– У нас был день спорта, – сообщила мне Эйлса, рукой прикрывая глаза от солнца. – Именно поэтому я все и отменила. Простите! Присоединяйтесь к нам!
Она все еще улыбалась, но в том, как она говорила, было что-то натянутое. Фальшивая радость.
– Очень мило с вашей стороны, – сказала я, пристегивая поводок к ошейнику Моди, – но у меня много работы. На самом деле я тороплюсь. Мне надо было кое-что распечатать, а чернила в картридже закончились. – Я помахала пакетом в подтверждении своих слов.
– Ой, присядьте ненадолго. – Эйлса похлопала по месту рядом с собой, словно разговаривала с маленьким ребенком. – Я же вас не видела с самой вечеринки. Присядьте хотя бы на пять минут.
Я колебалась. Я так беспокоилась из-за нее, и вот она сейчас здесь. Мамочка Софи улыбалась, оскалив зубы, солнце придавало молочный оттенок ее невидимым брекетам. Я вспомнила мелочную злобу скучающих женщин в пабе. Далила, как я заметила, даже не обратила внимания на мое появление. Эйлсе было некомфортно с этими женщинами. Я снова почувствовала, что хочу ей только добра. Я же ее окрыляю – она сама мне это сказала. Моральная поддержка была меньшим, что я могла ей дать.
Эйлса немного подвинулась, и я втиснулась в освободившееся место, прижав подбородок к коленям, чтобы занимать как можно меньше места. Моди легла в траву рядом со мной, а я, удостоверившись, что собака удобно устроилась, обмотала поводок вокруг своей ноги. В этой напряженной позе я чувствовал, как пояс брюк врезается в живот, а часть спины при этом оголилась. Я потянула футболку, чтобы прикрыть спину. Эйлса похлопала меня по плечу.
– Боже, вам, наверное, жарко в этой куртке, – сказала она. – Хотите ее снять?
– Все в порядке.
– Вы еще и в ботинках!
– В них удобно ходить.
Началась суета, мне передали еду – маленький пластиковый стаканчик с розовым вином, баночку с хумусом из супермаркета и нарезанную на кусочки питу, чтобы в него макать. Я сделала несколько глотков вина. Я уже ела сегодня, как раз перед тем, как уйти из дома, – банку печеных бобов, – но все равно откусила питу. Женщины обсуждали школьные отчеты об успеваемости, которые им только что выдали. Некоторые сразу же вскрыли свои конверты, другие, включая Эйлсу, собирались сделать это дома. Она закатила глаза.
– Открою, только когда смогу налить себе что-нибудь покрепче, – сказала она, а потом добавила гораздо более тихим голосом: – Я хочу сказать, что у Беа, конечно, все в порядке, но… – Она бросила взгляд на Макса и произнесла одними губами: – Мне дурно.
Далила и Сьюзи в бледно-розовой блузке начали жаловаться на письмо с рекомендацией не прекращать на лето занятия математикой и письмом.
– Что за глупости? – сказала Далила.
– Каким образом? – присоединилась к ней Сьюзи в розовом.
Смуглая, чем-то похожая на птичку женщина, которую мне представили как «Розу, работающую полный день», спросила:
– Вы живете в соседнем доме?
– Да, – откашлялась я и добавила без всякой надобности: – Я соседка Эйлсы.
– Верити выросла в Тутинге. Она жила здесь всегда, – сообщила Эйлса, подчеркнув последнее слово.
– Какая редкость, – заметила Роза. – Не могу даже представить каково это. Перед тем, как перебраться в Уондсуэрт, мы с мужем жили на севере Лондона, а в годы моего детства и юности мы постоянно переезжали из-за папиной работы. У меня никогда не возникало ощущения, что это «мое» место. Что я в него вросла корнями, обосновалась должным образом. Не знаю, как это бывает. Но это показывает, что вы верный и преданный человек. Наверное, это дает вам ощущение внутренней опоры и достоинства, правда?
– Верити – очень достойный человек, – заявила Эйлса, сжимая мою руку. – И она столько вытерпела.
Я сделала еще один глоток из стаканчика, на секунду прикусив пластик зубами, наслаждаясь ощущениями. Мы сидели на небольшом пригорке. Я посмотрела на скамейку у пруда, на сам пруд, немного илистый, заросший по кругу тростником. Над ним кружили насекомые и птицы. Я почувствовала прилив гордости из-за того, что живу здесь так долго и, да, из-за того, что меня назвали преданной и достойной.
Я спросила у Розы, сколько у нее детей, она ответила, что двое: девочка-подросток, на год младше Мелиссы и мальчик Ферг, который учится в одном классе с Максом.
– А у вас? – спросила Роза.
– Только я, – ответила я. – Я ухаживала за матерью до самой ее смерти. Хотя это к делу не относится, но она сама была как ребенок.
Эйлса обмакнула кусочек хлеба в ярко-красный соус.
– Но у вас же есть младшая сестра, правда? Вы ведь в некотором роде вырастили ее.
Казалось, слова застыли у меня в горле, но я все-таки смогла выдавить:
– Да.
– Где она сейчас? – поинтересовалась Роза.
Я поднесла стаканчик к губам и услышала, как мое дыхание ударяется о пластик.
– В последний раз, когда я с ней говорила, она жила в Брайтоне.
– Очень мило. Я люблю Брайтон. У нее есть дети?
Комок в горле стал твердым, я почувствовала, как во мне нарастает паника и тревога.
– Нет.
– Верити давно не видела сестру, – пояснила Эйлса. – Они поссорились.
– Простите, – сказала Роза. – Мне не следовало спрашивать.
Я попыталась поставить пластиковый стаканчик на подстилку, но он отказывался стоять.
– Это не имеет значения.
Тогда я, наконец, сняла куртку, хотя и старалась держать руки плотно прижатыми к бокам, чувствуя пот. Разговор продолжался. Роза и Эйлса говорили о своих детях, разделяя жалобы на летнее домашнее задание. Роза трудилась «полный день» юристом в крупной фирме в Сити. Эйлса спросила, есть ли у нее планы на отпуск, и Роза ответила, что они собираются в Корнуолл.
– О точно! – воскликнула Эйлса. – У вас же там дом. У моря? Как здорово!
Макс, с россыпью веснушек на носу, теперь сидел рядом с Моди и чесал ей шейку. Милый, добрый Макс. Он всегда такой ласковый и нежный.
– А вы? – спросила у меня Роза, снова вовлекая меня в разговор.
– Отпуск – это не для меня, – сказала я.
– О, а я обожаю отпуск, – заявила Роза, словно это был вопрос вкуса, а не выбора.
Когда я это пишу, то понимаю, что могу показаться осуждающей. Но нет, я не хотела никого осуждать. Я никогда не испытывала неприязни к Розе, даже после всего случившегося. Она такой же продукт своего окружения и воспитания, как и я сама. Но подозреваю, что это одна из тех вещей, которые привлекли меня к Эйлсе, а также осложняли ей жизнь. Она не хотела быть жертвой своих детей или обстоятельств. Она хотела быть лучше, быть другой, она хотела большего. Она боролась с ограничениями, и этот инстинкт пробудил в ней лучшее. Но также и худшее.
– Эйлса? – Роза все еще не оставила тему отдыха.
– А, да. – Эйлса наблюдала за мной, но тут радостно улыбнулась. В этом году ничего особенного. Том арендовал домик. В Сомерсете.
– И когда вы туда собираетесь? – спросила я. В отпуск? Я и подумать не могла. – И надолго? – Я уже чувствовала боль от того, что меня покинут.
– В субботу. Мы его сняли на две недели. Том хочет пригласить потенциальных клиентов. Рики Эддисона и Пиппу Джонс, которые ведут кулинарное шоу. У них там дом, а Том пытается сделать их своими клиентами. – Она почесала руку. – А вы, Верити? Вы когда-нибудь куда-нибудь ездите? С Фредом? Он вас приглашал?
– На самом деле нет.
Она смотрела изучающе. У меня на мгновение замерло сердце.
– Вы выглядите расстроенной. С вами все в порядке?
Роза уже беседовала со Сьюзи, и я быстро сказала:
– Вчера ко мне приходил Том. Он вам сказал?
– Что ему было нужно?
– Хотел узнать, где вы. Когда выяснил, что не у меня, стал весьма агрессивным. Сказал, что собирается звонить в муниципалитет и жаловаться, и это меня немного встревожило.
Я чувствовала на себе ее взгляд.
– Не нужно из-за этого волноваться. Вы сами когда-нибудь пробовали звонить в муниципалитет? Если позвоните в службу охраны окружающей среды, как сделал он, и нажмете «шесть» или что там надо нажать, чтобы сообщить о «грязном или зараженный паразитами собственности», вы прослушаете запись, которая начинается словами: «Если у вас есть срочное сообщение о том, что ребенок находится в опасности…». Не знаю, ошибка это или сделано специально. Но вы попадаете в начало очереди звонящих, если хотите сообщить, что ребенок живет в грязном доме. В любом случае у Тома это отбило желание звонить. Он с отвращением бросил трубку, так что, по крайней мере на какое-то время можете вздохнуть свободно.
Я на самом деле глубоко вздохнула. Я даже содрогнулась, так все это давило на меня.
– О, бедная Верити. Простите Тома. Мне очень жаль, что он был груб с вами. Я с ним поговорю. Он обещал мне, что не будет ни во что соваться. Вы беспокоились, а я вам совсем не помогла. А у меня то одно, то другое, то третье. Вечеринка, потом нужно было искать этот дом для Тома – и достаточно большой для нас всех, и пригодный для приглашения богатых клиентов. И еще я занята оформлением сада у Рики в лондонской квартире. Но я должна был заскочить и проверить, как вы.
Я почувствовала, что у меня опускаются плечи. Она жила такой насыщенной жизнью. С ней все было прекрасно. Вечеринки, работа дизайнера, домик в Сомерсете. Как глупо было думать, что я ей нужна, что я имею хоть какое-то влияние на ее жизнь.
Я просидела там столько, сколько смогла вынести. Эйлса присоединилась к общему разговору, обсуждались подарки учителям на конец учебного года. Эйлса пошутила о магии ароматических свечей, может, их вручить учителям, и нашла какой-то смешной ролик у себя в телефоне, посмотрев который все смеялись. Я наблюдала за ней, и поняла, что она все-таки не посторонняя, она отлично вписывается. Она умела быть себя такой, какой ее хотели видеть. Когда я решила, что могу уйти, не показавшись при этом грубой, то взяла куртку, размотала поводок и встала. Я услышала треск пластика и возглас Розы.
– Простите! Работа зовет.
Я несколько раз сказала «до свидания», оторвала упирающуюся Моди от Макса, лаской которого она наслаждалась, и вскоре уже шла домой по главной дорожке в направлении Бельвью-роуд. У светофора я услышала шаги за спиной, но это оказался всего лишь бегун. Он догнал меня и побежал дальше, оставив после себя только тихие звуки музыки, которая неслась из его наушников.