— Больно, — прошептала Катя.
— А так?
— Больно...
— Ясно... И нечего хныкать. Отремонтируем. Несите в машину, — сказал доктор санитарам.
Катю унесли, и «скорая помощь», круто развернувшись прямо по ржаному полю, уехала.
— Ну, герой, — подошел к Илье — Гвоздю Петр Семенович, — веди.
Илья ничего не сказал, решительно зашагал вперед, все двинулись за ним. И пока шли к кустарникам, где недавно разыгралась драма, Вовка, захлебываясь от возбуждения, рассказывал Вите:
— Разминулся я с ними... Я — через поле по стежке, а они на «Москвиче» по дороге...
— Они в Жемчужину поехали? — ахнул Витя.
— Да! На этого... На Пузыря бешенство нашло. Заставил того, в очках, ехать, чтобы склад поджечь и... даже не знаю...
— И Илья с ними?
— Конечно! Он все и сделал!
— Что сделал, Вовка?
— Как приехали в Жемчужину, он из машины выпрыгнул и шум поднял: «Люди! На помощь!» Ну... драка началась! Избили они его — и драпать. Уехали.
— А Илья? — спросил Витя.
— Он прямо к председателю, к Матвею Иванычу. А опергруппа-то в Двориках! Они — в «газик». Тут как раз я подбежал, прямо чуть не задохся, пока бег. Они меня взяли, за твоим папой заехали и — в Дворики. По пути я про Катю рассказал. Уже из Двориков Матвей Иваныч в больницу звонил, «скорую» вызывал. Потом — все сюда.
— Ну и дела, — сказал Витя, и опять ему стало казаться, что все происходящее — не правда, а сон, странное наваждение.
Пришли на поляну, где стоял «Москвич». Дядя Коля, Петр Семенович, милиционер Миша стали светить фонариками. Сломанные ветки, вытоптанная трава, пустые бутылки из-под водки, разбросанные вещи...
— Да...— задумчиво сказал Петр Семенович. — Ушли...
Куда? Где их теперь искать?
У Вити кровь жаром ударила в голову.
— Я знаю, где прячется Пузырь! — сказал он не своим, тонким голосом.
Стало тихо.
— Что ты болтаешь, Витя? — испуганно сказал папа.
Гвоздь с любопытством посмотрел на Витю, и его избитое лицо странно задергалось. Кажется, он только сейчас узнал Витю.
Петр Семенович и дядя Коля переглянулись.
— Где? — нагнулся к Вите Петр Семенович.
— Надо в город ехать! Я сейчас. Только кеды надену!
И Витя, не разбирая дороги, побежал к Птахе, к тому месту, где был причален «Альбатрос». Лодка оказалась на месте.
Скоро по проселочной дороге, поднимая шлейф пыли, на предельной скорости мчался «газик». В нем, кроме шофера, были Петр Семенович, дядя Коля, Витя и его папа.
Начало светать, за окнами обозначилась прыгающая линия горизонта.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, в которой тайное становится явным
Вы посвящены в тайну. Она — достояние узкого круга людей. Нарушить ее, выдать другим, — значит, совершить предательство. Так? Безусловно! Но вот вы узнаете, что ваша тайна преступна. Если не раскрыть ее, произойдет непоправимое. Погибнет человек. Прольется кровь. Сгорит народное имущество. Пострадает невинный. Как быть? Как быть?..
...«Газик» вырвался на шоссе и полетел к городу.
Да, Витя Сметанин рассказал о тайнике Репы и Пузыря. Он не мог объяснить почему, но у Вити была полная уверенность, что сейчас Пузырь скрывается там.
— Тайник, тайник... бормотал Петр Семенович, о чем-то напряженно думая.
А дядя Коля сказал:
— Тайное да будет явным.
И тут Витя вспомнил Репу, его слова о том, что от Пузыря пощады не жди. «Нет, нет, не в Пузыре дело, — думал Витя. — Я выдал тайну Репы! Выдал... Но ведь Пузырь — бандит. Они ограбили магазин, чуть не убили сторожа. Если бы я промолчал... Нельзя было молчать!» Но все равно на душе у Вити было неспокойно.
— А мне, сын, ты напрасно о своих знакомствах не рассказываешь, — вдруг сказал папа.
Витя промолчал.
— Если бы они вовремя все рассказывали! — вздохнул Петр Семенович.
Витино настроение поднялось. Потому что новые мысли пришли к нему. Так и раньше бывало. Вот Витя хорошо начал день: сделал зарядку, быстро позавтракал, надел свежую рубашку, бодро идет по улице, все у него спорится, — и Витя представляет, что его видят знакомые, видят, какой он отличный парень, как все у него здорово получается и, посмотрите, какая решительная походка!
Сейчас Витя представлял: его видят все ребята из их класса. Он в машине опергруппы, едет задерживать опасного преступника, он — только он один! — знает, где скрывается Пузырь! А если бы они видели, что совсем недавно происходило на берегу Птахи! Станешь рассказывать, ведь не поверят. Эх!..
— Около поста ГАИ останови, — сказал шоферу Петр Семенович. — Там Сорокин дежурит.
У голубой будки на перекрестке дорог «газик» резко затормозил. К машине подбежал пожилой милиционер.
— Докладывает старшина Сорокин! — рявкнул он. — Никаких нарушений, товарищ капитан. Проехали... — Старшина Сорокин стал листать блокнот красной обветренной рукой.
— Ты погоди, — перебил его Петр Семенович. — «Москвич» проходил? Четыреста седьмой, стального цвета.
— Так точно, проходил! — бодро сказал милиционер. — Вот у меня записано: три часа, десять минут. Все у них в порядке — права, багажник пустой.
— Сколько их было? — быстро спросил дядя Коля.
— Двое!
— Может, пьяные? — спросил Петр Семенович, и голос его был сердитым.
— Никак нет! — Старшина Сорокин кашлянул, вежливо, в кулак. — То есть шофер за рулем тверезый, как стеклышко. А второй пассажир, верно, немного выпимши. Так ведь, товарищ капитан, пассажирам ничего, положено.
— Положено... — проворчал Петр Семенович.
— Между прочим, — словоохотливо продолжал милиционер, — очень веселый гражданин оказался. Все шутками. И песню пел. Забавную такую.
Витя высунулся из «газика» и пропел:
В городе Николаеве фарфоровый заво-од!..
— Точно! — изумился старшина Сорокин.
Петр Семенович тронул за плечо шофера:
— Быстро!
Стрелка спидометра перескочила цифру «100», мелко дрожала. На часах, которые светились голубым, было без пятнадцати пять. Свистел ветер. Уже совсем рассвело, хотя солнце еще не встало.
Показалась городская окраина; стали быстро надвигаться многоэтажные дома; на кольце стояли два пустых троллейбуса с опущенными усами. «Газик» мчался к центру, к дому, в котором живет Витя Сметанин.
Никогда Витя не видел свой город таким пустым и чистым. Только дворники мели тротуары да милиционеры стояли на перекрестках. Проехала поливальная машина, раскинув прозрачный веер воды, — и в «газике» запахло дождем; проехал хлебный фургон — и вкусно запахло теплой поджаристой коркой.
Тихо, спокойно. Но где-то близко прячется преступник. Даже убийца!.. Ведь он хотел убить их... Как все это возможно?.. И опять — в который раз! — Вите стало казаться нереальным все происходящее: и непривычно пустынный город, и то, что было совсем недавно, и то, что он сейчас поведет этих людей ловить бандита...
Впереди был виден уже их дом.
— Въедем в ворота, — сказал Петр Семенович. — И там остановимся.
...Машина останавливается под сумрачной аркой ворот.
— Только я бы просил... — начинает папа.
— Я вам гарантирую, — говорит Петр Семенович, — мальчик не подвергнется никакому риску.
— Нет, я с вами, — говорит папа.
И уже — подъезд. Витя поднимается вверх, через ступеньку. Сердце опять стучит в голове.
Железная лестница, деревянная крышка люка. Где-то внизу хлопает дверь. Голоса.
— Тише, тише, — говорит сзади дядя Коля.
На чердаке сумрачно, пахнет кошками.
— Витя, дай руку, — шепчет папа.
Крыша, влажная от росы, тускло блестит. Необъятный город окутан зыбкой утренней дымкой и похож на декорации из какого-то спектакля. Над далеким-далеким полем, которое проглядывает между крыш, висит оранжевый шар солнца, и его прямой четкой линией пересекла тучка.
— А! Черт! — шепчет папа. — Ботинки скользят.
По загородке ходит, покачивается голубь. На стержнях с загнутыми краями крупные капли росы.
— Здесь лестница, — говорит одними губами Витя. — А лаз в углу, кирпичами заложен. Надо спуститься.
Витя заглядывает вниз, на «пляж» Репы. Лаз аккуратно заложен кирпичами.
«А вдруг его там нет?» — с ужасом думает Витя и слышит, как мелко стучат его зубы. Только этого не хватало!
Папа крепко держит Витю за руку.
— Оставайтесь здесь, — шепчет Петр Семенович.
Первой исчезает в проеме голова дяди Коли.
Пропуск в сознании — что-то не увидел, не услышал. Был или не был выстрел?
— Папа, стреляли?
— Стреляли.
Движение, грохот кирпичей. Сорвался голубь с загородки, шумно захлопал крыльями. Фу-ты! Напугал...
Появляется голова дяди Коли. Он вылезает на крышу, тяжело дышит, приседает на корточки — ждет. «Кого он ждет?» — думает Витя.
Появляется голова Пузыря. Совсем отвисла нижняя губа, глаза — шальные, ничего не видят, не понимают. «Лучше бы он на меня не смотрел...»
Раз! Два! — щелкают наручники.
Пузырь стоит согнувшись, широко расставив ноги. Жалкий Пузырь. Ничтожный. Дышит со свистом. Он похож на загнанного зверя.
И Витя ловит себя на непостижимом чувстве: ему жалко Пузыря... Нет, не запоет он больше:
В городе Николаеве фарфоровый заво-од...
Вылезает на крышу Петр Семенович.
— Пошли...
Потом они спускаются по лестнице. Во всех дверях — люди. Заспанные, удивленные, испуганные. Откуда узнали?..
— Посторонитесь, граждане! Прошу, посторонитесь!
Во дворе уже солнце. И прохладные тени.
Репа... Откуда он возник? Репа бросается к Вите.
— Предатель! Предатель! — Рыжая челка упала на лоб. Глаз нет. Вместо глаз — ярость, ненависть, недоумение. — Предатель...
— Репа! Репа!.. Я не предатель. Ведь он...
Происходит что-то неладное. Мелькает испуганное лицо папы. Освещенная солнцем стена дома сдвинулась и плывет мимо.