– Да, я знаю, – перебила Эйлса. – Проблемы с расчетами. Они у нас всегда были. – Она улыбнулась, но очень натянуто.
Мы заняли столик у стойки: он стоял под прямым углом к стене, с двух сторон находились привинченные к полу банкетки. Мы с Эйлсой сели с одной стороны. Стэндлинг спросил, что мы хотим, и отправился к стойке.
Столик был чистым, но немного липким. От него пахло влажной тряпкой. Ламинированный листок с меню предлагал довольно большой выбор, включая приписанное от руки блюдо под названием «Пикантная курочка». Эйлса посмотрела в другую часть зала, где мужчина в костюме ел традиционный английский завтрак.
Когда Стэндлинг вернулся к нам, я заговорила, сожалея, что мне никак не заставить Эйлсу включиться в беседу.
– Так что там произошло? Какие у нас шансы?
Стэндлинг постучал кончиком пальца по верхней губе.
– Миссис Тилсон. Эйлса. Вы не против, чтобы мы сейчас это обсудили?
Эйлса пожала плечами.
– Вы можете говорить все, что угодно, в присутствии Верити, – ответила она. – Она своя.
– Грейнджер объяснил миссис Тилсон, как работает система правосудия, если возбуждено уголовное дело. Он объяснил, что будет происходить на протяжении нескольких следующих месяцев в ходе процесса. Мы знаем, что до суда осталось пять месяцев. Он напомнил нам, из каких этапов будет состоять судебный процесс. Первый этап – это представление дела стороной обвинения, для него назначается дата первого слушания дела. Второй этап – это выступление защиты, на третьем и четвертом этапах и сторона обвинения, и сторона защиты получают возможность представить доказательства и запросить не использованные в деле материалы. Потом он напомнил миссис Тилсон, что ни на одном этапе нельзя забывать, что все это театр. Все важно: как она оденется, как будет себя вести. Когда начнется судебный процесс, каждый из двенадцати присяжных всегда будет ее рассматривать и оценивать.
Эйлса закатила глаза.
– Как будто я этого не знаю.
– Именно это он и имел в виду, – заметила я. – Никакого закатывания глаз.
Тогда она замерла, сохраняя подчеркнуто вежливое выражение на лице. Язык ее тела на самом деле вызывал у меня беспокойство.
Я снова повернулась к Стэндлингу.
– А с делом что? Мы говорим о невиновности, да?
Стэндлинг вопросительно посмотрел на Эйлсу. Одно ее плечо слегка приподнялось, потом пустилось. Она не желала нам помогать, ну если только совсем чуть-чуть.
– Миссис Тилсон настаивает, что понятия не имеет, как токсичные алкалоиды попали в… ужин мистера Тилсона.
– Значит, несчастный случай, – сказала я. – Несчастный случай, Эйлса? – Я ободряюще улыбнулась ей. – Вероятно, ты вышла в сад и сорвала растение, которое приняла за кориандр. Но, к сожалению, это оказался не он. – Эйлса смотрела на меня с ничего не выражающим лицом. Я обратилась к Стэндлингу: – Я вообще не понимаю, почему дело дошло до суда. Это же была ошибка.
Стэндлинг поправил очки на переносице, вздохнул.
– К сожалению, обвинение считает иначе. Они утверждают, что это было предумышленное действие. У них есть свидетель, утверждающий, что миссис Тилсон – опытный садовод и прекрасно знает разницу между ядовитыми и неядовитыми растениями.
– Что за свидетель? – спросила я. – Кто-то из детей?
– Нет, нет, – Стэндлинг покачал головой. – Никто не любит приглашать свидетелями детей. Они заведомо ненадежны, склонны соглашаться со всем, что им говорят. М-м-м. – Он открыл портфель. – Простите… мне нужно уточнить… – Он достал несколько листов бумаги, просмотрел, потом сообщил: – Миссис Далила Перч.
– Далила. Бывшая подружка Тома. Она необъективна.
– Вы думаете, она это специально? – спросила Эйлса. Говорила она как-то отстраненно, словно даже эта идея ее не расстроила. Опять же – не очень хорошо для суда.
– В тот вечер она была у них в гостях, – сообщила я Стэндлингу. – А никому не пришло в голову, что именно она могла что-то сделать с карри[26]?
– А какой у нее мог быть мотив?
– Они с Томом уже давно… – я запнулась. Нужно быть осторожной.
Через несколько секунд Стэндлинг снова уставился в бумаги.
– Обвинение утверждает, что миссис Тилсон пострадала бы сама, если бы случайно коснулась растения – должны были остаться следы на коже. А значит, она была в перчатках.
Эйлса повернула голову и впервые посмотрела прямо на него.
– Я была в перчатках.
Ее голос звучал четко и с вызовом. Я затаила дыхание. И снова пожалела, что не заставила ее заранее все отрепетировать. Она вела себя неправильно. Совершенно неправильно.
Стэндлинг сглотнул, я увидела, как дернулся его кадык.
– Да, я знаю. Полиция нашла под раковиной коробку с одноразовыми неиспользованными перчатками.
– Но ей нужны перчатки из-за экземы, – сказала я. – Она надевает их, когда режет лук или перец чили. Я хочу сказать… – Я несколько раз покачала головой, пытаясь передать свое раздражение из-за таких выводов.
Стэндлинг поправил дужку очков.
– Вопрос в том, что случилось именно с той парой перчаток? Если бы она надевала их как обычно, не планируя ничего дурного, то она просто выбросила бы их в мусорное ведро. Так утверждает следствие. Но если перчатки и были, то они исчезли. Криминалисты осмотрели содержимое мусорного ведра в кухне, а также пакет с мусором в контейнере на улице, но никаких использованных перчаток не нашли. Поэтому если миссис Тилсон их надевала для того, чтобы приготовить еду – как она утверждает, – то выбросила она их где-то в другом месте. Это, как вы знаете, следствие не удовлетворило.
Пока он говорил, я наблюдала за Эйлсой. Она теребила манжету. Стэндлинг почесал подбородок.
– Стоит также вспомнить, что в холодильнике лежала полупустая пачка кориандра, чек на покупку которого, как и на другие продукты был найден на дне пакета из супермаркета Waitrose и датирован тем утром. Криминалисты нашли тот же самый кориандр, выращенный в Испании, – поразительно, какие детали они смогли узнать, – в кастрюле с карри. Я также предполагаю… Это только косвенные доказательства. Но нам нужно подумать о том, почему вы сами ничего не ели.
– Вот и ваш заказ.
Официантка – молодая блондинка с черной серьгой-гвоздиком под губой – принесла три чашки кофе и тарелку, на которой лежало печенье с изюмом. Мою чашку она поставила на стол несколько неловко, и мне пришлось ненадолго отвлечься, вытирая расплескавшуюся пену.
– Спасибо, – поблагодарила Эйлса и мило улыбнулась. Просто поразительно, как быстро менялся ее тон. Но так было лучше, гораздо лучше. Если бы только я могла сохранить эту ее привлекательность…
– Она вообще не ест, – сообщила я. – То есть ест, но у нее странные пищевые привычки. Правда, Эйлса? Она постоянно на диете или пытается сократить порции и количество съеденного, по крайней мере, так было раньше. Постоянные сделки с самой собой – съела кусок кекса, значит, никакого ужина. – Я снова повернулась к Стэндлингу. – Это же понятно? И ведь должен быть мотив. Разве им не нужен мотив?
Он кивнул.
– В то утро сосед слышал крики, ругань и пронзительный визг.
– Чтоб он помер, – высказалась Эйлса насчет соседа.
Я сделала глоток кофе. Стэндлинг насыпал в ложку сахар из стеклянного дозатора, и я наблюдала, как он пересыпает его в чашку. Сахар лег поверх пены и только через некоторое время опустился вниз.
– Финансовые трудности, – сказал он тихим голосом. – Жизнь мистера Тилсона была застрахована на крупную сумму, и эту страховку недавно продлили.
Я кивнула. Я помнила бланки, которые сама подписывала.
Эйлса внезапно встала и боком выбралась из-за стола. Она спросила, можно ли ей воспользоваться дамской комнатой, официантка приподняла секцию стойки, и Эйлса исчезла за дверью позади стойки. Стэндлинг вытянул шею, глядя ей вслед.
– Так что? – спросила я. – Слишком слабые аргументы для защиты? Я имею в виду: для того, чтобы признать случившееся несчастным случаем? Скажите честно, что вы думаете о признании вины. Вы не выглядите уверенным.
– Все, что нам нужно, как я уже говорил, – это очень тщательно проанализировать случившееся. Нам не нужно самим ничего придумывать. – Он разрезал печенье пополам и пытался намазать половинку маслом, но масло оказалось замороженным, а печенье крошилось в руках. – Знать бы, какие козыри спрятаны у них в рукаве. Но мы это и так вскоре узнаем…
Я сделала глубокий вдох и предложила:
– А если представить как самооборону?
Я много думала об этом.
– Мисс Бакстер, нет никаких доказательств, свидетельствующих о том, что на миссис Тилсон напали или угрожали ей – нет ран, подтверждавших, что она защищалась, нет никаких признаков провокации, да и причина его смерти… Ну, сложно представить, что все случилось в момент помутнения рассудка, в состоянии аффекта.
Я положила руки на стол.
– Я читала о так называемом насильственном контроле. Совсем недавно женщина, убившая мужа, вышла на свободу после рассмотрения дела в апелляционном суде, – с нее сняли обвинения на основании того, что она долгое время подвергалась издевательствам, скрытому насилию и давлению.
Стэндлинг тяжело вздохнул, почти застонал.
– Не понимаю, как это может сработать в нашем случае.
Я рассказала ему о странном порядке в их доме, о навязчивых идеях Тома – холодильник должен быть пустым, все поверхности чистыми, а также, что он не любил смотреть, как Эйлса ест. Я рассказала, как он прилюдно унижал ее и детей. Он был агрессором и тираном. Что-то случилось в Кенте, где они жили раньше. Я не знала, что именно, но создавалось впечатление, будто Том держал Эйлсу в заложницах.
– Она ни о чем подобном не упоминала.
– Разве это не насильственный контроль? Агрессор лишает жертву уверенности в себе, а жертва не видит никаких перспектив, не доверяет собственным суждениям. Жертва начинает считать себя ничтожным и бесполезным человеком, в чем ее и убеждают.
– Ничего подобного не всплыло во время психиатрической экспертизы, – сказал Стэндлинг. – Да, были проблемы с душевным здоровьем, они зафиксированы, но для наших целей лучше их вообще не упоминать. Можно поискать свидетелей, но… доказать будет трудно. С физическим насилием гораздо проще. На присяжных такое лучше действует: боялась за свою жизнь, сломалась после многих лет физического насилия, все в таком роде.