-либо прогрессу. Впоследствии эта концепция была также использована для отождествления социалистического строя и строя азиатской деспотии.
Подобные примитивные представления давно и убедительно разоблачались в исторической науке, начиная с книги А.-Г. Анкетиль-Дюперрона ("Восточное законодательство", 1778), где было показано, что в этих странах политическая регуляция основывалась на устойчивых правовых системах, а проявления деспотизма возникали лишь в условиях срыва и нарушения этих систем[11-5]. Значительный уровень государственной централизации в азиатской деспотии компенсировался наличием сдержек и противовесов - государь был вынужден считаться с объективным хозяйственным значением провинций и провинциальной знати, существовал значительный корпус законов и обычаев, ограничивающих произвол государя. Хотя история Востока знает немало примеров произвола, она знает и немало примеров его обуздания. Такая взвешенная позиция была характерна и для советской исторической науки[11-6].
Однако искушение использовать жупел восточного деспотизма в антисоциалистической (а в какой-то мере - и в антироссийской) пропаганде привело к усиленному навязыванию этой концепции (в том числе в виде концепции «власти-собственности») в России 90-х годов[11-7].
Не следует рассматривать азиатскую деспотию как совершенно монолитную систему, основанную только на редистрибуции (перераспределении) производимого общинами продукта через систему государственной иерархии. Хотя эта система отношений была главенствующей, частная собственность (хотя бы в виде частного владения и частного землепользования) и основанные на ней отношения, в том числе и частное накопление, и наследование имуществ, имели заметное распространение (не только в ремесле и торговле, но и в земледелии). В связи с этим происходил и рост частно-зависимого населения (арендаторов, должников, кабальников).
Однако отношения частнохозяйственной эксплуатации носили подчиненный характер по сравнению с основополагающими, основанными на перераспределении прибавочного и части необходимого продукта через систему государственной власти. Вообще для азиатской деспотии характерна низкая степень гарантированности частной собственности, что касается не только землевладения. Ремесло и торговля жестко регламентируются, подчас подвергаясь весьма суровым ограничениям (известен пример даже заговора против китайского императора недовольных такими ограничениями купцов). Однако при этом уровень развития городского ремесла и торговли довольно высок.
Значительная концентрация доходов в руках государя и правящей верхушки приводит к более раннему, чем в античном мире, возникновению крупных городов с развитой государственной администрацией, ремеслом и торговлей. Высокая концентрация спроса (со стороны знати) обеспечивает выгодность развития высокоспециализированного ремесла. Не случайно античные историки ставили ремесленные изделия Востока выше ремесленных изделий античного мира. Эта же концентрация спроса обеспечивала и выгодность торговых экспедиций за экзотическими товарами. Помимо того, централизованная азиатская деспотия, как правило, заботилась (из военных соображений) о состоянии путей сообщения на своей территории.
Большая концентрация знати, служилого, торгового и ремесленного населения в городах создавала и местный рынок для сельскохозяйственных продуктов. Однако в сколько-нибудь значительных масштабах на рынок выходили только пригородные хозяйства. У остальных потребность в деньгах была минимальной - подати взимались натурой, натурой же расплачивались с сельскими кузнецами, гончарами, ткачами, сапожниками.
В силу неразвитости частной собственности и товарного хозяйства на селе не является широко распространенным и производительное частное рабовладение. Рабы могут принадлежать как членам господствующего класса, так и зажиточным рядовым общинникам, и общинам. Но их хозяйственное значение невелико. Это либо слуги, либо работники, выполняющие наиболее тяжелые непроизводительные функции, что характерно для системы патриархального рабства. Исключение составляют царские и храмовые земли, где производительный труд рабов применялся в широких масштабах.
Одной из немногих возможностей экспансии частного землевладения в азиатской деспотии являются внешние завоевания. Они же являются каналом ослабления противоречий, связанных с аграрным перенаселением (нехватка обрабатываемых земель при росте земледельческого населения, что приводит к дроблению наделов, падению доходов с одного надела, росту массы люмпенизированного населения).
Стремление к внешней экспансии имеет также более фундаментальную причину, коренящуюся в самих основах азиатского способа производства. Застойный характер развития производительных сил оставляет господствующему классу лишь один путь увеличения массы присваиваемого прибавочного продукта - увеличение численности податного населения и площади обрабатываемых земель. Ведь рост производительности труда происходит крайне медленно, почти незаметно, а увеличение нормы эксплуатации быстро натыкается на абсолютные пределы. Содрать, конечно, можно и три шкуры, и семь шкур, но так дело скоро дойдет и до исчезновения объекта эксплуатации.
Поэтому для азиатских деспотий свойственно стремление к постоянной внешней экспансии.
К определенным исключениям относятся деспотии Древнего и Средневекового Китая. Освоив территорию современного Китая, они в довольно ограниченных масштабах прибегали к внешней территориальной экспансии по той простой причине, что соседние территории (пустыня Гоби, Южносибирская тайга, Тибет, гористые джунгли Индокитая) не имели сколько-нибудь больших массивов готовых сельскохозяйственных земель.
Внешняя экспансия легче осуществляется по отношению к народам, стоящим на догосударственной ступени развития. Однако нередко нет другого пути, как обратить эту экспансию против подобных же соседних деспотий. В таких случаях взаимная борьба может продолжаться с переменным успехом сотни лет. Сами «азиатские» деспотии нередко становятся объектами экспансии со стороны раннеклассовых обществ, преимущественно кочевых. Особенности социально-экономической структуры последних (каждый мужчина - конный воин) дают им массовое подвижное войско.
Достаточно часты случаи эффективных завоеваний, осуществляемых кочевыми племенами. Однако создаваемые ими империи существуют обычно недолго. Разнородные в хозяйственном отношении, разноплеменные, раскинувшиеся на обширных пространствах (империя хеттов, Хазарский каганат, империя Чингисхана, империя Тимура) они в исторически короткие сроки распадаются.
Возможен и другой исход - столкнувшись с регулярным войском крупного земледельческого государства, кочевники постепенно истощают свои силы в набегах, ослабевают и отступают (гунны и Китайская империя, хазары и Русь).
Стремление знати азиатского общества к внешней экспансии имело далеко идущие последствия. При удаче могли формироваться огромные империи. Однако постоянная внешняя экспансия истощала силы коренного земледельческого населения, которое являлось основным поставщиком воинов. Войны требовали расходов, и дополнительные поборы также ложились на рядовых общинников. Ухудшение экономического положения семейных хозяйств вовлекало их в разного рода кабальные и ростовщические сделки.
С течением времени, вопреки принятым правовым нормам, происходит рост частного землевладения знати за счет земель общин и наделов рядовых общинников, часть из которых превращается в арендаторов на кабальных условиях или даже в рабов. Растут частные хозяйства знати на новых покоренных землях. Если в начальный период формирования империй степень эксплуатации коренного земледельческого населения была не столь велика, как степень эксплуатации покоренных народов, то описанные выше процессы ведут к сближению их положения.
Такая эволюция азиатского общества имеет двоякие последствия. Во-первых, ослабевает массовая социальная база азиатской деспотии в виде рядовых общинников, принадлежащих к коренному этническому ядру. Их относительно привилегированный статус (гарантия надела, гарантия от рабства, фиксация податей на уровне более низком, чем у покоренных народов, льготы, связанные со службой в войске или с государственной службой) размывается. Войско, рекрутируемое из их рядов, становится менее надежным. Кроме того, рост величины империи уже не позволяет обходиться «этнически чистым» войском. Оно становится разноплеменным, что также снижает его стойкость и управляемость.
Во-вторых, рост частного землевладения знати ведет и к росту ее экономической независимости от государя. Правители отдельных территорий (которые ранее нередко были самостоятельными государственными или полугосударственными образованиями - например, номы в древнем Египте, или города-государства Междуречья) начинают претендовать на самостоятельную политическую роль. Этому способствует трудность поддержания единой централизованной администрации при росте масштабов империй азиатского типа.
Рост тенденций к территориальной и экономической раздробленности ведет к нарастанию внутренних противоречий и ослабляет государство. В лучшем случае оно переживает череду социальных конфликтов (междоусобицы, восстания крестьян и рабов, подчас успешные), что обычно заканчивается сменой правящей династии и большей части знатной верхушки. Новая династия восстанавливает начальные условия развития азиатского общества (сведение доходов знати к должностным, подтверждение гарантированного экономического статуса крестьян-общинников). Подобное развитие событий можно проследить на примерах из истории Древнего Египта и Китая.
Однако нередко ослабление государства приводит к его падению в результате внешнего завоевания. Такое завоевание, впрочем, имеет последствия, схожие с предыдущим вариантом. Происходит восстановление начальных условий развития азиатского способа производства, хотя в случае завоевания меняется этническое ядро государства - меняется этнический состав как господствующего класса, так и той части общинного крестьянства, которая имеет гарантированный экономический статус. Эти позиции теперь занимают представители народа-завоевателя.