Отдохнув, я чувствовала себя лучше. Я снова нормально дышала. Но мне стало лучше и по другим, более глубоким и важным причинам. Я думала о рождении и смерти, о крошечном тельце. Я чувствовала боль, но и любовь. Эйлса назвала случившееся потерей. Потеря. Мне стало легче, что с моих плеч ушла хотя бы часть груза.
Мои вещи были аккуратно сложены на стуле, я оделась и открыла дверь спальни. Из кухни доносились звуки: хлопнула дверца холодильника, зажурчала вода в кране, послышались голоса. Том все еще был дома. Накануне вечером мне удалось избежать встречи с ним. Меня, как маленького ребенка, уложили спать в семь вечера. Может, лучше подождать, когда он уедет в Париж, перед тем, как спускаться. Но Моди потянулась и ткнулась носом в мое колено, и я вышла на лестничную площадку.
Голос Эйлсы раздавался из дальнего конца кухни. Я слышала только отдельные слова – «дезинфицирующее средство», «Евростар»[52]. Том вышел в коридор, его голос стал громче. Я, держа Моди за ошейник, прижалась спиной к стене. Услышала скрип дерева, шорох ткани – Том открыл шкаф под лестницей.
– От собаки воняет, – произнес Том. – Скажи Максу, чтобы и думать об этом не смел.
Я сделала два шага назад в спальню и опустилась на пол, закрыв за собой дверь. Моди уткнулась мордой мне в ладонь, я погладила ее по голове, неровной и костлявой. Том поднялся по лестнице, пройдя в нескольких шагах от меня с другой стороны двери.
– Черт побери! Черт! – выругался он себе под нос, шипя словно двухголовая змея. В каждом согласном слышалась агрессия.
Я нащупала пару бугорков на бедрах у Моди. Жировая ткань – я специально гуглила. Неясного происхождения, возрастные изменения. Беспокоиться не о чем. Совсем не о чем беспокоиться.
У меня над головой раскрылась дверь, его шаги пересекли потолок. Шарканье, топот, падение какого-то тяжелого предмета с глухим звуком. Голос Тома, приглушенный, но все равно различимый сквозь перекрытия и штукатурку:
– Везде грязь… Приберись. Прямо сейчас.
Хлопает дверь, его шаги загрохотали вниз по лестнице – эти тяжелые шаги я слышала сквозь стену в собственном доме – мимо моей двери и дальше вниз, стучит по перилам. Успокаивающий голос Эйлсы:
– Ты все взял? Паспорт? Билеты? Телефон? Не волнуйся. Я все вымою. – Открывается входная дверь. – До завтра, – кричит Эйлса.
Наконец входная дверь захлопнулась.
Может, Эйлса прислонилась к ней с закрытыми глазами, чувствуя облегчение от того, что он уехал? Дом затаил дыхание, а теперь выдохнул. Стены расслабились. Все доски и поперечины разжались. Вибрация шагов в комнате наверху, распахнулось окно, высвободили запертый воздух – и все напряжение вылетело из дома с пронзительным вскриком.
Я побрызгала водой на лицо, сделала вдох из ингалятора и вышла из комнаты.
Эйлса сидела на кухне перед открытым ноутбуком. На ней была бледно-голубая хлопчатобумажная пижама с темно-синим кантом на воротнике. Солнце падало на стену позади нее, и появившиеся тени, по форме напоминающие коробки, слегка подрагивали. Моди выбежала в открытую дверь и присела в траве. На террасе стояли три черных мешка для мусора, заполненные землей, сверху торчали зеленые стебли. Слышался звук работающей газонокосилки – Эндрю Доусон уже готовился к предательству.
Эйлса подняла голову и увидела меня в дверях.
– Я нашла новый сайт, называется «Сочные ароматы, стройные бедра». Какой-то индус много лет сидел на всяких диетах, а потом обнаружил древнюю аювердическую систему. В ней используется особая пища с низким содержанием жиров и высоким содержанием белков, а специи с природными антиоксидантными свойствами, очевидно, тоже ускоряют метаболизм. – Она два раза хлопнула себя по животу и глубоко вдохнула, втягивая его. – Курица с имбирем, кориандром и куркумой – вот что будет у меня сегодня на ужин. Дети к ней не притронутся, но я сделаю побольше, разделю на порции и заморожу. С сегодняшнего дня я начинаю новую жизнь.
Эйлса закрыла ноутбук и встала. Выглядела она усталой, темные круги под глазами напоминали синяки. На лице было заметно напряжение, словно она вот-вот сломается.
– Вы хорошо спали?
Я кивнула.
– Хорошо. Я так рада. Вам на самом деле нужно было выспаться. Так, что вам приготовить на завтрак?
Я присела за стол. Мне было неловко. Я думала, что мы, может, поговорим, но Эйлса вела себя так, будто все абсолютно нормально. Она принялась раскрывать шкафчики, доставать хлопья, миску, молоко.
На улице Моди обнюхивала один из мешков с растениями. Наблюдая за ней, Эйлса сообщила:
– Я привезла из Сомерсета несколько выкопанных растений. Не знаю, приживутся ли, но я подумала, что они будут очень хорошо смотреться на участке с дикими цветами в дальней части сада. Не знаю, что учуяла Моди. Может, лису.
Я щелкнула пальцами, Моди подняла голову и пошлепала назад в кухню, оставляя отпечатки лап на полу.
– Хорошая собака, – сказала я, почесывая ей шею. – Очень хорошая собака.
– Итак… – Эйлса села рядом со мной, поставила ступни на перекладину в нижней части стула, а ладони зажала между бедрами. – Мне нужно обсудить с вами пару вещей. – Она вздохнула. – Время не самое лучшее. Я хотела поговорить вчера, но очевидно, что… Момент бы не тот. Я могла бы подождать, но не хочу, чтобы вы узнали об этом от кого-то другого.
Мне это не понравилось. Я насыпала немного хлопьев в миску и залила молоком.
– Посмотрите на меня, – сказала Эйлса.
В уголке ее глаза появилось красное пятнышко – лопнувший сосуд. Ее губы были сухими, шершавыми по краям.
– Во-первых, я хочу, чтобы вы знали: я помогу вам так, как смогу, – заявила она. – Начнем с участкового терапевта или с социальной службы. Я пойду вместе с вами. Ваши проблемы со здоровьем – с дыханием. И вы носили в себе эту душевную травму, плюс еще горе после смерти матери. Вам окажут помощь, с вами поработает психотерапевт. И… коробка. – Она явно не смогла заставить себя произнести слова «тело» или «труп». – Ее заберут, и вы сможете должным образом похоронить ребенка.
– Да, – с трудом выдавила я. – Хорошо.
– И на этот раз мы на самом деле приведем дом в порядок. Начнем заново. Том считает, что у вас там что-то гниет. Грибок. Поэтому я думаю, что следует пригласить профессионалов. – Эйлса улыбнулась и подняла руку ладонью ко мне, чтобы остановить мои возражения. – Дом, хлам, ваше душевное здоровье – все это связано. Нужно разбираться со всем сразу.
Если об этом она боялась говорить со мной, то не стоило так волноваться. Я справлюсь. С этим со всем я могу справиться. Прямо сегодня я запишусь на прием к врачу. И снова начну чистить дом, разбирать вещи – прямо сегодня, да хоть в эту минуту.
– Хорошо, – кивнула я.
– Вчера вы сказали, что вы не стоите того, чтобы о вас заботиться. Это не так.
Легкий ветер трепетал полотенце, сохнувшее на спинке стула. Тень на стене дрожала, в кухне стало светлее. Эйлса на самом деле считает, что я стою того, чтобы обо мне заботиться? Это было замечательно! Мне стало радостно от одной этой мысли.
Эйлса посмотрела на меня в ожидании ответа. Я уже собиралась открыть рот – и выдать еще одно откровение, последнюю тайну, которую, как я надеялась, мне никогда не придется облекать в слова, но тут ее телефон издал тихое чириканье. Эйлса бросила взгляд на экран, поморщилась и сказала:
– Проклятье. Простите. Мне нужно ответить на этот звонок.
Она встала и повернулась спиной ко мне, облокотившись на стол.
– Да! Я рада, что вы позвонили, – заговорила она в трубку. – Мы можем перенести встречу с сегодняшнего утра? Завтра нормально? Отлично. Да. Если вы все сфотографируете завтра, то успеете подготовить брошюру к следующей неделе? А в интернете? – Пауза. – Нет. До выходных мы никого не хотим приглашать. Мы работаем над этим. Хорошо, до свидания.
Она стала тереть пальцем мраморную поверхность (может, увидела каплю засохшего молока), а затем медленно повернулась ко мне, отложив телефон.
Провела тыльной стороной ладони по губам. Она снова села рядом со мной, сгорбив плечи.
– Что я хочу сказать. Вам это не понравится. И я сама не рада. Но это лучший вариант.
У меня пересохло во рту.
– Не знаю – может, время не подходящее, а, может, наоборот, подходящее. Это оживит нас обоих. И ничего не изменится. Я обещаю.
Она взяла опустевшую миску, из которой я ела, сжала в руках, потом поставила перед собой с решительным стуком.
– Что?
Она подняла руки вверх, комично изображая испуг.
– Мы решили бросить этот дом.
Мысли у меня в голове путались. Бросить дом? Что они собираются делать?
Эйлса снова положила руки на колени и принялась изучать свои пальцы.
– Это означает, что мы уедем отсюда гораздо раньше, чем рассчитывали. Но вы же знаете, компания Тома не приносит того дохода, который мы ожидали. На нас висит этот ужасный кредит. Пора это сделать.
Внутри меня что-то сломалось или вот-вот должно было сломаться, как если бы бутылка выскользнула из рук и еще не достигла пола.
– Вы уезжаете?
Эйлса прижала руку к щеке. Она что-то сказала про инвестиции и прибыль от вложений. Ее слова не укладывались у меня в голове, когда Эйлса сделала паузу, я спросила:
– Банк лишает вас права выкупа? Вы брали суду под залог этого дома и…
– Мы планировали это с самого начала. Этот дом всегда считался временным. Иначе мы бы вообще сюда не переехали. Том не хочет жить у дороги. Но вы же знаете, это тоже бизнес. Мы ищем дом подешевле, потому что ему требуется ремонт. И приводим его в надлежащий вид, чтобы его можно было легко продать.
Я огляделась, словно впервые.
– Поэтому у вас здесь все… так?
Она нахмурилась.
– По-спартански? Я бы не сказала, что он спартанский. Просто он не захламлен, как ваш! Нет смысла держать кучу сентиментальных безделушек, заставляя ими все. Это отталкивает покупателей.
– А куда вы переедете? – Мой вопрос прозвучал как сдавленное рыдание.