Тем не менее, поскольку буржуазные правительства без острой нужды не стремились предоставлять министерские посты социал-демократам, последние вели и оппозиционную политику, прибегая к средствам давления на свою буржуазию (крупные стачки, организация массовых полувоенных формирований). Часть социал-демократии еще не отказалась полностью и от революционных методов борьбы, о чем наглядно свидетельствуют попытки вооруженных выступлений в 1927 и в 1934 годах, возглавленные военизированной организацией австрийских социал-демократов - шуцбундом (которые, однако, не получили поддержку лидеров социал-демократии).
До середины 30-х годов, даже в условиях обострения бедствий рабочего класса в условиях «Великой депрессии» 1929-1933 годов, социал-демократы почти нигде не прибегали к совместным действиям с коммунистами. Причина этого лежала не только в сектантской политической линии Коминтерна, но и во встречном нежелании вождей социал-демократии сотрудничать с коммунистами, что доходило вплоть до запрещения членам социал-демократических партий вступать с коммунистами в какие-либо контакты.
Лишь победа нацистов в Германии побудила социал-демократию (как и коммунистов) перейти к попыткам совместных действий. Наиболее известные примеры политических коалиций социал-демократов и социалистов с коммунистами, пришедших к государственной власти - республиканское правительство в Испании в 1936-1939 годах и правительство Народного фронта во Франции в 1936-1938 годах. Однако эти правительства, хотя и организовавшие отпор наступающему фашизму, и проведшие ряд реформ в интересах рабочего класса, оказались неспособными вести борьбу за социалистические цели.
В ряде социал-демократических партий была не просто провозглашена политика конструктивного сотрудничества с буржуазией, а выдвинут принцип конструктивного служения буржуазному обществу даже в случае прихода социал-демократов к власти. Это был еще один шаг на пути отказа от социалистических целей. Теперь под сомнение ставилась уже не социалистическая революция, а фактически даже сколько-нибудь глубокие социальные реформы, серьезно задевающие интересы буржуазии.
Однако если революционность социал-демократии уходила в прошлое, то социал-реформизм еще не был сдан на слом, и давление организованного рабочего класса побуждало социал-демократов бороться за реформы. Для такой борьбы возникли довольно благоприятные обстоятельства по мере того, как СССР на фоне Великой депрессии демонстрировал впечатляющие темпы роста. Затем советская экономика начала выбираться из первоначальных трудностей ускоренной модернизации и во второй пятилетке (1933-1937 гг.) обеспечила дальнейшие успехи проводимой политики индустриализации и сдвиги к лучшему в коллективизированном сельском хозяйстве. Пример СССР оказался мощным рычагом давления на буржуазные правительства, которые в ряде случаев вынуждены были идти на реформы, чтобы удержать свой рабочий класс от искушения последовать по советскому пути.
Советская система в СССР была обременена множеством проблем, и на деле не столь уж далеко продвинулась по социалистическому пути (как я попытался показать выше). Однако даже такая, усеченная, внутренне неоднородная, деформированная альтернатива мировой капиталистической системе оказала на развитие последней колоссальное влияние. Одна лишь демонстрация возможности существования жизнеспособной альтернативы, создающей социальные преимущества для класса наемных работников, заставляла капитализм меняться. Тем более, что эта осязаемая альтернатива подкреплялась давлением классовой борьбы внутри капиталистических стран.
Если символом альтернативы мировой капиталистической системе был СССР, то ее персонифицированным выражением стал Сталин. Именно этим объясняется его огромный авторитет в левом движении всего мира, даже среди социал-демократии, не питавшей симпатий ни к большевизму вообще, ни к репрессивным методам сталинской власти в особенности.
Давление примера СССР подталкивало буржуазные правительства к поиску классового компромисса с пролетариатом, и тем самым укрепляло антиреволюционные, реформистские элементы в социал-демократии, позволяя им демонстрировать осязаемые успехи своей реформистской тактики. Тот факт, что успех реформизма был побочным продуктом революции, оставлялся без внимания.
Буржуазия ряда развитых стран стала продвигаться все дальше и дальше по пути компромисса с пролетариатом. И социал-демократия оказалась весьма действенным социально-политическим инструментом этого компромисса. С одной стороны, она использовала и альтернативу СССР, и борьбу рабочих капиталистических стран в качестве рычага давления на буржуазные правительства. С другой стороны, она демонстрировала готовность не подвергать сомнению основы капиталистического порядка, а ограничиваться лишь теми или иными - пусть и весьма существенными - уступками в пользу наемных работников. Тем самым рабочие получали возможность практически улучшить свое положение, буржуазия - отвести угрозу революционного взрыва, а социал-демократия - закрепить за собой достойное место в политическом истэблишменте.
Дальнейшие успехи в борьбе за частичные уступки привели укреплению позиций социал-демократии, а так же и к эволюции ее собственной политической и идейной платформы. Происходил дрейф от наследия революционности к социал-реформизму - на левом фланге социал-демократии, и от социал-реформизма к буржуазному реформизму - на правом.
Политика компромисса буржуазии с рабочим классом не везде была связана с политическим влиянием социал-демократии. Так, например, в крупнейшей и ведущей стране капиталистического мира - США - сколько-нибудь заметное социал-демократическое движение так и не сложилось. И в период между двумя мировыми войнами проводником курса социального компромисса там стала демократическая партия во главе с президентом США Ф.Д. Рузвельтом, избранным на пике Великой Депрессии - в 1932 году.
Окончательно направление дрейфа социал-демократии в направлении буржуазного реформизма определилось после Второй мировой войны. В какой-то мере выбор политической позиции социал-демократии определялся условиями, схожими с условиями Первой мировой войны: социал-демократам предстояло еще раз определить свое отношение к сотрудничеству со своими буржуазными государствами. И они сделали свой выбор: социал-демократия в целом поддержала позицию противостояния ведущих капиталистических держав «советскому блоку», внеся вклад в развитие «холодной войны».
Соответственно этому выбору менялись и идейно-политические установки социал-демократии. С остатками революционности и традиционными марксистскими формулами в программных документах социал-демократических партий было в основном покончено в конце 40-х - начале 50-х годов XX века. Был провозглашен открытый отказ от марксизма как идейной платформы социал-демократии. Большинство социал-демократических партий в своих идейных ориентирах сделало явный или неявный выбор в пользу концепций в духе «этического социализма». Эти концепции сводили социализм к набору морально-нравственных принципов, приближение к которым может продолжаться бесконечно, и порывали с прежними взглядами, согласно которым социализм понимался как определенная общественная система, приходящая на смену капитализму.
Такой подход делал стратегические ориентиры социал-демократии сколь угодно расплывчатыми и тем самым позволял принимать тактические решения по существу произвольным образом. Тем самым открывалась в перспективе малопочтенная возможность полного перехода на позиции обыкновенного буржуазного реформизма и фактической утраты самоидентификации социал-демократии.
Тем не менее, в середине XX века этот процесс еще только начинался, и у буржуазии, напуганной формированием мировой социалистической системы, социал-демократия и другие отряды организованного рабочего движения могли вырвать немалые уступки. Именно к послевоенному периоду относится полное развертывание политики уступок и компромиссов, начатой после Октября 1917 года - того, что можно назвать «мировой реформой», заменившей и отсрочившей мировую революцию, но в то же время бывшей прямым продуктом этой революции, пусть и не удавшейся.
Капитализм, опираясь на социальные компромиссы, сформировав «государство всеобщего благосостояния», и введя в действие разнообразные рычаги регулирования движения частного капитала, обеспечил довольно быстрый рост в 50-е - начале 70-х годов XX века. А вместе с этим ростом росли и возможности увеличения благосостояния наемных работников и увеличения социальных расходов буржуазного государства.
Отношения между коммунистами и социал-демократами испытывали на протяжении последних трех четвертей XX века неоднократные эволюции. Взаимное отчуждение, нараставшее во второй половине 20-х - начале 30-х годов, сменилось с середины 30-х осторожными попытками проведения тактики единого фронта. С началом Второй мировой войны сближение коммунистов и социал-демократов перед лицом общего врага (особенно в странах, оккупированных нацистами), получило мощный толчок на основе реальной совместной борьбы против гитлеровской агрессии. Однако это сближение оказалось непрочным.
Социал-демократы, как было сказано выше, вскоре оказались перед выбором - следовать ли вновь за политикой «своих» буржуазных государств, развязавших «холодную войну», возглавивших антикоммунистический крестовый поход и начавших кровавое подавление национально-освободительного движения в колониях?
Выбор был сделан однозначный. Социал-демократы и социалисты изгнали своих недавних союзников-коммунистов из коалиционных правительств во Франции и Италии, и практически повсеместно поддержали политику их выдавливания из аппарата профсоюзного движения. Ряд социал-демократических и социалистических правительств нисколько не чурался ведения колониальных войн. Антикоммунизм стал их официальной идеологической линией.