Самые яркие моменты Майкл пережил в палатке, прозванной «Камнедробилка». Она стояла подальше от коммуны, и Гаскин отправлял в нее людей, которых считал слишком противопоставляющими себя другим. Подразумевалось, что там они будут разбирать по косточкам проблемы друг друга («Нам нужно поговорить. Что ты делаешь? Зачем ты так поступаешь?») до тех пор, пока не сгладят острые края своих отношений. «Отъехавшие» члены коммуны, то есть слишком раздражительные, гневливые, ленивые или нечуткие, получали от Гаскина «конструктивные замечания». «Единственный фактор ситуации, которым ты можешь управлять – ты сам. Если тебе все не в кайф, разберись с собой и исправь это», – говорил он.
В жизни Майкла никогда не было ничего подобного. В его семье царили иерархия и диктатура с неофициальным табелем о рангах, согласно которому старшие угнетали младших. Здесь, конечно, тоже имелся руководитель, но в коммуне действовал принцип взаимной подотчетности, и все готовы докапываться до неочевидных источников проблем и доводить их до сведения каждого.
Это напоминало Уотергейтское расследование[53]: отрицание, замалчивание и сокрытие проблемы могли навредить еще больше, чем сама проблема.
Майкл оказался большим энтузиастом «Камнедробилки». «Ферма» стала для него воплощением здорового духа: его окружали прогрессивные, благожелательные и добрые друг к другу люди. В то же время пребывание там только усиливало его неприязнь к собственной семье. Майкл не мог забыть, что собственные родители в один прекрасный день захотели отправить его в сумасшедший дом. Он знал, что вполне вменяем, но что же это за система и что же за семья, если его все равно поместили в психушку? Дон и Мими были очень деспотичными, и он стал убежден, что отчасти проблема в них.
По истечении восьми месяцев Майкл и его приятели по «Камнедробилке» обособились настолько, что Гаскин приказал им разобрать палатку и вернуться поближе к действительности. Майкл пошел забирать оставленный в палатке рюкзак и, открыв его, увидел, что в нем кишмя кишат личинки мелких жучков.
Он воспринял это как знак, что его время на «Ферме» подходит к концу, пошел к Гаскину и сказал, что ему нужно уехать. Оказалось, что как раз в это время отходит автобус на Альбукерке, и Майкл сел в него, прихватив с собой новый набор жизненных ценностей.
Ехать домой Майкл был пока еще не готов. Один из его старых друзей направлялся на Гавайи. Майкл нашел авиабилеты из Лос-Анджелеса за сто тридцать долларов и увязался за ним. Он провел там около года – жил на случайные заработки и на пособие для малоимущих и чувствовал себя совершенно одиноким. И его родная семья, и приемная с «Фермы» находились далеко.
Майкл понемногу справлялся со своей печалью. Но когда вместе с новым приятелем он собрался переезжать на Филиппины, позвонила мать и сказала, что соскучилась и хочет послать ему билет на самолет.
У Майкла появилась возможность применить на практике уроки «Фермы» и вернуться к родным, которых он забросил. Он приехал в Колорадо-Спрингс и записался на курсы подготовки промышленных чертежников в муниципальном колледже. Однако конфликтная ситуация дома, которую он застал, превзошла его ожидания. Дональд выводил Майкла из себя, и он задавался вопросами: почему старший брат не делает того, что было бы ему полезно? Неужели он настолько безнадежен? Все стало еще хуже, чем было перед его отъездом. Питер тоже болен. Отца разбил инсульт. Казалось, что все летит в пропасть еще быстрее, чем раньше. Майкл хотел, чтобы они все вместе питались коричневым рисом и медитировали, а члены его семьи вовсе не собирались этим заниматься.
Майкл уехал в удрученном состоянии. Что нужно сделать, чтобы его братья занялись тем, что получилось у него? Когда до них дойдет, что нужно выйти из привычной колеи? Когда они обратят внимание на ревущий водопад?
Глава 22
Дон
Мими
Дональд
Джим
Джон
Брайан
Майкл
Ричард
Джо
Марк
Мэтт
Питер
Маргарет
Мэри
Мэри постоянно твердила, что хочет навестить Маргарет. Раз в пару месяцев родители разрешали ей проводить в Денвере выходные, если Гэри не улетали в какой-то из других своих домов. Летом 1976 года Гэри оплатили Мэри две недели в лагере Geneva Glen, воспитанники которого разыгрывали тщательно продуманные сценарии по мотивам легенд о рыцарях Круглого стола или преданий американских индейцев. Впервые в жизни надолго оказавшаяся вдали от родителей и от Джима Мэри получила возможность расслабиться, приспустить маску и забыть о происходящем дома. В конце своей первой смены Мэри позвонила домой и умоляла, чтобы ее оставили на следующую. Гэри оплатили ей пребывание в лагере на все восемь недель. До поступления в колледж она приезжала туда каждое лето.
В конце летнего сезона чета Гэри на пару недель открывала свои монтанские угодья для целого отряда детей своих родственников и знакомых. В их числе была и Мэри. Они со Сьюзи Гэри хулиганили на пару, тайком попивая пиво из запасов Сэма. Мэри по-прежнему обескураживало, что Маргарет живет такой жизнью постоянно, а ей приходится просить и умолять, чтобы приехать в гости. Но когда Мэри стала постарше и получше узнала семью Гэри, они с Сэмом стали беседовать о ее будущем. Каждый раз Мэри говорила, что хочет сделать что-то для всеобщего блага, а Сэм отвечал одинаково: «Хочешь делать что-то в этом духе – зарабатывай деньги и раздавай их».
И Мэри, и Маргарет обожали поездки в Монтану. Но если для Маргарет Монтана стала еще одним местом, где она чувствовала себя не совсем как дома, то Мэри эти поездки давали представление о том, какой может быть жизнь при отсутствии необходимости возвращаться к родителям.
Долгое время Мэтт управлял всеми светофорами Колорадо-Спрингс. Затем он объявил, что он – Пол Маккартни.
В 1977 году после припадка в доме Гэри Мэтт бросил курс керамического искусства в Лоретто-Хэйтс и теперь сидел дома вместе с Дональдом и Питером. Для двенадцатилетней Мэри – единственного здорового ребенка, остающегося в родительском доме – Мэтт уже не являлся защитником и покровителем. Он стал частью проблемы, источником опасности. Как-то раз Питер изводил Мэри, и она позвала на помощь Мэтта. Родителей не было дома, Дональд тоже отсутствовал. Два брата схлестнулись в гостиной, так же как в свое время это делали Дональд и Джим. Как только пошли в ход кулаки, причина драки потеряла значение. И Мэтт, и Питер разошлись не на шутку, в обоих появилось какое-то зверство, что-то, прежде невиданное для Мэри. Она была уверена, что они поубивают друг друга.
Для подобных ситуаций существовал единственный стандартный ход, уже хорошо известный Мэри. Она ринулась в родительскую спальню, заперлась и вызвала полицию. Как раз в этот момент к ней стал рваться Мэтт – полиция в доме его совершенно не устраивала. Она сидела, дрожа от ужаса, с телефоном в руке, а Мэтт, некогда самый любимый ее брат, пытался выломать дверь.
Полицейские приехали раньше, чем он смог добраться до сестры. Они увезли Мэтта в больницу. Для Мэри это был первый случай, когда она ощутила себя ответственной за госпитализацию брата. Ей казалось странным, что после стольких лет злости к ним всем она чувствует себя виноватой.
А еще Мэри удивлялась тому, что она действительно не хотела, чтобы братья искалечили друг друга. Несмотря на накопившуюся обиду, ей было не все равно.
Мэтта впервые положили в Пуэбло 7 декабря 1978 года. Через пять дней туда же угодил Питер – в третий раз за год. В тот год Дональд тоже то ложился, то выходил из Пуэбло. Трое братьев Гэлвин одновременно лежали в разных отделениях одной больницы и далеко не в последний раз.
С тех пор, оказавшись наедине с Мэттом и Питером, Мэри всегда запиралась в родительской спальне, пока домой не приходил кто-то еще.
Питер был всего на четыре года старше Мэри. На все предложения домашних он реагировал неизменно отрицательно, отказывался от любой помощи и игнорировал все советы. Он никогда не считал, что нуждается в лечении и сомневался в том, что каждые три недели ему действительно требуется инъекция флуфеназина.
К 1978 году, когда Питеру исполнилось восемнадцать лет, персонал больницы Пайкс-Пик уже хорошо знал всю семью Гэлвин, и в первую очередь Мими, неистово защищавшую всех своих сыновей. В промежутках между амбулаторными приемами Питер жил в родительском доме, пока ему это не надоедало. Иногда он становился настолько невыносимым, что его выгоняли. Тогда Питер отправлялся бомжевать под какой-нибудь мост или добирался автостопом до Вэйла и околачивался в центральной части городка.
В 1978 году Питер побывал в больнице примерно шесть раз. Очень недолгое время он провел в специализированном интернате CARES в Колорадо-Спрингс, куда его не приняли обратно после самовольной отлучки. 2 июля ссора с родителями по поводу приема флуфеназина закончилась тем, что Питер разбил четыре панорамных окна. Впоследствии он рассказывал, что «на самом деле не собирался скандалить, но как-то так получилось». Мими и Дон в очередной раз вышвырнули его из дому, однако теперь он был уже достаточно взрослым для госпитализации в государственную психиатрическую больницу в Пуэбло.
За время трех госпитализаций Питера сотрудники Пуэбло познакомились с обеими сторонами его личности. Он мог быть милым: «приятный, живой, ориентирующийся в ситуации и опрятный молодой человек, который правильно повел себя во время беседы». Но если речь заходила о семье, «общая линия его поведения становилась выраженно грандиозной и паранодальной», а далее «воинственной» и «крайне враждебной». Питер заявлял, что его приглашали на строительство тоннеля Эйзенхауэра[54], потом говорил, что решил поработать несколько недель горнолыжным инструктором, вскользь упоминал, что недавно выполнял лыжные трюки на съемках телесериала «Ангелы Чарли». Порой медперсоналу приходилось применять к Питеру смирительную рубашку, а когда ее снимали, он сразу же совершал попытку побега из больницы. Однажды ему удалось добраться до Ордуэя – маленького городка на тысчу жителей в шестидесяти километрах к в