что, может, ты видела ее раньше. В городе таких несколько.
– Нет, не видела, – честно призналась я, – но она удивительная.
Ветер утих, и сердечко замерло прямо в центре ладони. Где-то справа от меня хлопнула дверь, и на крыльце небольшого белого домика появилась Делия.
– Мейси? Это ты? О господи! – Она всплеснула руками. – Я забыла предупредить тебя о выбоине! Вот я дура! Держись, сейчас позову Уэса.
– Я уже тут, – отозвался тот.
Делия облегченно вздохнула и села на ступеньки.
– Жди, я сейчас вернусь, – обратился ко мне Уэс и быстрым шагом пошел к дальнему дому.
Я сидела и смотрела, как он исчез во дворе. Через пару минут на дороге появился старый пикап «Форд». Уэс объехал мою машину по обочине и медленно сдавал назад, пока его задний бампер не оказался в футе от моего переднего. Потом прикрепил к бамперу трос и подошел ко мне. В боковое зеркало мне было видно ярко белеющую в темноте футболку.
– Самое главное – выбрать правильный угол, – сказал он, взялся за руль моей машины и слегка повернул его. – Вот так и держи, – и вернулся к пикапу.
Взревел мотор, пикап медленно поехал вперед, сначала ничего не произошло, но через несколько мгновений я почувствовала, что моя машина тоже потихоньку движется. Еще минута – и я была спасена. Яма в свете фар оказалась действительно выдающейся, похожей по форме на лунный кратер. Уэс выпрыгнул из пикапа, отсоединил трос и сказал:
– Теперь все хорошо, только держись левой стороны. Как можно левее.
Я высунула голову из окна.
– Огромное тебе спасибо!
Уэс пожал плечами:
– Не за что. Я постоянно этим занимаюсь. Вчера вытащил курьера из службы доставки. Он так нервничал!
– Какая гигантская яма, – сказала я.
– Да, просто чудовищная. – Он провел рукой по волосам, и я снова увидела татуировку у него на руке, но не смогла ее хорошенько разглядеть.
– Надо бы ее заделать, только вряд ли это когда-нибудь случится.
– Почему?
Он оглянулся на дом Делии, которая шла к нам по дорожке в длинной юбке и красной футболке, босиком.
– Дела семейные. Кое-кто уверен, что у всего на свете есть свои причины. Даже у ям на дороге.
– Но ты ведь так не считаешь?
– Нет, – сказал он, все еще внимательно рассматривая яму.
А я, сама того не замечая, смотрела на него, пока он не перевел взгляд на меня.
– Ладно, неважно, – сказал он, – пока.
– Еще раз спасибо, – повторила я, соображая, куда поворачивать руль, и включая первую скорость.
– Пожалуйста, и не забудь: левее.
– Как можно левее, – ответила я, обогнула яму и проехала оставшиеся пятьдесят футов до дома Делии. Она ждала меня на дорожке. Открывая дверцу, чтобы выйти, я увидела в зеркале заднего вида пикап и силуэт Уэса за рулем. Скоро он исчез за линией деревьев, скрипнув на прощание гравием.
– Что касается Уэса, – говорила Делия, разворачивая очередной пакет с индейкой, – то он уверен, что может исправить все на свете. А если исправить не получается, он старается сделать что-нибудь из сломанных частей.
– Разве это плохо? – удивилась я, окуная лопатку в огромное ведро майонеза, стоящее на столе.
– Не то чтобы плохо, просто необычно.
Мы работали в гараже, служившем штаб-квартирой «Уиш кейтеринг». Там стояли две профессиональные духовки, гигантский холодильник и несколько столов из нержавеющей стали с разложенными на них разделочными досками и всякой кухонной утварью. Мы сидели по разные стороны стола, делая сэндвичи. Через открытую дверь слышалось пение сверчков.
– Я смотрю на жизнь иначе, – продолжала Делия. – Мне кажется, что некоторые вещи должны оставаться такими, как есть.
– Например, яма, – подсказала я, вспомнив, как Уэс покосился на Делию, сказав: «Кое-кто уверен, что у всего есть причины».
Она положила пакет с индейкой на стол и посмотрела на меня.
– Представляю, что он тебе наговорил. Сказал небось, что эта яма до сих пор не засыпана из-за меня, и если бы я позволила ее заделать, то почтальон не боялся бы привозить нам почту и мне не грозил бы очередной счет от компании «Шины Лейквью», клиент которой угробил здесь свои колеса.
– Нет, – задумчиво ответила я, тонким слоем намазывая на хлеб майонез, – он сказал: «Кое-кто уверен, что у всего есть свои причины, а другие так не считают».
Делия задумалась.
– Не то чтобы я думала, что у всего есть причины, а, как бы тебе объяснить… я считаю, что некоторые вещи просто должны быть… сломанными. Несовершенными. Неидеальными. Мир полон контрастов, понимаешь? На дороге должны быть ямы, так устроена жизнь.
Она замолчала. Бледно-розовое солнце медленно скрылось за деревьями.
– Но все-таки это слишком большая яма, – заметила я, складывая сэндвич.
– Громадная, – кивнула Делия, потянувшись за майонезом. – Но в этом-то и дело. Я не хочу ремонтировать дорогу, потому что не считаю ее нуждающейся в ремонте. Яму можно объехать. По той же причине я не хочу менять машину, хотя кондиционер в ней не работает при включенном радио. Я просто выбираю: музыка или холодный воздух.
– Как-то странно: или музыка, или воздух.
– Да, пожалуй, – согласилась она, вытащила еще три куска хлеба, намазала их майонезом и накрыла латуком. – Если рассуждать шире, как раз поэтому я обхожусь без партнера, который помогал бы мне с доставкой, хотя после ухода Уиш у меня получается сплошной беспорядок на колесах. Да, тут не очень хорошо все организовано. Наверное, было бы лучше, если бы катастрофа не угрожала нам каждую секунду.
Я внимательно слушала, намазывая следующий сэндвич.
– Но когда все идет гладко, к этому быстро привыкаешь, – продолжала она, – время от времени нужно добавить беспорядка. Иначе не получаешь удовольствия, когда все снова хорошо. Знаю, ты считаешь меня странной, и другие тоже.
– Вовсе нет, – ответила я, но она мне не поверила.
– Знаешь, сколько раз я ловила Уэса возле этой ямы, когда он пытался тайком от меня засыпать ее?
Она выложила новый ряд хлеба.
– А Пит, мой муж, уже дважды заманивал меня в автосалон, чтобы поменять мою старушку на новую машину. А что касается бизнеса… не знаю… они оставили меня в покое. Из-за Уиш. Забавно, потому что как раз она бы такого не вынесла. Она была самым организованным человеком на свете.
– Уиш[3] – классное имя, – сказала я.
Делия с улыбкой посмотрела на меня:
– По-настоящему мою сестру звали Мелисса, но когда я была маленькой, у меня получалось Ма-уи-ша, потом сократилось до Уиш, и все стали ее так называть. Она не возражала, и ей очень подходило это имя.
Взяв нож, Делия начала разрезать сэндвичи на половинки, потом на четвертинки и складывать их на поднос.
– Этот бизнес – ее детище. Уиш развелась с отцом мальчиков, и тот уехал на Север, а это дело стало для нее началом новой жизни. У нее все шло как по маслу, пока не заболела. Рак груди. Умерла в тридцать девять лет.
Очень странно было оказаться по другую сторону баррикад, в смысле когда утешения ждут от тебя. Я-то привыкла, что утешают меня. Мне хотелось найти правильные слова, потому что мои чувства были искренними. Когда приходит горе, оно как бы говорит на другом языке, и обычных слов не хватает.
– Мне правда очень жаль, Делия, – сказала я.
– Спасибо, – ответила она, положив кусок хлеба на стол, – мне тоже. – Потом она грустно улыбнулась и начала складывать следующий сэндвич.
Я тоже продолжала работу, и несколько минут мы молчали. Но это была совсем другая тишина, не пустая и стерильная, как дома или в библиотеке. Когда ты не одна, тишину в любой момент можно нарушить. Похоже на разницу между перерывом в отношениях и окончательным разрывом.
– Знаешь, что происходит, когда кто-то умирает? – спросила неожиданно Делия, заставив меня вздрогнуть. Я продолжала молча складывать сэндвич.
– Наступает реакция, у каждого своя. Как, например, у меня или Уэса. После развода родителей он связался с дурной компанией, даже в полицию попадал, Мелисса просто не знала, что с ним делать. Но когда она заболела, Уэс очень изменился. Сейчас он совсем другой. Опекает Берта и занимается своими скульптурами. Так он переживает потерю.
– Уэс занимается скульптурой? Так это он сделал?..
– Сердце в руке? – закончила она за меня. – Да, он. Невероятно, правда?
– Очень интересная скульптура. Я не знала. Мы говорили о ней, но он не сказал, что это его работа.
– Он никогда не хвастается. Весь в мать. Она тоже была тихая и необыкновенная. Я иногда ей завидовала.
– Не знаю, – сказала я. – По-моему, ты тоже необыкновенная. Ты занимаешься этим бизнесом, имея маленького ребенка, со вторым на подходе.
– Нет, я обычная. Когда умерла Уиш, из меня будто выпустили воздух. Получилось, как в той глупой игре, когда Берт и Уэс выпрыгивают друг на друга из укрытия, пытаясь напугать. Я попалась, она меня подловила. Мне никогда не приходило в голову, что с ней может что-то случиться. Понимаешь?
Я неуверенно кивнула, жалея, что не рассказала ей о папе, не поделилась своей болью, не показала, как хорошо ее понимаю. Но для Делии я не была «той самой девочкой, у которой умер отец». Она ничего не знала, и мне это нравилось.
– И вдруг она ушла. Подловила меня, – продолжала Делия, доставая хлеб. – На моей шее остались двое мальчишек, о которых надо заботиться, и только что родившаяся Люси. Это была страшная потеря, гигантская дыра, понимаешь?