Я словно примерзла к месту. Прямо передо мной на столе стоял стакан с виски и почти растаявшим льдом, но я не была уверена, что смогу поднять руку и взять его. Карен. Кровь на ее ноге. Каллум, валявшийся на диване, словно растянулся там давным-давно.
Но мне сейчас требовалось сохранять рассудок, хотя я будто совала руку в горящую топку.
— Каллум… Ты говоришь, что ты и Карен… Что вы с Карен в ту ночь занимались сексом?
Он кивнул, как собака в рекламе.
— Думал, она хочет… Мне плохо… Я не настоящий мужик. Джоди залетела от нормального мужика. И мне плохо…
— Так это ты, Каллум… Ты сделал это с Карен.
Он поморщился, как отруганный мальчишка.
— Думал, она хочет. Она не просила остановиться. Так неловко все вышло. Пихала меня, пихала. Поцарапала… Было больно... дикая кошка.
Мне необходимо оставаться спокойной.
— Но с ней… Ты кончил?
Он печально покачал головой:
— Нет. Я на такое не способен.
У меня внутри все перевернулось. Вдруг его преступление можно доказать с помощью анализов? Волос, кожи?
Интересно, чувствуют ли себя полицейские и юристы так, как я сейчас? Им утомительно снова пересматривать дело, собирать все доказательства, исписывать кипы страниц, собирать жидкости в пробирки вместо того, чтобы поднять руки и сказать: «Ребята, разбирайтесь сами». Как нам раскрыть преступление, если мы открываем один глаз — и у вас дружеский пьяный секс и хихиканье; открываем второй — а у вас уже ужасное нападение и годы в тюрьме? Разрушенные жизни. Женщина, которая больше не может спать в комнате, где есть окна. Так чувствовала себя Карен.
— Каллум… ты должен рассказать полиции, — сказала я, пытаясь говорить очень разумно, как с нормальным человеком. — Ведь Майка могут посадить в тюрьму.
— Но он трахал ее! Он трахал ее годами! И в тот день он трахал ее! Я это видел по их рожам, когда приехал.
— Да, но она хотела секса с ним… Это не одно и то же.
— Как я должен был узнать, что она не хочет? — Вид у Каллума стал прямо-таки обиженным. — Она не говорила этого.
Вот оно — то самое, против чего я боролась столько лет. Убеждение, что женщина обязана четко сказать «нет», даже если она слишком пьяна и не в состоянии кричать или сопротивляться, или напугана так, что не в силах дышать. Но ведь я сама говорила про Карен: «Она была пьяна». И: «Посмотрите, какое она надела платье». И: «У них раньше был секс».
— Значит, Майк этого не делал, — почти прошептала я.
Он покачал головой.
— А что насчет Марты, Каллум? Ты… ты знаешь, что случилось с ней?
Он опустил глаза. Я ожидала, что Каллум скажет: «Нет, ее задушил какой-то незнакомец, как мы и думали».
Но он издал странный звук — нечто вроде рева. Смесь облегчения, раздражения и стыда…
— Я не хотел. Она была очень пьяна! Они вечно напиваются, начинают орать, и тогда их нужно остановить! Боже, как она шумела! Все бы услышали. Надо было ее остановить. Я не хотел.
Я сглотнула. Во рту пересохло.
— Значит, Майка не было с ней?
— Он пошел за выпивкой, хотел повысить свои шансы. Он уже с ней целовался. Это нечестно, разве нет? У него уже были ты и Карен, теперь он еще и Рэсби хотел заполучить! Да чего в нем, хрен его побери, такого особенного?! И что не так со мной?!
О, я тут же представила себе все это. Майк пошел за напитками. Марта ждет его в саду. Одна. Туда прокрадывается Каллум — может быть, после нашего с ним разговора, — пьяный, противный. Пытается успокоить. Лезет к ней своими лапищами. Хватает за хрупкую белую шею. О господи! Меня замутило. Передо мной сидел Каллум, мой старый друг Каллум, с опухшим красным лицом, и я должна была срочно решить, что делать. А в больнице рожала покинутая Джоди…
Я встала, ноги были как желе. Что же делать? Сейчас же вызвать полицию Бишопсдина? Ехать сюда им придется долго… Обратятся ли они к местным полицейским? Он уже несколько недель разгуливает на свободе. Я могла бы сказать Джейку, что ему больше нет резона пытаться убить Майка, который якобы напал на его мать. Именно мне, и только мне предстоит решать, что же будет дальше.
— Каллум, я принесу воды, хорошо? Понимаю, тебе нелегко…
Он кивнул и стал тереть лицо руками. Выглядел он ужасно, как будто за пару часов постарел на несколько лет. Я медленно прошла мимо него на кухню. Каблуки босоножек стучали по плитке, по той самой, которая вызвала мою зависть всего неделю назад. Я задержала дыхание и прислушалась. Из комнаты Каллума не доносилось ни звука. Я повернулась и открыла кран, потом взяла телефон и набрала номер Карен. Пока я ждала ответа, влажная ладонь зажала мне рот.
Глава тридцать седьмая
Я попыталась оттолкнуть Каллума. От него исходил мерзкий мясной запах. Его обручальное кольцо стукнуло мне по зубам.
— Каллум, какого черта!
Он убрал ладонь с моего рта, но схватил за руку.
— Эли, нельзя никому говорить. Все уже кончено. Все уже сделано.
— Не кончено! Майк может сесть в тюрьму…
— А я в тюрьму не собираюсь. Слышишь меня? Нет!
Все это было настолько абсурдно: мой друг прижимал меня к столу. Я никогда не думала, что он такой сильный, такой тяжелый. Он схватил телефон, сжал его, заляпал отпечатками пальцев экран.
— Отпусти меня! Да что же ты вытворяешь?!
Я попыталась его оттолкнуть, но с ужасом поняла, что не могу двинуться. Я не могла помешать ему сделать со мной все, что ему заблагорассудится.
Только в этот момент я окончательно поверила в то, что произошло на самом деле: Каллум изнасиловал Карен. Он сделал это в моем саду. Все началось точно так же, как сейчас: женщина вдруг поняла, что ее так называемый друг загнал ее в ловушку, и она беспомощна. Он изнасиловал Карен и много лет назад убил Марту. Все эти годы Майк тащил на себе несуществующую вину.
Я попыталась говорить дружелюбно:
— Каллум, ну же, это ведь я, Эли. Я не стану вызывать полицию. Я просто хотела проверить, как там Джоди.
— Джоди… — повторил он, и его хватка слегка ослабла.
Я позволила Каллуму забрать телефон, боясь, что тот разобьет его о плитку, но он положил мобильник на столешницу.
— Она рожает, — сказал Каллум бесцветным голосом.
— Точно. Почему бы нам не поехать к ней? — Только бы удалось вытащить его из дома, привезти в больницу, там есть охрана. Там люди. — Вызовем такси, хорошо?
Он раздумывал минуту, потом вдруг спросил:
— Ты же сказала полиции, что это Майк. Что он признался. Соврала, да?
— У меня не оставалось выбора. Надо было, чтобы Джейк помог Майку, стал донором печени.
Каллум потряс головой и прижал меня с прежней силой, бедрами и грудью.
— Эли, это нехорошо. Я тебе не доверяю. У Майка неприятности, а ты что делаешь? Ты повернулась к нему спиной. Через пять минут уже спала со стариной Биллом.
— Я… — Тут он был прав, и я не знала, что сказать в свою защиту. — Пожалуйста, отпусти меня, мне больно.
— О, Эли… — Он то ли всхлипнул, то ли вздохнул. — Что же я собираюсь сделать?
Его неуклюжая рука провела по моим волосам — нечто среднее между ударом и лаской. Я всем телом чувствовала угрозу, в ушах билась кровь, в голове стучало: «Уходи! Уходи! Ты в опасности!» В голове проносились разные сценарии, и одновременно я успевала поражаться абсурдности происходящего. Он был моим другом, я доверяла ему. Шея хрустнула, когда он резким движением повернул меня лицом к себе.
— Почему это никогда не был я? И с Майки, и с Билли-боем… Почему не со мной?
От его жалобных интонаций меня чуть не вырвало.
— Ты был с Джоди. — Я старалась говорить спокойно, но голос звучал испуганно и сдавленно.
— Нет. Ты просто никогда не хотела меня.
Вот он уже дышит мне в лицо, тянется ко мне мокрым ртом. Как страшно… Но нет… Он же не сделает этого? Это безумие! Не может же он, в самом деле?.. Но мое тело уже поверило, и я завыла от страха:
— Нет, Каллум, нет! Перестань, перестань!
Я смотрела на него в упор. Одной рукой он вцепился мне в волосы, другой обхватил за талию.
Вдруг я почувствовала, что в комнате есть кто-то еще. Раздался треск битой посуды, и по изумленному лицу Каллума, прямо по глазу, потекла струйка крови.
А потом я увидела Карен. Она стояла, держа в руке остатки цветочного горшка. Осколки, листья и земля разлетелись по полу. Я никогда раньше не видела такой ненависти в ее лице.
— Как ты догадалась?
Она пожала плечами:
— Когда ты сказала, что он не может кончить, у меня в голове как будто щелкнуло. Насильник говорил об этом той ночью… Он прошептал: «Прости, я не могу…» А я тогда не поняла, не обратила внимания. Но после твоего звонка в голове точно прояснилось. Я как раз ехала на такси в больницу — но вместо этого дала таксисту их адрес.
— Слава богу!
Она кивнула с непроницаемым лицом. Я была рада, что мы разговариваем в полицейском участке — на нейтральной территории, где все словно обеззараживал яркий свет. Ни одна из нас не стала бы устраивать здесь сцену. Карен сидела напротив меня, за окном проносились огни машин. Мне показалось, полицейские оставили нас здесь, потому что не очень понимали, что делать с этими женщинами средних лет, испачканными кровью, которые позвонили и очень спокойно рассказали, что произошло. Лицо Карен было напряженным, когда она произнесла: «Мужчина напал на мою подругу, и я ударила его цветочным горшком. У него идет кровь».
Она назвала меня подругой!
Каллума отвезли в ту же больницу, где лежала Джоди. Имело ли это теперь значение? Мысли роились в голове, будто назойливые мухи. Как сообщить Джоди, что сделал ее муж? Ее сыну еще не исполнилось и нескольких часов, а его отец оказался насильником и убийцей. Каково узнать такое о своем муже, когда ты только что произвела на свет ребенка?
— Повтори еще раз, что он сказал, — попросила Карен.
Я уже поведала ей все, что услышала, но информация, видимо, не дошла до ее сознания, утекла, как вода сквозь сито. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.