психотерапевта. Первое, что должен сделать терапевт, начиная работу с клиентом, — узнать, работают ли с ним другие терапевты, и если работают, то установить их власть и степень влияния на клиента. Начинающего терапевта можно научить обсуждать своих клиентов с коллегами так, чтобы достигать желаемого результата. Очень важно уважать взгляды коллег и интересоваться ими. Воевать с коллегами из-за клиента глупо, а для клиента это тяжело.
Проблемы возникают тогда, когда на семейную терапию приходит семья, один из членов которой проходит индивидуальную терапию, или когда индивидуальную терапию проходит один из супругов, пришедших на супружескую терапию. Позволю себе представить обычную проблему: жена проходит индивидуальную терапию, и в какой-то момент она и ее терапевт решают, что она нуждается еще и в супружеской терапии. Иногда это происходит, когда психотерапевт считает, что терапия замерла, и желает ее оживить. Вместо того чтобы вести супружескую терапию в своем офисе, психотерапевт отправляет пару к кому-то другому. Когда специалист по супружеской терапии приступает к делу, у жены возникают новые темы для обсуждения со своим индивидуальным терапевтом. Однако ее мужу не с кем поговорить, поэтому он тоже начинает искать для себя индивидуального терапевта. А затем пара бросает супружескую терапию. Кажется очевидным, что в такой ситуации семейному терапевту следует попросить индивидуального терапевта приостановить или прекратить работу на время, пока пара проходит супружескую терапию. Тогда семейный терапевт действительно берет на себя ответственность и не выступает в качестве дополнения к индивидуальному терапевту, метод работы которого с клиентом может быть совсем иным.
Очевидно, что терапевты должны научиться тактично включать коллег в работу и исключать их из нее. Иногда коллеги, полагающие, что чем больше терапии, тем лучше, подталкивают всех членов семьи к прохождению терапии в индивидуальном порядке или совместно. Такие терапевты не умеют мыслить в духе организации. Иногда полезно специально провести супервизию того, как обучающиеся разговаривают по телефону с коллегами, пытаясь наладить сотрудничество. Супервизоры, которые уважительно говорят о коллегах и других работниках сферы психического здоровья, являются для обучающихся образцом отношения, необходимого для успешного сотрудничества с другими профессионалами по поводу конкретного случая.
Основной аспект иерархии — это власть психотерапевта наделять властью. Терапевту доступно своего рода рукоположение, в том смысле, что член семьи, которого он наиболее уважительно выслушивает, поднимается в семейной иерархии. Позволю себе привести пример того, как обучающийся, которого я назову Джеральд, обнаружил существование такой власти. Я следил за тем, как Джеральд ведет сеанс с семьей, состоявшей из матери, отца и сына-подростка с отклоняющимся поведением. Некоторое время я наблюдал за Джеральдом, а затем попросил его выйти из комнаты. Я сказал: «Предполагается, что я твой супервизор, а я не знаю, что ты делаешь. В чем заключается твой план?» Он ответил: «Просто наблюдайте и увидите». Некоторое время я наблюдал, а затем снова вызвал его из комнаты, сказав, что я уже наблюдал и все равно не понял, что он делает. Джеральд сказал: «Я подталкиваю отца». Затем он добавил: «У матери есть проблемы с этим парнем, а отец в них не включен. Я думаю, что ему следует этим заняться, и поэтому я его поднимаю». Я спросил: «А как ты это делаешь?» «Ну, — сказал Джеральд, — когда отец говорит, я уделяю ему много внимания. Когда говорят мать или сын, я обращаю на них меньше внимания. Вы увидите, отец поднимется в иерархии». Он вернулся в комнату, и действительно, я увидел, что статус отца поднимается. Мать и сын обращали на него все больше и больше внимания, так же как это делал терапевт.
Именно благодаря способности терапевта наделять членов семьи силой и властью концепция иерархии приобретает такое большое значение, но обучающийся, признающий только индивидуальную терапию, не может этого оценить. Если психотерапевт поддерживает подростка в его позиции против родителей, он наделяет подростка силой, хотя при этом он может думать, что этим лишь выказывает свою заботу и симпатию. Каждый, кого терапевт слушает наиболее внимательно, приобретает в семье силу и статус. Фактически, когда семья впервые появляется в офисе психотерапевта, его выбор одного из членов семьи для описания проблемы автоматически делает этого члена семьи авторитетом в плане того, почему семья обратилась за терапией. Помимо прочего, терапевт может по неосторожности наделять подростков властью, концентрируя на них свое внимание с целью поднять их самооценку.
Предположим, терапевт хочет усилить позицию родителя, который не может контролировать своего ребенка. Тогда терапевт должен уделять особенное внимание этому родителю с того самого момента, когда семья входит в кабинет. Если, к примеру, одинокая мать приходит со своей матерью, с которой они живут вместе, терапевт может предположить, что две женщины не могут поделить сферы влияния на проблемного ребенка. То, как терапевт понимает желательное для женщин поведение в отношении ребенка, будет влиять на поведение самого терапевта. (Обычно цель состоит в том, чтобы побудить мать заботиться о ребенке, а бабушку — действовать в качестве советчика и помогать матери в ее заботах.)
В некоторых культурах бабушки и дедушки стоят по иерархии выше родителей, а в некоторых — нет. При работе с семьями из Азии следует ожидать, что бабушки и дедушки будут обладать большей властью, нежели бабушки и дедушки из американских семей, часто живущие отдельно. Исключение составляют случаи, когда они обладают большей финансовой властью или необходимы, чтобы заботиться о ребенке. Если супруги постоянно ссорятся и неспособны сами решать свои проблемы, в их брак часто вмешивается кто-то из старшего поколения и делает это не лучшим образом. В наше время у многих родителей, страдающих разного рода зависимостями, детей забирают и отдают на попечение бабушкам и дедушкам. Когда родители пытаются забрать их назад, они встречают отпор со стороны старшего поколения. Суд отдает им права на ребенка, и родителям трудно востребовать своего ребенка назад. Психотерапевта часто просят высказать свое мнение о том, кто должен заботиться о ребенке. Это очень ответственный шаг, так как фактически терапевта просят предсказать возможность рецидива у родителя.
В первую очередь терапевт должен занять свою собственную позицию по отношению к вопросу о том, почему люди делают то, что делают. Возможно, это даже важнее, чем видение терапевтом иерархии, последовательности или степень его концентрации на проблеме клиента. Мы должны выдвигать гипотезы о мотивах. Если жена кричит на мужа, зная, что этим она разозлит его еще больше, мы должны объяснить это иррациональное действие. Если мальчик режет себе вены, мы должны иметь объяснение этому удивительному поведению. Именно в вопросе о том, почему люди делают то, что делают, терапевт чаще всего принимает чью-либо сторону. Часто супервизор вынужден целиком менять взгляды обучающегося на мотивацию клиента в процессе терапии. (Психотерапевт может иметь одно объяснение для поведения человека у себя в кабинете и совершенно другое для поведения этого же человека как гражданина на улице.)
Классическая теория мотивации, которой обучались практически все супервизоры, а значит и их обучающиеся, представляет собой концепцию негативного бессознательного, а согласно ей люди делают то, что делают, руководствуясь гневом, враждебностью, жадностью, похотью и любыми другими смертными грехами. Достаточно лишь описать проблему клиента среднестатистическому клиницисту, как тут же услышишь сомнительное объяснение бессознательной мотивации клиента. К сожалению, то же самое можно услышать и от супервизора. Если спросить такого супервизора, почему он не советует обучающемуся следовать собственным побуждениям на сеансе, супервизор, который верит в злое бессознательное, скажет: «Да что вы! Один Бог знает, что они могут натворить, если будут следовать своим побуждениям!» Заметьте: подразумевается, что побуждение обязательно будет негативным. Но если терапевт не может доверять собственным побуждениям, то какие же решения он сможет принимать?
Взгляды психотерапевта на бессознательное становятся очевидны уже на первом терапевтическом интервью. Если он исследует все те ужасы, о которых думает или которые делает клиент, значит он убежден в том, что все негативные мысли, которые можно изменить, должны выйти на поверхность. То есть такой терапевт уверен, что если клиент выразит все те ужасные мысли, которые есть у него внутри, то освободится от них. Такая техника может вогнать человека в депрессию. Напротив, терапевт, использующий позитивные переживания клиента и обсуждающий с клиентом, что тот мог бы предпринять для решения проблемы, мыслит в духе позитивного бессознательного.
Лучше всего считать, что клиент в терапевтическом процессе (но не человек в другом социальном контексте) делает то, что делает, преследуя позитивные цели. Например, с точки зрения позитивного бессознательного жена, кричащая на мужа, пытается таким образом помочь ему. Можно предположить, что когда она на него не кричит, он уходит в себя, как человек в депрессивном состоянии. Когда она кричит на него, он злится. Он тогда знает, в чем зло — в ней. Она заставляет его собраться и помогает ему — за счет себя самой. Терапевт, принимающий эту точку зрения, будет видеть эту женщину в позитивном свете, а не считать ее стервой. А терапевт работает лучше всего, когда позитивно относится к клиенту.
В системной теории скрыто присутствует мысль о том, что каждый человек в системе стабилизирует ее, и его симптом — это способ поддержания стабильности. Система поддерживает саму себя с помощью взаимодействия между индивидуумами. Система может быть плохой, но стабильной. Если она начинает разрушаться, предпринимаются какие-то действия по предотвращению разрушения. Например, если родители близки к разводу, подросток может попытаться сделать что-то из ряда вон выходящее, например, попытаться покончить с собой. Если у мужчины возникают проблемы с потенци