Однако первоначально национальное государство, как и династическое, оставалось сословно-монархическим, что означало консервацию привилегий дворянской элиты и мешало последовательной реализации тенденций национального государства. Эта реализация становится возможной с буржуазными революциями, опрокидывающими сословно-монархические принципы. Недаром патриотизм был одним из знамен буржуазной революции.
Своеобразным промежуточным вариантом между династическим и национальным государством были имперские государства XVIII - начала XX веков (Австро-Венгерская, Российская, и отчасти Британская империи). В провинциях этих многонациональных империй происходило формирование национальных рынков, наций, а вместе с этим - и предпосылок национальных государств, что, в конце концов, привело к распаду этих империй. Если поначалу крупное имперское государство играло покровительственную роль по отношению к социально-экономическому развитию национальных провинций, то затем, когда провинции получили основания претендовать на большую самостоятельность, империя превращалась в тормоз этого развития и закономерно рушилась. Лишь Германская империя, сформировавшаяся, в силу затянувшейся феодальной раздробленности территории Германии, фактически только из германских провинций, избежала этой участи и трансформировалась в буржуазное национальное государство.
Как было отмечено выше, нации, национальные государства, а вместе с этим - и национальные интересы, являются продуктом сравнительно позднего исторического развития. Самой первичной исторической общностью людей является род. Объединение нескольких родов дает племя. Возникновение у племен государственности становится основой формирования народностей. И лишь затем приходит черед наций...
Довольно сложным для марксизма - не в общетеоретической формулировке, для определенных конкретно-исторических условий, - является решение вопроса о соотношении классового и национального.
Марксизм не отвергает защиту национальных интересов. Но не с позиций национализма, который прячет за якобы «общенациональным» интересом интересы господствующих классов, в лучшем случае выражающих прогрессивную тенденцию общественного развития (в период образования национальных государств, в ходе буржуазных революций и национально-освободительных движений). Защищая национальные интересы, социалисты прежде всего стремятся увидеть под именем «общенационального» конкретные позиции конкретных классов, что фактически означает, что у каждого класса есть свое видение «общенационального» интереса. И эти различные позиции нередко вступают в конфликт, обнажая фальшь тезиса о единстве нации.
Тем не менее, наличие наций и национальных государств в классовом обществе означает наличие конфликта национально-государственных интересов. И хотя такой конфликт может быть синонимом конфликта господствующих классов разных наций, вполне могут возникать такие ситуации, когда для трудящихся классов защита национальных интересов (хотя бы и формулируемых господствующими классами) совпадает с их собственными интересами. Однако ситуация может складываться и прямо противоположным образом, вынуждая трудящиеся классы выступать против «своего» национального государства. Но такое положение вещей возможно лишь как исключение - оно, как правило, возникает тогда, когда налицо революционная ситуация и трудящиеся классы готовы бросить вызов государственной власти.
Признавая процесс формирования национальных государств прогрессивным историческим явлением, марксисты в свое время выдвинули известный принцип признания «права наций на самоопределение вплоть до отделения и образования собственного государства». Но было бы грубой ошибкой превращать этот лозунг в универсальную абстрактную истину.
Во-первых, признание права на отделение не значит, что марксисты являются сторонниками отделения. «В общем, мы против отделения» - подчеркивал В.И Ленин, разъясняя свое понимание этого лозунга. Для марксистов союз пролетариев различных наций является предпочтительным, и лишь в случае, когда совместное бытие народов в одном государстве порождает столь глубокие межнациональные конфликты, что они разрушают единство пролетариев разных наций, отделение становится более приемлемым выходом.
Во-вторых, интересы классовой борьбы пролетариата и социалистической революции марксисты ставят выше национальных интересов. И если борьба за самоопределение какой-либо нации наносит ущерб делу социального освобождения, то с марксистской точки зрения национальная борьба в таком случае приобретает реакционное содержание.
Право наций на самоопределение не рассматривается социалистами как безоговорочная поддержка любого буржуазного или даже добуржуазного сепаратизма. Это право есть, с точки зрения марксистов, демократический путь разрешения национальных конфликтов в том случае, если две нации не могут ужиться в рамках одного государства. Этот лозунг не является, например, лекарством против трайбализма, ибо государственное обособление мелких племенных групп, во-первых, не устраняет конфликтов между ними, и, во-вторых, не обеспечивает формирования жизнеспособных государственных образований. Прекращение племенных конфликтов возможно, скорее, в рамках сильного крупного государства. Лозунг государственного отделения может быть эффективно применен только в отношении сформировавшихся или формирующихся наций.
Можно заметить в заключение, что сложность решения вопроса о соотношении классовых и национальных интересов заключается в том, что «национальные интересы» представляют собой сложный сплав различных культурных, классовых, политических, идеологических, конфессиональных, региональных и т.д., противоречий. Понять результирующий характер взаимодействия этих многообразных элементов, к тому же прихотливо преломляющихся в общественном и индивидуальном сознании, и соотнести его с классовыми интересами в данной, конкретно-исторической обстановке - естественно, крайне непростая задача. Однако сложность этой задачи - вовсе не повод отказываться от поиска каждый раз конкретного решения, соответствующего сложившейся исторической обстановке борьбы за социализм.
Общественное сознание не является лишь простой механической суммой индивидуальных сознаний. Во-первых, сознание человека не формируется изолированно от других людей, а только во взаимодействии с ними. Во-вторых, общественное сознание представляет собой продукт сложного взаимодействия индивидуальных сознаний, формируя различные надиндивидуальные формы общественного сознания, такие, например, как наука или религия. Один из наиболее наглядных примеров отличия общественного сознания от индивидуального - так называемый «эффект толпы». В толпе человек ведет себя иначе, чем предоставленный самому себе. Господствующее в толпе настроение способно быстро «заражать» всех составляющих ее людей, заставляя толпу действовать как единое целое, причем подчас общее настроение толпы может достигать таких крайних проявлений, до которых отдельный человек доходит чрезвычайно редко.
Хотя в соотношении общественного бытия и общественного сознания определяющая роль принадлежит первому, это не превращает общественное сознание лишь в слепок с общественного бытия. Можно повторить, что люди творят свою историю, будучи наделены волей и сознанием. Именно поэтому люди не марионетки исторического рока, а сознательные субъекты исторического действия, хотя и ограниченные объективными историческими условиями. Поэтому от состояния их сознания, от того, каким именно образом в сознании исторических субъектов преломляется объективное содержание устройства общества, во многом зависит и то, какие формы приобретает естественно-исторический процесс. Более того, на определенных (особенно - переломных) этапах общественного развития состояние общественного сознания может сыграть ведущую роль в том, в какой форме будут реализованы объективные закономерности исторического развития (что, однако, не отменяет факта детерминированности общественного сознания условиями общественного бытия).
Сознание людей формируется в ходе их практической деятельности. Поэтому материальные условия производства и общественные отношения в производстве определяют и формирование общественного сознания. Таким образом, господствующие производственные отношения определяют и господствующее содержание духовного производства, производства общественного сознания. Соответственно, господствующие в данной системе производственных отношений общественные классы способны навязать свой образ мыслей всем остальным классам.
«...Тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу»[9-5].
В классовом обществе общественное сознание не сводится лишь к отражению общественного бытия, а выражает собой также и определенные классовые интересы, и особенности происходящей классовой борьбы (что, как уже было сказано выше, приобретает в общественном сознании форму идеологии). Во всех формах общественного сознания это находит свое проявление в виде принципа партийности: любая точка зрения, любая позиция в философии, в религии, в науке, в художественном творчестве оказывается прямо или косвенно связана с интересами того или иного класса, социальной группы, или политического течения.
Те, кто вырабатывает религиозные, художественные или научные идеи и концепции, - если они не выступают сознательно как идеологи общественных классов или партий - не обязательно сознают, что они служат интересам определенных классов. В их субъективном восприятии собственных идей эти идеи могут представляться как универсальные, надклассовые, общечеловеческие, «естественные» и т.д. Творец или выразитель таких идей может также представлять себе, что его идеи служат интересам совсем не тех классов или социальных групп, которым они служат в действительности. Но в любом случае продукты духовного производства - даже если они на первый взгляд социально нейтральны - служат интересам определенных классов, или, во всяком случае, приспосабливаются идеологами этих классов для обслуживания их специфических интересов.