– Дай угадаю, пришла вместо мамы посочувствовать мне? – бросаю в ее сторону, хотя понимаю, что просто срываю на ней свое раздражение. Но остановиться не могу. На смену шока и обиды пришла злость, которую мне надо на ком-то выплеснуть.
– Нет.
– Так какого хрена ты явилась? По твоим глазам и по твоему поведению понятно, что ты обо всем осведомлена. Давай, начинай, причитать. А может, ты снова собираешь информацию? Так сказать из первых рук? Не стесняйся, спрашивай. А затем не забудь донести своей подружке. Это же такая новость! Можешь даже продать ее какой-нибудь газетенке. Только денег побольше возьми, вы ведь все такие продажные!
Я выдохнул на последнем слове и замолчал. Катя очень долго смотрела на меня и ничего не говорила. Я думал, что она сейчас встанет и ударит меня по лицу. То, что я выпрашивал этого, было фактом. Но девушка встала и отложив свою сумку на край стула, заговорила. Медленно и тщательно подбирая слова:
– Во-первых, даже если бы кто-то и предложил мне оплату за грязные сплетни, то я бы не согласилась. Представляешь, а ведь еще существуют порядочные люди. И если ты обжегся сейчас, то не стоит всех равнять под одну гребенку. Знаешь, я себя заставила сюда прийти. Честно, не горела желанием, но пришла. Ты прав, из-за сострадания. Но не из-за такого, как ты думаешь. Поверишь ты мне или нет, но я была на твоем месте. Совсем недавно, поэтому прекрасно понимаю тебя и твое желание отгородиться от всех. На сегодняшний день, моя рана на сердце покрылась тонкой пленкой. И даже малейшее воспоминание причиняет адскую боль. Но, не смотря на это, возможно я бы поделилась с тобой своими мыслями об этом. Я бы стала твоим другом, ведь именно сейчас дружеская поддержка так важна. Но я не буду этого делать. Знаешь почему?
– Почему же? – спросил я, прочистив горло.
– Потому что я впустую открою тебе душу. И не факт, что получу что-то взамен.
– Больно надо, – процедил я сквозь зубы.
– Я это вижу. – Катя вернулась к стулу за своей сумочкой. – А знаешь, я ведь чуть не совершила ошибку. Я пришла поддержать тебя, так как думала, что наша юношеская дружба для тебя еще что-то значит. Но я ошиблась.
И она ушла, оставив меня в полном недоумении. Оказывается, она все помнила… Но как следует обдумать ее слова мне так и не удалось, так как в палате показалась мама и врач.
– Доброе утро, молодой человек. Я Аркадий Иванович, твой лечащий врач. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Солнышко, ты должен сказать все как есть. Если что-то тебя беспокоит…
– Мам, ты не сюсюкала со мной с восьми лет. Так что и сейчас этого делать не стоит.
– Милый, но я же переживаю. – Мама положила руку мне на плечо, но я постарался ее сбросить. – Я понимаю, тебе тяжело сейчас. Может быть, мы продолжим, когда ему будет легче?
– Если вы так настаиваете, – врач пожал плечами. – Можем отложить на несколько дней. Швы снимут во вторник и времени у нас достаточно.
– Нет. – Оборвал я врача. – И давайте не будем делать вид, что все в порядке. Вы ведете со мной так, будто бы я бомба на взводе. А так ведут себя только с теми, кто является психом. Для большей ясности объясняю в первый и последний раз: я не суицидник. Я не пытался изувечить себя, правда. Да у меня даже мысли такой не было никогда!
– Тимур Александрович, когда прибыла скорая помощь, вы были не в себе и никак не реагировали на окружающих. – Врач открыл папку и стал зачитывать отчет фельдшеров.
– Вы женаты? – Я впервые посмотрел ему в глаза.
– Это не относится к делу.
– Я знаю. Но это простой вопрос, разве вы не можете ответить на него?
– Хорошо, Тимур, если это поможет прояснить всю ситуацию. Да, я женат.
– Как бы отреагировали на то, что ваша жена трахается с вашим другом?
– Тимур! – Воскликнула мама. – Что ты такое говоришь?
– А что я сказал? Мы ведь разбираемся в причине моего присутствия здесь? Так что, Аркадий Иванович, что скажите? Ваша реакция?
Мужчина потер подбородок и откашлявшись, ответил:
– Попробовал бы решить эту проблему при помощи конструктивного разговора.
– Нет, это вы говорите как психолог. А мне интересна ваша реакция как мужа, чья жена наплевала на все и расставила ноги перед чужим мужиком.
Только скажите правду, мы ведь ведем честный разговор?
– Я бы набил ему морду, – ответил врач после нескольких секунд молчания.
– Я бы тоже так сделал, но у меня пока нет возможности. Теперь вы понимаете, что я чувствовал? Поэтому мне пришлось срывать свою злость на том, что попадалось мне под руку. Как видите, все просто. Мне не нужна помощь психиатра, я в полном порядке. Единственное, что меня сейчас волнует, так это мои руки. Насколько сильный урон? Как быстро вернется их работоспособность?
– Что ж, точной даты нет. Раны разные по глубине и по размерам, соответственно и поражение тоже разное. Так что что-то затянется быстро, что-то нет. Чувствительность участков будет восстанавливаться в течении месяца-двух. Тебе повезло, еще чуть-чуть и некоторые осколки бы достигли важных участков. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да я прям счастливчик, – едко отозвался я.
– Спасибо вам Аркадий Иванович, – мама поспешила свернуть разговор и заторопила его на выход. – Все самое важное мы услышали.
– Если что-то понадобится, вы знаете, где мой кабинет. Тимур, я загляну к тебе после обеда. И в связи с некими твоими трудностями, я попрошу медсестру Леночку почаще к тебе наведываться.
Как только врач вышел и за ним захлопнулась дверь, мама развернулась в мою сторону. Я ожидал чего угодно, но не пощечины, которую отвесила мне моя собственная мать.
– Ты… ты… – задыхалась она от злости, – как ты мог поступить так со мной?
Из-за какой-то поганой девки?! Ты едва не угробил себя и меня чуть не довел до психушки!
– Извини.
– Да мне плевать на твои извинения! Я столько сил в тебя вложила! Что… ну что тебе не хватало? У тебя ведь было все, о чем другие могут только мечтать. А ты чуть не лишился этого из-за какой-то шалавы.
– Мам, – я пытался успокоить ее, – я понимаю твою реакцию.
– Нет, Тимур, не понимаешь. Ты даже близко не представишь себе, каково это переживать за своих детей. Вот появятся свои и тогда ты узнаешь, что это за чувство.
– Ты думаешь, мне сейчас легко? – вспылил я в ответ. – Я любил ее! Я доверял ей, я строил планы вместе с ней. Считал, что у нас есть будущее.
– Ох, сынок, ты слишком молод. Слишком импульсивен и не понял простой истины. – Мама начинала менять гнев на милость. – Это была не любовь.
– Тогда что это?
– Привязанность, влюбленность. – Она подошла ко мне ближе. – Настоящее чувство совершенно другое. И им не разбрасываются так, как твоя бывшая девушка. Как только тебя выпишут, я подниму тему о том, чтобы перевести твое обучение сюда. Хватит, напутешествовался.
Сил спорить с ней не было и я лишь устало прикрыл глаза. Да и рассказывать о своей группе уже не было никакого смысла. Я даже не знаю, есть ли у меня теперь группа и тур или же я лишился всего вместе со своей девушкой – менеджером.
"Катя"
Я ненавидела себя за свое сострадание. Да когда же я научусь разбираться в людях и не наступать на одни и те же грабли? Правильно где-то сказали, что благими намереньями дорога … куда она там выложена? Послушала маму на свою голову! Это не мое дело, пусть бы лежал себе в больничке и страдал тихо. Хотя, с такой оравой обожательниц он бы недолго пробыл в гордом одиночестве. Но нет же, надо было прийти и получить плевок в лицо. Видать, Катя, ты действительно садомазохистка и тебе нравится, когда тебе делают больно.
Мое спокойствие в его присутствии стоило мне очень больших усилий. На самом деле, хотелось двинуть его по нахальной роже. Самовлюбленный кретин. Как же деньги меняют людей. И если кто-то посмеет возразить мне, то я решительно плюну ему в лицо. На данный момент лишь одно грело мою душу, оказывается, что даже богатые страдают. И где-то в глубине души, я немного злорадствовала. Внутри все кипело, я почти дошагала до выхода, когда сама того не понимая до конца, развернулась в обратную сторону.
Затормозила лишь у самой двери в его палату и прислушалась к происходящему внутри. Три голоса о чем-то спорили и вскоре показался врач, который явно нервничал. Затем из палаты вышла и мать Тимура, которая лихорадочно набирала какой-то номер на телефоне.
– Ох, Катенька, ты еще здесь? – Отвлеклась она от куска пластмассы. – Знаешь, тебе лучше поехать домой. Тимур не в настроении для общения.
– Я в курсе, уже успела прочувствовать это на себе. Но я кое-что забыла в палате и пришлось вернуться. – Ложь легко срывалась с моих губ. Не беспокойтесь, я на машине и сама вернусь домой.
– Что ж, как знаешь. – Тетя Лида вздохнула и пошла к лестнице.
Я же собрав все остатки мужества, толкнула дверь вперед. Я хотела выплеснуть всю злость и обиду на Тимура, поставить его на место.
– Эй ты, послушай меня внимательно, – начала я, готовясь к его нападкам, – если ты считаешь…
Но я застыла на полуслове, ведь печальные серые глаза были наполнены слезами. Он не плакал, нет. Лишь смотрел на меня, словно затравленный зверек. Которого забили и он просто сидел и ждал, кто же его добьет.
– Продолжай. – Раздался тихий голос.
– Я… знаешь, лучше мы поговорим потом. – Я сделала шаг назад, когда он все так же тихо позвал меня по имени.
– Кать, останься.
Куда делось мое хваленное самолюбие? Где те язвительные эпитеты, которые я так тщательно отбирала по пути сюда? Все пропало, как только я посмотрела в эти глаза. Он больше не произнес ни слова, но как ни странно, мне больше и не надо было.
Глава 19. «Катя»
Лишний раз убеждаюсь, что жизнь очень странная штука. Всего одно мгновение и вместо того, чтобы разорвать человека на мелкие кусочки, ты уже покорно стоишь у его постели. Как будто весь пожар, который бушевал внутри тебя, резко окатили водой. Всего один жест, одна фраза, один момент и как кардинально меняется ситуация. Без лишних слов я подошла к его кровати и присела на стул. Не нарушая нашего единогласного молчания, Тимур протянул мне свою ладонь и я, без колебаний, вложила в нее свою руку. Мы просто сидели и думали каждый о своем и знаете, что-то в этом было такое успокаивающее и умиротворяющее. Будто бы ты побывал на сеансе у самого лучшего психолога в мире. Незаметно для себя, мы уснули и лишь вибрация телефона в моем кармане заставила разлепить глаза. Поза, в которой я задремала у постели Тимура, была очень неудобной и моя рука, конечно же, затекла. Стоило мне пошевелиться и тысяча иголок вонзилась в нее.