Маргарет все еще боялась, что жизнь с Уайли будет означать открытость во всем. «Он классный, но подталкивает меня к полной откровенности друг с другом, а это заставляет меня сдавать назад», – писала она в своем дневнике.
Маргарет открыто поговорила с Джимом спустя несколько лет после Линдси. Только в отличие от Линдси, высказавшейся очно, хотя и несколько спонтанно, Маргарет решила сделать это с безопасного расстояния и позвонила ему.
Как и в случае с Линдси, Джим отрицал все. А когда Маргарет откровенно поговорила о Джиме с матерью, та ответила точно так же, как в свое время Линдси: рассказала о пережитом с отчимом и отчасти оправдывала Джима тем, что он болен.
Несколько недель Маргарет была вне себя от гнева. Она балансировала на очень тонкой грани. Ей казалось, что если и дальше бояться и стыдиться своих родных, то это путь в никуда. Но и какие-то другие варианты она представляла себе с трудом.
Теперь Маргарет могла рассчитывать только на Уайли. Она нуждалась в человеке, которому можно доверять, пока перестраивает свое понимание секса и близости. Несколько лет они прожили в Чикаго, а затем переехали в Боулдер, где в 1993 году поженились. Маргарет продолжала искать путь, по которому можно идти вперед.
Она стала посещать психотерапевта, которого порекомендовала Луиза Силверн, и в дополнение к этому пробовала бесчисленное множество диет, гимнастических практик и нетрадиционных оздоровительных методик, которыми славился Боулдер. Маргарет занималась арт-терапией с известным преподавателем из Университета Наропы и медитацией под руководством инструктора-буддиста. Она прошла Процесс Хоффмана, выездной групповой психологический тренинг, совмещающий в себе элементы восточных духовных практик и гештальт-терапии. Там Маргарет увлеклась креативной визуализацией – представляла свой эмоциональный разброд в виде дракона, которого следует убить. Пару лет она находила утешение в брейнспоттинге – передовом методе работы с психологической травмой, основанном на управлении движением глаз в процессе креативной визуализации. Будучи одним из вариантов более известной методики десенсибилизации и переработки движением глаз (ДПДГ), брейнспоттинг предлагает пациенту мысленно восстановить травмирующие события, но на этот раз с ощущением контроля и безопасности. (Как сказала психотерапевт Маргарет Мэри Хартнетт: «Мы помещаем ребенка в обстановку заботы и комфорта и оживляем его воспоминания»). На этих занятиях Маргарет прошла через все свои болезненные воспоминания, начиная с менее значительных: вот Джим режет колеса машины Линдси, вот голый Дональд валяется на полу в пустом доме после выноса всей мебели на улицу, вот Мэтт обнажается в гостях у Гэри. Со временем, под руководством своего психотерапевта она перешла к своим самым серьезным травмам – сексуальному насилию Джима и смерти Брайана. Иногда во время сеансов Маргарет рыдала по полтора часа, оплакивая жизнь, которая могла бы быть у нее. После этого она сразу же ложилась в постель и спала ночь, не просыпаясь.
Переосмысливая свою жизнь, Маргарет постоянно возвращалась к матери. Зачем Мими родила столько детей? Почему она жертвовала интересами здоровых детей ради больных? Почему она подвергала дочерей опасности, отсылая на выходные к психически нездоровому Джиму? Постепенно она стала смотреть на мать в другом свете. Маргарет пришла к мысли о том, что Мими была неспособна ощутить очевидный риск сексуального насилия в своей семье именно потому, что так и не признала того, что в свое время надругались над ней самой. А может быть, в этом же крылась причина того, что она производила на свет ребенка за ребенком, невзирая ни на что? Ее мать упивалась идеей большой семьи как средством сбежать от прошлого и постараться построить нечто идеальное. Нечто совершенно безупречное.
Впервые за долгое время, возможно даже за всю жизнь, Маргарет ощутила, насколько они с матерью похожи в том, что им довелось пережить. Она приближалась к исцелению. Но для того чтобы завершить его, ей нужно было держаться подальше от всех своих родных, кроме сестры.
Глава 30
Дон
Мими
Дональд
Джим
Джон
Майкл
Ричард
Джо
Марк
Мэтт
Питер
Маргарет
Линдси
Линдси приехала в городскую тюрьму Боулдера и обвела своего брата долгим пристальным взглядом. Питеру был тридцать один год, но он по-прежнему выглядел типичным колорадским студентом: румяное лицо, одет как для выхода на природу – пуховик, шерстяные носки, треккинговые ботинки. Во многом он оставался все тем же строптивым и непослушным мальчишкой, не лишенным обаяния, но разболтанным и вечно попадающим в неприятности. Питер постоянно ссорился с родителями и циркулировал между домом на Хидден-Вэлли и психиатрической больницей. Однако эта картина все время усугублялась, и сейчас Питер выглядел полностью потерянным и неспособным хоть немного держать себя в руках. А Линдси наконец-то разобралась со своей жизнью и думала, что теперь могла бы ему помочь.
У Дона и Мими Питеру случалось впадать в ярость, и как-то раз он перебил почти все окна в доме. В психиатрической больнице Пенроуз у него началась алкогольная абстиненция – он чувствовал, как по телу бегают букашки, а с потолка прямо в рот падают опарыши. Там же были отмечены его «неподобающее сексуальное поведение с медсестрами» и попытка нападения на одну из них. Время от времени Питер жил на улицах или у знакомых. Когда его арестовали за пускание зайчиков в глаза водителей, проезжающих мимо машин, он заявил, что спасает таким образом город, которым призван руководить. Еще более экстравагантно выглядели заверения в том, что он будет руководить Федерацией Скалистых гор, как некогда отец, и вернет семье этот престол.
В Боулдер Питер отправился в самом разгаре принудительного лечения в больнице Пуэбло, решив прогуляться и проехаться автостопом к своим сестренкам. Оказавшись в городе, он сразу же влип в неприятности. 18 мая 1991 года его заметили при попытке украсть пачку сигарет в небольшом круглосуточном магазине 7-Eleven. После того как его выставили оттуда, Питер уселся прямо перед входом и отказывался сдвинуться с места. Мимо проходили двое полицейских, один из которых поинтересовался его именем и датой рождения. «1851», – ответил Питер и ринулся бежать. Полицейские попытались его задержать, он запаниковал, начал отбиваться и нанес каждому удары по лицу. Впоследствии Питер говорил, что просто хотел как-то отделаться от них. Ему надели наручники и предъявили обвинение в действиях, оскорбляющих полицейских при исполнении обязанностей.
После свидания с Линдси Питера по решению суда отправили в Пуэбло, затем в сентябре перевели обратно в тюрьму с рекомендацией признать невменяемым и освободить от уголовной ответственности. Линдси воспользовалась моментом: заплатила залог за освобождение Питера и забрала его к себе. У нее был план. Она подумала, что поддержка родного человека в сочетании с психотерапией смогут помочь брату вернуться к нормальной жизни и вырвут его из круговорота «дом – психбольница». Питер самый младший из братьев Гэлвин, поэтому Линдси думала, что он еще не настолько безнадежен, как все остальные. В глазах сестры Питер, попавший в систему психиатрии в четырнадцатилетнем возрасте, выглядел скорее жертвой и этой системы, и семьи Гэлвин.
Линдси поговорила об этом с матерью. Она ждала, что Мими будет обижаться, возмущаться и ревностно защищать собственные права. Однако та испугалась.
– Ах, Мэри, не надо бы тебе за это браться.
– Я должна попытаться. Понимаешь, если я не попытаюсь, то буду вечно себя изводить этим, – ответила Линдси.
Вот уже семь лет Линдси посещала своего психотерапевта Луизу Силверн. Университетский диплом маркетолога помог ей найти работу на горнолыжном курорте Эльдора, она участвовала в организации различных мероприятий, например, чемпионата мира по горным лыжам. Через пару лет она стала директором по продажам этого курорта и занималась координацией и оформлением корпоративных мероприятий. В Эльдора Линдси познакомилась с парнем по имени Рик, за которого вышла замуж спустя несколько лет. Теперь она была готова к более серьезным отношениям, обрела способность представлять себя в такой жизненной роли. А в 1990 году, имея за плечами всего три года работы, Линдси использовала наработанные связи и создала собственную компанию по организации корпоративных мероприятий. Наверное, величайшим событием этого периода ее жизни стал обед с Доном и Мими, счет за который она незаметно для родителей оплатила сама.
Линдси могла работать без передышки и с неиссякаемой энергией, но никогда не чувствовала себя полностью успешной. Всегда находилось что-то, что было немного не так и нуждалось в доработке. В конце концов, занимаясь с психотерапевтом, она осознала присутствие чувства вины в связи с тем, что ей самой удалось избежать жестокого удела, постигшего братьев. Ей хотелось исправить ситуацию, сравнять счет. Будучи в восторге от результативности собственной психотерапии, Линдси прежде всего задавалась вопросом, не лучше ли прекратить отправлять ее братьев в Пуэбло и предоставить им помощь, которая изменила ее жизнь.
Новая идея Линдси тесно переплеталась с крайне критическим отношением к матери. Она была убеждена, что Мими использовала саму мысль об отправке в Пуэбло в качестве дубинки для сдерживания старших мальчиков – таким образом их можно контролировать, инфантилизировать и держать в плену собственных худших слабостей. Но самое главное, Линдси, как и Майкл, считала, что в доме на Хидден-Вэлли братьям так и не предоставили возможности, которую она получила от своего психотерапевта – высказать самое сокровенное и таким образом излечиться.
Она была уверена в том, что ее братья подверглись ненадлежащему обращению и даже наказанию со стороны профессионалов, которые, кажется, ограничивались лишь выдачей таблеток. При всех благих намерениях, которыми объясняли выписку нейролептиков, эти препараты казались Линдси не более чем разновидностью лоботомии, одним из способов усмирения человеческой души. А если попробовать какой-то другой подход? А что, если кто-то спросит братьев, что им нужно с их точки зрения, и внимательно прислушается к ответам?