Конечно, нынешнее пение несколько отличается от византийского. Но все же у старообрядцев оно сохранилось лучше, чем у самих греков, изменивших его под влиянием восточных напевов турок и арабов.
Главной особенностью византийского и древнерусского, а также современного старообрядческого церковного пения является то, что оно исполняется строго в унисон, то есть единогласно.
При унисонном, или единогласном, исполнении все клирошане – певчие на клиросе – поют вместе. Никто не забегает вперед, никто не отстает. Никто не повышает голос, никто не понижает. Когда слышишь такое пение, кажется, поет один человек, а не несколько.
Единогласное пение в храме образно свидетельствует о единомыслии верующих, собравшихся на молитву. Оно успокаивает умы и сердца, отягченные житейскими заботами. Оно помогает человеку ощутить себя частью единого тела Христова – единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Православному пению чужда вычурность и чувственность. Голоса певчих звучат просто и естественно, свободно и бесстрастно, без напряжения и надрыва. Это помогает верующему сосредоточиться на молитве, вознестись душой и почувствовать близость Всемогущего и Всемилостивого Бога.
В старину в храмах пели и читали преимущественно мужчины. Но сегодня, когда мужских голосов не хватает, к участию в богослужении допускаются и женщины. При этом в некоторых приходах стараются, чтобы мужчины пели на одном клиросе, а женщины – на другом.
Существует несколько церковных распевов – простое «пение на глас», знаменный столповой и путевой, демественный и кондакарный, к сожалению, ныне полностью утраченный.
Особой торжественностью отличается демественное пение. В старину оно называлось красным, то есть прекрасным. Это пение появилось на Руси в XV веке. Его можно было услышать только в особых случаях – на богослужениях в присутствии царя и патриарха и на великих церковных праздниках.
Иногда молитвы поются по образцу, по подобию других песнопений. Тогда они называются «подобны» или «на подобен». А песнопение-образец называется «самоподобен».
Некоторые молитвы поют по напевке – по образцу, который передается на слух из поколения в поколение. Напевки могут быть неодинаковыми в разных общинах.
Для записи богослужебных напевов греки использовали особые знаки, не похожие на современные ноты. Эти знаки назывались невмами. На Руси их назвали знаменами, или крюками. Поэтому русское церковное пение называется знаменным, или крюковым.
Византийские невмы и русские знамена отличаются от обычных нот не только внешним видом, но и значением. Одна нота обозначает один звук. А одной невмой или одним знаменем может записываться как один звук, так и несколько. Различия звуков обозначаются особыми пометами – знаками и маленькими буквами возле знамен.
Названия разных видов знамен необычны: запятая, змеица, крыж, облачко, палка, стопица, чашка. Некоторые названия даже красивы: «голубчик борзый», «два в челну», «сорочья ножка», «стрела мрачная», «стрела громосветлая».
Новообрядцы со времен Алексея Михайловича и Никона постепенно отказывались от знамен и древнего пения. Вместо знамен они стали использовать европейские ноты. А вместо старинных напевов – новые европейские, более живые и чувственные.
Москву наводнили многочисленные малорусские певчие. Они привезли с собой особенное пение, так называемый киевский распев, подражавший польской музыке.
Это пение также называли многоголосным, или партесным. Ведь теперь клирошане пели не по-прежнему, единогласно, а разделившись на партии – части. Низкие голоса – басы – пели свою партию. Высокие – дисканты – свою.
В XVIII веке новообрядческое пение совершенно соединилось со светской музыкой. Появились композиторы, писавшие как церковные песнопения, так и музыку для театра и танцев.
Теперь от богослужебного пения требовалась только красота, причем своеобразно понимаемая. Эта красота заключалась в излишней сложности, надуманной вычурности и слезливой чувственности. Композиторы старались сочинять такие песнопения, чтобы, прослушав их, молящиеся в храме хотели хлопать в ладоши, как зрители в театре.
При таком пении слова молитвы были искажены или вовсе непонятны. Но никониан это не смущало. В их храмах можно было услышать даже музыку, пользовавшуюся успехом на театральных подмостках. На нее пелись слова псалмов и молитв.
Иногда увлечение современной музыкой доходило до кощунства. Например, при пении в конце торжественного молебна не только звонили колокола, но также били барабаны, палили пушки и запускались фейерверки. Некоторые помещики стригли крепостных девок, одевали в мужское платье и отправляли петь на клирос.
Богослужебное песнопение, записанное знаменами
Дурной вкус, воспитанный на новом церковном пении, не мог оценить красоту древних напевов. Прежнее неспешное и бесстрастное пение казалось никонианам унылым и долгим.
Вытесненное из обихода Новообрядческой Церкви знаменное пение сохранилось только у староверов. Они бережно хранили его, невзирая на гонения.
Слушая старообрядческое пение, современный человек отправляется в путешествие во времени. Он слышит не только молитву Древней Руси, но и плач разоренного Царьграда. До него сквозь века доносятся живые голоса певчих Святой Софии, некогда поразившие послов Владимира.
Глава 12. Христианская борода
Знаменное пение не относится к догматам православной веры, но является благочестивым обычаем, восходящим к древним временам. Таким же обычаем является ношение бороды, по которой легко узнать старообрядца.
Запрет стричь бороду содержится в Ветхом Завете. Среди заповедей закона, данного Богом пророку Моисею на горе Синай, есть и такая: «И не брейте бород ваших»[104]. Этим евреи должны были отличаться от египтян, у которых недавно находились в рабстве, те брились.
В Библии обритая борода считалась бесчестием. Вот царь Аннон оскорбляет послов царя Давыда: «И взял Аннон слуг Давыда, и остриг бороды их наполовину, и обрезал одежды их наполовину, до пояса, и отпустил их»[105]. Давыд, узнав об этом, велел слугам не возвращаться в Иерусалим, «так как они были очень обесчещены», но приказал: «Оставайтесь в Иерихоне, пока отрастут бороды ваши, и тогда возвратитесь»[106].
Несомненно, Христос и апостолы бороды не стригли и не брили. Поэтому ношение бороды стало христианским обычаем, соблюдение которого весьма желательно.
Древние греки носили бороды, а римляне предпочитали бриться. Задолго до распространения христианства с бородами ходили многие известные греки – Аристотель, Архимед, Гомер, Платон, Сократ, Солон, Фемистокл и прочие.
В Римской империи брились чиновники и военнослужащие. Поэтому на иконах мы видим древнехристианских мучеников без бород, что указывает не на их молодость, а на положение в обществе.
Например, великомученики Димитрий Солунский и Георгий Победоносец, убиенные за веру в начале IV века, изображаются без бород не из-за молодости, а потому, что состояли на службе при царе Диоклетиане. Димитрий был наместником в Солуни, а Георгий – военачальником. Сам же Диоклетиан, жестокий гонитель христиан, носил небольшую бородку.
От разницы в обычаях греков и римлян проистекает разница в отношении к бороде в восточном и западном христианстве.
Византийцы осуждали бритые подбородки западных священнослужителей и мирян. В XI веке ученый инок Никита Стифат[107] написал сочинение «Об опресноках», в котором упрекал латинян: «Что же о пострижении бороды. Не писано ли в законе: не постригайте бород ваших? Ибо это женам прилично, мужам же неподобно… Ибо по тому все познают еретических слуг, что у них бороды подстрижены. Вы же, творящие это ради человеческого угождения, противящиеся закону, ненавидимы будете от Бога, создавшего вас по образу Своему»[108].
Латиняне не оставались в долгу. В XII веке Лев Тосканец, служивший переводчиком в Царьграде, написал сочинение «О ересях и лицемерии греков», в котором обвинял православных в том, что «их священники по иудейскому обычаю отращивают бороды».
Нельзя однозначно утверждать, брились славяне-язычники или предпочитали ходить с бородой. В 971 году киевский князь Святослав предстал перед греческим царем Иоанном I Цимисхием без бороды.
Византийский летописец свидетельствует: «Показался и Святослав, преплывающий реку на скифской ладье… Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой».
Вместе с христианством на Русь пришла византийская борода.
При князе Ярославе Мудром составляется «Русская правда» – древнейший отечественный свод законов. В нем борода рассматривается как важный член тела. За ее порчу предусмотрен немалый штраф в 12 гривен. Такой же штраф полагался за выбитый зуб, за украденного бобра, за удар батогом, чашей, рогом или тыльной стороной оружия.
В 1551 году Стоглавый собор осудил тех, кто вопреки обычаю бреет бороды: «Священные правила православным христианам возбраняют бороды брить и усы подстригать, ибо это неправославно, но латинская ересь». Собор постановил: «Если кто бороду бреет и преставится таковой, нельзя над ним ни служить, ни петь сорокоуст, ни приносить за него в церковь просфору или свечу, с неверными да причтется».
Мужчины, бреющие бороды, подвергались церковному порицанию. В «Житии» протопопа Аввакума рассказывается, как он, еще молодой священник, отказался благословить бритого сына боярина Василия Петровича Шереметева: «Я же не благословил, но от Писания его порицал, видя блудолюбный образ. Боярин же, гораздо осердясь, велел меня бросить в Волгу».