Все понимали, что у Гэлвинов что-то не в порядке. Ближайшие соседи отъезжали от своих жилищ очень осторожно, поскольку на улице вполне мог болтаться Дональд, предлагающий вместе помолиться. Младшие мальчики тоже приобретали известность. Мэтта случайно поймали за выносом вещей из соседского дома. А Питер приобрел настолько угрожающий вид, что стал предметом обсуждения среди девочек. Очень скоро им пришлось беспокоиться отнюдь не только по поводу его вида. Как-то раз Питер сунул одну девочку лицом в сугроб и держал, пока та не стала задыхаться. Потом он утверждал, что сделал это просто ради шутки.
К Гэлвинам практически перестали заходить в гости. Мальчикам Хефли теперь не разрешалось приходить к ним поиграть. Каждый раз, когда в районе что-то случалось – кому-то сломали почтовый ящик, в чей-то дом залезли, – людей, готовых возложить вину за это на Гэлвинов, находилось предостаточно.
Мими взяла за практику все отрицать: «Мои мальчики не стали бы делать ничего подобного». Ей никто не верил. Она безмолвно шла ко дну, оставленная наедине с ситуацией, исправить которую не умела и не могла. Они с Доном занялись соколиной охотой потому, что с ловчими птицами все логично и понятно. С их детьми не понятно ничего. Они пытались обучить мальчиков соблюдению правил и распорядков. Но дети – не соколы.
Главная перемена состояла в том, что Мими ожесточилась. Теперь, если кто-то из детей своевольничал, она становилась не неутомимым борцом, а злобным начальником. Стоило Майклу или Мэтту, или Ричарду, или Питеру не подчиниться, как они слышали от матери: «Ну прямо как Дональд!» Она вряд ли отдавала себе отчет в том, насколько убийственно звучала эта фраза. Обвинять мальчиков в сходстве с Болваноидом, напоминать о том, что они одной крови с человеком, который превращает их дом в нечто невыносимое и ломает им жизнь, было, наверное, худшим, что Мими могла сделать.
Случалось, что Дональд ненадолго приходил в себя. На неделю или месяц он вдруг обретал здравый рассудок и даже устраивался работать – выгульщиком собак, торговцем земельными участками, строителем. В 1971 году Дональда перевели на другой нейролептик, трифлуоперазин, и его взгляд на мир резко изменился. «За один уикенд Дональд осознал, что его религиозные рассуждения в основном не имеют никакого отношения к реальной действительности, – писал психиатр больницы Пуэбло Луис Немзер. – Он рассказал, что стремился построить церковь из желания походить на отца бывшей жены. Он думал, что, если будет на него похож, она волшебным образом примет его обратно».
Прогресс наблюдался в течение нескольких месяцев до момента, когда в апреле 1972 года Дональд совершил еще одну неудачную попытку увидеться с Джин в Орегоне. После этого он пришел к священнику католического прихода, чтобы поговорить с ним о своем браке. Священник прямо и определенно сказал Дональду, что с точки зрения церкви их союза с Джин больше не существует. Такое заявление привело Дональда обратно в Пуэбло, где, как сочувственно заметил доктор Немзер, «он плакал, не жалея слез».
Этот психиатр, последователь Фрейда и Фриды Фромм-Райхаманн, судя по всему, считал, что Дональд способен выкарабкаться из своего состояния самостоятельно. «Поведение Дональда выглядело так, как будто он умышлено ввергает себя в психоз», – писал Немзер. Поэтому доктор решил, что персонал должен делать все возможное, чтобы помочь Дональду мыслить трезво. Сотрудники выражали ему всяческое сочувствие, брали за руку и говорили о том, как им его жаль. Такая тактика оказала определенное воздействие. «Дональд начал высказываться о Джин более спокойно. Он говорил, что она ему по-прежнему небезразлична и он надеется, что когда-нибудь она захочет связаться с ним, но сам он делать этого больше не будет, поскольку каждый раз попытки заканчиваются для него катастрофой», – писал Немзер.
Дональд делал все возможное, чтобы его снова выпустили, и во время однодневного визита домой нашел себе подходящую работу. Он собирался торговать пылесосами – хорошие деньги, гибкий график, в общем, все, что можно пожелать. Дональд вышел из больницы 2 мая 1972 года, и все вернулось на круги своя. На этот раз его поведение стало настолько пугающим (по словам родителей, он угрожал убийством им обоим), что в августе Дон и Мими обратились в суд с просьбой снова направить сына на принудительное лечение в Пуэбло. Однажды в больнице Дональда решили поместить в карцер. Тогда он завладел ключами от двери, затолкал надзирателя в карцер и запер его там. Сбегать Дональд не собирался – просто сидел под дверью и говорил, что хочет проучить надзирателя. Врачи прописали ему высокие дозы аминазина и трифлуоперазин. Постепенно Дональд снова вышел из состояния психоза, и 28 августа его отпустили с осторожным прогнозом на будущее.
Весной следующего года Дональд снова попал в больницу штата Орегон после очередной попытки увидеться с Джин. При поступлении его состояние описали так: «Пациент очень неконтактный и неуправляемый. Сознание спутано. Дезориентирован». В частности, Дональд сказал, что не помнит, что когда-либо бывал в этой больнице, хотя на самом деле попал в нее уже в третий раз.
В промежутке между госпитализациями Дональда в семье сыграли очередную свадьбу. Правда, на сей раз история была не настолько милой, как у Джона и Нэнси, поженившихся годом раньше. Ричарда считали авантюристом – амбициозный, напористый и склонный нарушать правила ради достижения своих целей. Учась в девятом классе школы при Академии ВВС, он подобрал отмычку к дверям магазинчика при школе. В течение нескольких месяцев они с другом воровали оттуда джинсы, еду и все, что попадалось под руку. После поимки Ричарда на год отстранили от занятий и заставили перейти в другую школу. «Испоганишь себе жизнь, если продолжишь в том же духе», – сказал ему взбешенный Дон.
В 1972 Ричард снова учился в школе при Академии и оканчивал одиннадцатый класс. На чемпионате штата по хоккею он забил победный гол, а после игры познакомился с девушкой из группы поддержки команды противника. Вместе они сходили на вечеринку в честь победителей, и в тот же вечер она забеременела.
Вынужденная свадьба состоялась пару месяцев спустя в «Саду богов» – природном ландшафтном парке в окрестностях Колорадо-Спрингс. Во время церемонии Ричард был слегка под кайфом. Его приятель Дастин спел под гитару «The Times They Are a Changin» Боба Дилана. Тем не менее, все шло довольно гладко до тех пор, пока откуда-то сверху не раздались пронзительные крики. Дональд забрался на вершину скалы и громко возвещал оттуда: «Я не разрешаю этот брак! Он противен воле господней!»
Дон с Джимом усмирили Дональда, и церемония продолжилась.
В мае 1973 года Дон и Мими снова согласились забрать Дональда домой из больницы Пуэбло. На этот раз он продержался четыре месяца.
1 сентября сотрудник полиции привез Дональда обратно в больницу «для помещения на принудительное лечение по просьбе родителей». На обследовании при приеме Дональд сообщил, что принимал трифлуоперазин, как ему и было предписано, и попросил Мими дать ему еще и димедрол. Та отказалась, опасаясь, что он не сможет нормально водить машину. Тогда он вышел из себя, схватил ее за горло и начал трясти. Удушить собственную мать Дональду снова не дали другие мальчики.
В Пуэбло Дональд попросил о встрече с католическим священником. В протоколе медкомиссии больницы значится: «Он отрицает наличие у себя галлюцинаций или параноидальных фантазий. Единственными проблемами, которые он признает, являются эмоциональные трудности в общении с членами семьи, очевидно включающие физические столкновения». Прогноз, в очередной раз, гласил «сомнительно».
Буквально через несколько дней неприятности с Дональдом полностью отойдут на задний план для членов семьи Гэлвин.
Глава 16
Дон
Мими
Дональд
Джим
Джон
Брайан
Майкл
Ричард
Джо
Марк
Мэтт
Питер
Маргарет
Мэри
Появление Брайана, приехавшего из Калифорнии навестить родных, стало утешением и радостью для домашних. Звездный мальчик Гэлвинов вновь в родном доме, да еще и не один, а с подружкой – это было воодушевляющим событием для всех без исключения. Семья собралась в гостиной пообщаться с парой, послушать привезенные ими пленки с записями группы Брайана и вместе помузицировать. Атмосфера в доме совершенно изменилась. Мими даже разрешила парочке спать в комнате первого этажа – особое исключение, подчеркнувшее привилегированный статус Брайана.
Лорели Смит, которую друзья звали Нони, родилась и выросла в Калифорнии. Яркая, веселая и простая в общении загорелая блондинка с очаровательной улыбкой, она была на три года младше Брайана. Ее детство прошло в куда более роскошных условиях. Стены детской в родительском доме в Лоди, небольшом городке неподалеку от Сакраменто, увешаны призовыми венками за верховую езду. Но боли и страданий в жизни девушки хватало, и судя по всему, это тоже привлекало Брайана, всегда испытывавшего интерес к мрачным сторонам жизни. Подростком Нони лишилась матери, которая погибла от злоупотребления алкоголем и снотворными. Отец, известный в городе педиатр, женился на наезднице: она была старше Нони менее чем на десять лет. Жить вместе с отцом Нони не стала. Она провела три года в интернате, а учась в выпускном классе школы, жила у своей старшей сестры. На момент знакомства с Брайаном Нони работала в ветеринарной клинике и училась на бухгалтерских курсах.
Сейчас, спустя почти полвека, осталось очень немного тех, кто помнит Нони. Ее отец, мать, мачеха и сестра умерли. Бывший муж сестры запомнил Нони как очаровательную милую девчушку. В школе родного городка Лоди она проучилась всего год и по этой причине не оставила каких-то неизгладимых воспоминаний о себе. Единственный из ныне живущих родственников Нони – племянник, сын сестры. Теперь он взрослый мужчина, которому в два раза больше лет, чем было Нони в 1973 году. Он помнит только то, что его тетю Нони, молодую девушку, застрелил ее бойфренд и это событие полностью изменило жизнь всех его родных.