Вспыхнула яркая молния, на миг озарив далекий горизонт между деревьями, похожий на поворот звездной дороги, уходящей в Будущее.
«Что там, за поворотом?»
Витя спал совсем мало, но проснулся рано — надо было успеть со всеми проститься.
Он умывался под рукомойником в сенях. Тут было зеркало, зацветшее по краям, которое стояло на старом высоком табурете.
Витя долго рассматривал себя. Из зеркала на Витю смотрел загорелый мальчик, даже брови стали светлыми. Серьезный. И немного незнакомый. Что-то появилось в нем новое, в этом Вите Сметанине.
Пришел притихший Вовка. Вместе позавтракали и побежали к дедушке Игнату.
Дедушка Игнат угостил ребят жареной рыбой и крепким чаем, а Вите сказал:
— Есть в тебе серьезность к жизни. Молодец! Вот так, мил человек, и живи: примечай все со вниманием, не торопись, но и лени волю не давай. Так и придешь к своему огоньку.
— К какому огоньку? — не понял Витя.
— Ну, к жизненному определению. К цели, если по-вашему. Нету, мил друзья, жизни без цели. А это тебе подарок от меня. На память.
И дедушка Игнат протянул Вите крохотного козленка, вырезанного из дерева. Очень потешный был этот козленок, веселый и глупенький.
— Спасибо, — прошептал Витя.
Попрощались за руку, и дедушка Игнат сказал:
— Приезжай к нам на следующее лето.
— А теперь куда? — спросил Вовка, когда они вышли на берег Птахи.
— К Матвею Ивановичу!
Но председателя колхоза «Авангард» не было в правлении — он уехал по дальним бригадам. И Витя оставил Гурину записку:
Дорогой Матвей Иванович!
Мы уезжаем. Не успел с Вами проститься. Спасибо за то, что Вы живете рядом с нами. Я Вас никогда не забуду. На будущее лето я обязательно приеду в Жемчужину.
Виктор Сметанин.
Потом Витя подумал немного и приписал еще:
Я Вас люблю. Берегите себя. Вы всем нам нужны.
Мальчики шли к дому тети Нюры.
«Буду, буду жить, как он!» — ожесточенно, даже яростно думал Витя. «Буду, буду!» — твердил он, как клятву, как молитву, потому что понимал, что жить так трудно. И в то же время прекрасно.
А дома уже ждал «газик». Витю стали ругать, потому что все сроки прошли. И проводы получились суетливые, поспешные.
Неожиданные осложнения возникли из-за Альта: он не хотел возвращаться в город, скулил, вырывался, начал рычать. Пришлось Альту надеть намордник, и только после этого его насильно втолкнули в машину. Альт отчаянно заскулил. А во дворе скулила и визжала привязанная Сильва, вставала на дыбы, ошейник захлестывал ей горло. Собаки не хотели расставаться, и их было очень жалко.
Прощались с Федей, с Вовкой, с бабушкой Нюрой.
Бабушка Нюра вдруг заплакала и сквозь всхлипывания сказала:
— Опять я одна. Опять мой дом пустой...
Она поцеловала Витю в лоб и перекрестила его. Витя ужасно смутился.
— Я вам посылку пришлю, — прошептал он.
Бабушка Нюра горько улыбнулась сквозь слезы.
— Будем дружить всегда? — спросил Вовка.
— Всегда! — сказал Витя, оглядываясь по сторонам: нигде не было Кати.
— Ждем на следующий год, — сказал Федя.
— Я обязательно приеду! — Голос Вити сорвался. — Я не успел поговорить с тобой, Федя, об очень важном. Я напишу... Надо посоветоваться... Я хочу, как ты.
— И я напишу тебе, Витя! Ты настоящий парень. — Федя обнял Витю за плечи.
«Почему она не пришла?»
— До свидания! До свидания! — радостно говорила мама и рассеянно улыбалась. Она в мыслях была уже дома, в своей квартире.
Снова, в который раз, жали друг другу руки, что-то говорили. Отчаянно скулили собаки. Папа и Федя отошли в сторону и о чем-то договаривались. И наконец, поехали.
Через заднее стекло Витя видел толпу провожающих. Все махали им руками. И там не было Кати.
...В это время Катя плакала в зарослях мокрой крапивы за сараем.
Машина свернула за последний дом.
— До свидания, Жемчужина!..
Впереди была мокрая дорога; она поднималась на взгорок, плавным поворотом уходя к горизонту — в Грядущее.
Что там, за поворотом?
...На станцию Рожково приехали под вечер.
Скоро пришла совсем пустая электричка; за открытыми окнами летели поля, перелески, летние сумерки, начался дождь, и в вагон врывался ветер, весь в мелких брызгах; он пах сеном и простором, пах дымком и туманом, лесными тропами и деревенским жильем. И это — Витя теперь знал — был ветер его Родины.
Витя смотрел в окно на далекий смутный горизонт, который несло, качало назад, на первые огни деревень и думал...
Нет, не мог еще Витя Сметанин, теперь уже, можно сказать, четырнадцатилетний мальчик, определить словами то большое и мудрое, что пришло к нему.
А за этот летний месяц Витя постиг то, что постигает каждый человек, которому даны пытливый разум и доброе сердце. Постигает в свой срок. И это — чувство Родины, России, которую в день рождения дарит нам судьба, и мы несем ее в себе по всем дорогам и через все события и грозы. Потому что нет прекрасней той земли, на которой ты впервые увидел солнце, синее небо, зеленое дерево и тревожные любящие глаза матери над твоей колыбелью.
И Витя, славный мальчик, понимал теперь, что на земле его Родины еще много предстоит сделать. Ему и его сверстникам. И в самых простых делах — не в поединке на шпагах и даже не в полете на ракете — понадобятся мужество, упорство, отвага. Чтобы прожить жизнь, похожую на жизнь Матвея Ивановича. Чтобы однажды, когда ты найдешь любимое дело и, выполнив его, отдашь другим, грянул бы такой день — ты, усталый или очень больной, идешь к своим людям, и они бегут к тебе навстречу, и счастьем светятся их лица.
Сложно, все очень сложно в жизни! И наверно, еще не раз Витя будет ошибаться и не знать, как поступить. Вот сейчас... Он приедет домой, и предстоит встреча с Зоей. Но уже все не может быть как раньше. И совсем не из-за отца Зои! Совсем не из-за него! А потому что... Потому что есть Катя. Но разве это объяснишь 3ое? И другим. И даже себе...
Витя прижался лбом к холодному стеклу.
Впереди и с боков надвигались россыпи живых огней.
— Подъезжаем! — сказала мама.
Ничего, Витя. У всех настоящих людей бывает так трудно. Это и есть жизнь. И ты проживешь ее достойно. Ты обязательно увидишь счастливые лица, обращенные к тебе.
Будь и ты счастлив, мальчик!