Джим был так добр к сестрам, так мил и доброжелателен, что когда он начал щупать их, это казалось почти нормальным.
Приставал он всегда одинаково. Это неизменно происходило поздним вечером. Обычно Джим возвращался со смены в баре нетрезвым. Телевизор уже включен, Кэти в спальне, а он приходил в гостиную и укладывался рядом со спящей на зеленом диване Маргарет. Она помнит бульканье пузырей в аквариуме, синевато-зеленый узор обивки дивана (который Мими отдала семье сына за ненадобностью), плетеное кресло-качалку у входа в кухню, стопку пластинок на полу, выходящее во внутренний дворик окно и звуки государственного гимна после завершения программы телепередач. Джим входил в Маргарет пальцами и пытался сделать это пенисом, но у него никогда не получалось.
Насколько Маргарет помнит, он впервые стал домогаться ее примерно в пятилетнем возрасте. Это случилось в 1967 году за пару лет до первого попадания Дональда в Пуэбло. Тогда она начала время от времени оставаться на ночь у Джима дома. Маргарет была слишком мала, чтобы расценивать это как акт насилия. Смесь манипулирования, внимательности и плотоядности выглядела в ее глазах каким-то проявлением любви, тем более что сопоставить происходящее с чем-то еще она не могла. И даже когда эпизодические ночевки превратились в полные уикенды, все это казалось Маргарет вполне естественным. Как-то раз они с Джимом зашли в лавочку, в которой продавались обработанные самоцветы, и она долго разглядывала один из них, тигровый глаз. Джим купил ей его. Маргарет обожала этот камушек многие годы, пока в один прекрасный день не осознала наконец, насколько отвратительным было поведение брата.
Отношение Маргарет к Джиму изменилось примерно в двенадцатилетнем возрасте, перед началом месячных. Она стала давать отпор его вечерним приставаниям, отказывать ему. Но и теперь она никому не рассказывала о том, что делал Джим. Тем более своей младшей сестренке Мэри. Маргарет считала ее слишком маленькой для таких вещей. Она и представить не могла, что после ее отказа Джим переключится на Мэри.
Мэри было семь или восемь, когда, оставшись наедине со старшей сестрой, она спросила, не приставал ли Джим и к ней. Маргарет ответила коротко и ясно, как отрезала: «Не понимаю, о чем ты».
Пройдут годы, прежде чем сестры вновь заговорят о Джиме.
Девочки одними из первых убедились, что психика Джима ничуть не более устойчива, чем у Дональда. Даже не считая того, что брат делал с ними по вечерам, он беспробудно пил и все чаще и чаще скандалил с Кэти. Хотя Джим ни разу не поднял руки на сестер, они видели, как время от времени он бьет Кэти в порыве мгновенных вспышек ярости, случавшихся ни с того ни с сего. Казалось, что Джим на какие-то мгновения перевоплощается в другого человека, а потом возвращается в свой обычный образ. Правда, возвращаться к этому своему обычному образу Джиму становилось все труднее. Мэри помнит, что ей с Кэти и Маргарет не раз приходилось сбегать из дому, чтобы отделаться от него.
Для юных Маргарет и Мэри необходимость мысленно отгораживаться от ночных встреч с Джимом и его агрессии к жене оправдывалась возможностью вырваться на пару дней из дома на улице Хидден-Вэлли. Но дело было не только в этом. Общение с Кэти и Джимми давало им чувство общности с родными, которое они не испытывали дома. Дональд внушал обеим сестрам несравненно больший страх, чем Джим. Хотя бы только поэтому они возвращались в его дом снова и снова.
Однако есть и другая причина.
Девочки действительно были слишком юны и не знали наверняка, что Джим делает дурное – ровно потому, что он не первым из братьев пытался этим заниматься с обеими.
Одно из ранних детских воспоминаний Мэри – Брайан, пристающий к ней. Тогда ей было примерно три года. Маргарет тоже помнит, что Брайан не единожды совершал с ней непристойности. Но Брайана так сильно любили и он настолько быстро уехал из дому после окончания школы, что девочки никогда никому не рассказывали и о нем.
Правда (которую Мими и Дон не замечали и никогда не позволили бы себе заметить) состояла в том, что на момент, когда Джим начал приставать к сестрам, каждый из обитателей дома на улице Хидден-Вэлли уже жил, как будто не отдавая себе отчета в последствиях своих поступков.
Глава 13
Дон
Мими
Дональд
Джим
Джон
Брайан
Майкл
Ричард
Джо
Марк
Мэтт
Питер
Маргарет
Мэри
Дональд был безусловным лидером братьев Гэлвин, Джим обиженным вечно вторым, а третий по старшинству, Джон, старался держаться подальше от их конфликтов. В школе он ходил по струнке, усердно занимался классической музыкой и большую часть времени проводил дома, сторонясь своих старших братьев. Джон получил стипендию на обучение на факультете музыки Колорадского университета и после отъезда туда осенью 1968 года появлялся в доме на Хидден-Вэлли крайне редко.
На третьем курсе Джон влюбился и осенью 1970 года не без волнения повез свою новую подружку Нэнси, учившуюся на том же факультете, знакомиться со своей семьей. Как только они пересекли порог дома, Джон почувствовал, что этот визит был плохой идеей. За время его отсутствия все стало намного хуже. Семейство полностью ушло в себя. Если раньше домочадцы гуляли по полям, гоняли соколов или забирались на скалы, то теперь они изо всех сил старались скрыть происходящее с Дональдом. Джон заметил, что мать говорит заранее заготовленными фразами, предназначенными для отвлечения внимания от того, что может сказать Дональд: очень много разговоров о католичестве, еще больше о своих именитых знакомых и интересах в области культуры, старые истории про деда Кеньона и новые про Джорджию О’Киф. Хуже всего Мими выглядела, когда на фоне сумасбродного поведения Дональда пыталась управлять восемью остающимися в доме детьми и делать вид, что все совершенно нормально.
Джон и Нэнси старались сохранять непринужденность. Поздно вечером они, к большому удовольствию, Мими сыграли для нее мазурки и этюды Шопена и сонаты Бетховена. Однако Нэнси, на правах нового человека, все же говорила Джону то, что сам он стеснялся произносить вслух. Ее семья была небольшой – «нормального размера», как она выражалась, – и Нэнси не могла не высказываться о том, какой эмоциональный хаос, разброд и анархию увидела в доме на улице Хидден-Вэлли. Бесконечные споры, отсутствие личного пространства, четыре двухъярусные кровати, невозможность уединиться – как мать может надеяться, что у нее получится вырастить такое количество детей в настолько безумных условиях? А эти две малышки – да разве может у них быть хоть какая-то приватность? Разве есть у любого из здесь живущих возможность просто остановиться и задуматься?
Джон смотрел на своих родителей и видел двоих людей, упорно старающихся вернуть хотя бы толику того, чем некогда они обладали. Насколько многообещающими были их молодые годы, настолько же теперь все шло наперекосяк. Джон думал, что именно по этой причине в один из его визитов отец отвел его в сторону и предложил попробовать стать еще успешнее – отказаться от музыки и приступить к изучению политологии. «Музыка – профессия для эгоистов. Ты проводишь в репетиционной комнате дни напролет. Ты почти не общаешься с людьми. Какую пользу ты приносишь?» – сказал Дон.
Сказанное отцом огорчило, но никак не удивило Джона. Он всегда считал, что отцу вечно не до него. В детстве Джон в основном оставался на заднем плане и не думал, будто что-либо из сделанного им обратит на себя внимание отца, а уж тем более впечатлит его. В таком отношении к себе Джон был не одинок. Для своих сыновей Дон Гэлвин стал просто исполинской фигурой – соколятник, интеллектуал, герой войны, засекреченный офицер разведки, а теперь еще и советник губернаторов и нефтяных магнатов. Каждый из десяти мальчиков рос, так или иначе понимая, что никогда не станет таким же человеком, как отец.
Поэтому Джон оказался потрясен до глубинны души, когда в день их с Нэнси свадьбы в 1971 году Дон признался матери невесты: «Ей достался самый лучший из выводка».
* * *
Четвертый сын, Брайан, был самым красивым из братьев Гэлвин, даже с учетом типично американской внешней привлекательности Дональда. Из-за черных как смоль волос отец прозвал Брайана Черным рыцарем. Он бегал быстрее всех, обладал самым мощным броском мяча, а по своим прирожденным музыкальным способностям на голову превосходил прилежного брата Джона. Заметив, что Брайан может воспроизвести на пианино только что услышанную по радио музыку в любом жанре – классику, джаз, блюз, рок-н-ролл, что угодно, – Дон и Мими потратились на частные уроки фортепиано для него.
При всех своих талантах Брайан был тихим, почти застенчивым. Он проводил много времени за игрой в шахматы с восьмым ребенком, Марком – шахматным вундеркиндом, который был на шесть лет младше. Сдержанные дети умеют без особых усилий завладевать вниманием родителей, и поэтому отстраненность и загадочность Брайана заставляли Дона и Мими благоволить к нему еще больше. Таланты Брайана пленяли их. Кроме того, на фоне тревожащих эмоциональных перепадов Дональда родители шли навстречу любым попыткам других братьев добиться успеха. Поэтому, когда Брайан и его друзья-старшеклассники создали рок-группу, Дон купил ему новенькую бас-гитару Hoefner, точь-в-точь как у Пола Маккартни.
Ребята назвали свою группу Paxton’s Backstreet Carnival, по названию песни с альбома группы Strawberry Alarm Clock[38]. Их репертуар состоял из хитов тех времен – песен Beatles, Doors, Steppenwolf, Stones, Creedence и Zombies. Брайан играл на басу и флейте и фактически руководил группой: он был способен моментально уловить все нюансы песни, мысленно сделать аранжировку и показать ее остальным участникам. На летних каникулах он взялся самостоятельно осваивать электрогитару и к осени уже играл и на ней тоже. «Мне кажется, в какой-то степени Брайан был намного талантливее всех нас», – говорит органист и вокалист группы Боб Мурман, сын начальника Академии ВВС