Констебль молчал.
— Разве не важно знать о случившемся и о тех, кто там был, как можно больше? — спросила я.
— Важно.
— Вы займетесь этим?
— Я поговорю с Аароном, запишу его показания.
— Хорошо.
— Вам пора, миссис Моррис.
Я встала, сжимая сумочку, и Дивайн произнес более мягким тоном:
— Эли, мне жаль, что на вас обрушилось столько бед. Никто не хочет верить, когда подобное происходит с ним. Но такое случается. Вы понимаете? Случается.
Я не нашлась с ответом и вышла, стыдясь той, в кого превратилась. Или, что еще хуже, той, кем была всегда.
Глава тридцать третья
— Я могу остаться еще. Хоть на пару недель. Дома меня никто не ждет.
Мать складывала полотенца, которые выстирала и высушила, не посоветовавшись со мной.
Вместо того чтобы ощутить досаду за ее самоуправство, я вздохнула с облегчением: кто-то вместо меня занимался домашними делами. Когда на ее месте был Билл, я все время чувствовала себя обязанной.
Мать собиралась уехать завтра, а о Билле я до сих пор ничего не слышала. Даже не знала, в Англии ли он.
— Ничего, скоро ведь родители Майка приедут, так что…
Она с пониманием кивнула. Наши с Майком родители встречались всего один раз, на свадьбе. Мать с отцом чувствовали себя не в своей тарелке на роскошной церемонии, устроенной Моррисами; отец постоянно спрашивал, что сколько стоит, и его кустистые брови поднимались: «Пустая трата денег, Элисон».
— Прости, что не приезжала к тебе, — пробормотала я, схватив какое-то белье, чтобы не смотреть матери в глаза.
— Мы обе наговорили лишнего на похоронах отца, — откликнулась она.
Тогда Кэсси было десять, а Бенджи — пять. Карен приехала, чтобы помочь Майку, и теперь я знала, каким именно образом. Пока они занимались любовью, ее сын и наши дети спокойно спали за стенкой.
Похороны были более чем скромными. Отец рассорился почти со всеми соседями по маленькой грязной улочке, где я выросла, да он и не дружил ни с кем никогда. Пришли две кузины, едва знавшие его, кое-кто из паба, пара коллег с прошлой работы. Священник произнес лживые слова о том, каким любящим семьянином был покойный, как помогал людям и шутил. Ничего такого не было и в помине.
После похорон, собирая вместе с матерью его поношенные вещи — свитера с дырявыми воротниками и потертые брюки, — я наткнулась на отцовскую курительную трубку, лежавшую на подлокотнике кресла. В нем он сидел вечерами, щелкая пультом от телевизора, и кричал на нас, если мы проходили мимо или слишком громко разговаривали. Мать сказала что-то вроде: «Он любил эту трубку, смотри не сломай», и тогда меня прорвало. Я обвинила ее в притворстве. Как она могла соглашаться, что отец — хороший человек, после всего, что он сделал?! Как могла слушать то, что говорили в церкви, зная, что наша с ней жизнь зависела только от его настроения и кулаков?! Как будто это не он сломал ей руку и пинал, когда она лежала, полуживая, на полу. Как будто он не оставлял отпечатки ладоней на моих щеках, не швырял в меня кружку с чаем, если ему что-то было не по нраву.
Она отвечала мне в таком же духе. Как я смела явиться и совать нос в их жизнь, порочить отца в день, когда его предали земле?! Тогда я схватила чемодан и, вылетев из дома, бежала оттуда на неудобных высоких каблуках, и мне было плевать, видят ли соседи слезы гнева на моем лице. А потом почувствовала облегчение. Отныне я была не обязана привозить к ней в гости детей, смотреть, как Бенджи взбирается по крутой, опасной лестнице или как Кэсси давится обедом из консервов, приготовленным матерью. Эта страница моей жизни перевернута.
— Прости, мама. Я не должна была всего этого говорить. По крайней мере, не в тот день.
Мать отмахнулась:
— Забудь, Элисон. Сейчас надо думать, как выбраться из нынешней ситуации.
О да, разбираться было в чем! Кэсси вернулась домой из больницы, но отказывалась выходить и с кем-либо встречаться. Моего мужа через несколько дней ждет трансплантация, Джейк все-таки согласился отдать ему часть своей печени, и теперь у того есть смягчающее обстоятельство; и если Майк очухается, я увижу их с Карен в суде. Где мне придется сказать, что мой муж изнасиловал мою лучшую подругу, пока я спала…
Я скажу, что он признался мне, — ведь такую цену я уплатила за его жизнь. Ничего остановить или изменить уже невозможно, почти все мои прежние потуги только ухудшали положение дел. Наконец настало время сдаться. Надеюсь, о моей безумной попытке свалить все на Аарона Карен не узнает. Последняя отчаянная мера. Но результаты теста ДНК заставляли меня взглянуть правде в глаза.
Когда мать пошла на кухню, чтобы приготовить чаи, там зазвонил телефон, и я услышала, как она ответила: «Дом Моррисов». В тот же миг во мне шевельнулось чувство признательности. Я подумала, что мы, вероятно, еще сумеем спасти наши отношения. И если подобные надежды означают, что прежняя Эли не умерла, — возможно, это тоже неплохо.
Мать с обеспокоенным лицом появилась в дверях, прижимая к груди телефонную трубку:
— Это медсестра.
— Что-то с Майком?! — вскочила я.
— Нет, из Лондона. Насчет родов миссис Макинтош.
Конечно, лучше, чем переживать за других, мне следовало бы заниматься собственной семьей. Но я помчалась в Лондон, ведь теперь, когда Карен возненавидела меня, моей самой близкой подругой являлась Джоди. Кроме того, дома оставалась моя мать, которая проследит, чтобы Бенджи вовремя ел и делал домашние задания, и не поверит Кэсси, если та скажет, что не голодна.
Через два часа я уже сделала пересадку с «Лондон Бридж» на «Ватерлоо» и поехала в больницу Святого Фомы.
Первый раз я соврала полиции в двадцать один год, через два дня после ужасной смерти Марты. Да, мы не дружили с ней, но принять, что молодая веселая девушка мертва, непросто. Мы все были в шоке, к тому же через несколько дней нам предстояло разъехаться. В холле университета было столько объятий и слез, в то время пока смущенные родители ждали нас возле перегруженных вещами машин.
Мои отец и мать узнали о случившемся из новостей, и мать позвонила сказать, что они приедут за мной через день. Угрозу отца выкинуть меня из дома и его пощечину она проигнорировала, как обычно и случалось у нас. Все произошедшее будто замели под ковер.
Я сомневалась, что меня захотят допросить. У полиции и так было много хлопот, и все мы уверенно полагали, что, когда окажемся дома — кто в Уэльсе, кто в Суррее, — туда к нам никто не поедет. Конечно, Марту убил кто-то чужой, проникший в колледж, охранявшийся слишком слабо, к тому же в саду не было камер. Возможно, преступник перелез через стену, а поскольку вовсю шел бал, никто ничего не заметил.
Когда пришла моя очередь давать показания в кабинете тьютора, я долго не раздумывала. Моя задача — помочь Майку, и поэтому я не считала, что говорю неправду. Джоди же сказала, что всю ночь была вместе с Каллумом, так что ничего плохого я не сделала. И все равно, стоя у дверей, потела от волнения. В джинсах и футболке с портретом принцессы Ши-Ры я выглядела совсем не так, как позапрошлой ночью. Я снова стала прежней Эли, и мои проблемы и надежды опять были со мной, как носки, постиранные утром.
Пока я ждала у дверей, оттуда вышел Билл. С того утра после бала мы еще ни разу не разговаривали.
Привет, — сказала я.
Он молча кивнул в ответ.
— Они спрашивают про Майка и Каллума?
— Да. А ты собираешься сделать это? Сказать так, как он попросил?
Мне не понравилось, как Билл произнес слово «это». Просто скажу, что мы гуляли.
Я уже переговорила с Карен, предупредив ее о том, что именно хочу сказать, во избежание нестыковок. «Чтобы быть на одной волне», — повторила я слова Майка. Она не возражала. Где сама Карен провела почти всю ночь, я так и не узнала.
Билл, опустив голову, смотрел на ковер. Гул голосов доносился сюда со двора. Солнце, проходя сквозь оконные стекла, рассыпало бриллианты света у наших ног.
— Мы отсутствовали несколько часов, Эли, — напомнил он.
— Ну не так уж и долго.
— Ушли в четыре часа. Я слышал, как бил колокол.
— Нет, не может быть! Я смотрела на часы в холле, когда мы выходили.
— Ну конечно, Эли, — произнес он с такой горечью, что я попятилась.
— Но что мне делать? Это ведь наши друзья. Я не хочу, чтобы они влипли в неприятности. Какой-то незнакомец из города пролез в сад, и…
— Марта мертва, Эли, — перебил Билл. — Не кажется ли тебе, что она заслуживает правды?
— Но это — правда. Я не знаю точно, в какое время мы ушли, знаю только, что было поздно.
Билл смотрел на меня.
— Ты не обязана этого делать. Я тебе помогу. Понимаю, тебе страшно за его будущее, но не надо бояться.
Минуты тянулись бесконечно. Я уставилась в пол и думала, думала… Мне и раньше уже приходил в голову вопрос, зачем мне выгораживать Майка, если он все время вел себя со мной нечестно. Но я потратила годы, чтобы заставить его желать меня, не имея ни рычагов воздействия на него, ни влияния на наши отношения. И сейчас, когда у меня наконец появилась хоть какая-то власть, я не могла от нее отказаться.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — сухо обронила я.
— Ладно, Эли. Делай, как решила. — Он направился к лестнице.
— Подожди! А что ты сказал полиции?
Билл уже спускался по ступенькам, лицо его было суровым.
— Не волнуйся, Эли. Ничего такого, что ты не сможешь оспорить.
Мне опять не понравился тон, которым это было сказано.
Он скрылся из виду прежде, чем я успела что-то ответить. Позже я узнала, что Билл уехал на поезде в Харвич, а оттуда на пароме уплыл на север, и больше я не видела его вплоть до свадьбы Джоди и Каллума.
А потом — только на нашей встрече выпускников, тогда, когда напали на Карен.
— Входите, входите.
В комнате меня ждали девушка с каштановыми волосами, зачесанными назад, и пожилой седовласый мужчина, который выглядел точь-в-точь как чей-нибудь папа. Наверное, его выбрали умышленно: многие хотели бы, чтобы с такими случаями разбирались отцы, кроме меня, конечно.