Это не так уж тревожило. Она не могла водить, но была ещё куча вариантов. Она могла бы вернуться обратно на работу, чтобы не попасть под шторм, или парень, который её подвозил, был вынужден выполнить какое-то рабочее поручение по дороге. Она могла пойти в магазин через дорогу, чтобы купить какой-нибудь вредной еды…
Я заметил посуду в раковине. Использованную и затем помытую. Миска, венчик, две тарелки. Она пригласила этого парня к себе позавтракать? Если вы не знаете Эми, позвольте дать подсказку: это абсолютно не похоже на то, как она обычно поступает. Может, этот парень настаивал? На тумбе лежала коробка смеси для приготовления блинчиков «бисквик» и пластиковая бутылка с сиропом. Я попытался представить себе этого парня, настаивающего на том, чтобы зайти — в нашу квартиру — сделать Эми блинчики, на нашей кухне и с её согласия…
Мой мозг просто заклинило. Всмысле, если бы они просто слились в порыве страсти и потрахались в моей постели, я бы мог это понять. Я бы даже не разозлился, если бы это сделало Эми счастливой, и она удосужилась прибраться после всего этого. Но приходить в дом другого мужчины и делать завтрак его девушке на его собственной кухне? Это какая-то херня уровня серийных убийц. Может, к ней заходил кто-то другой? Наверняка так и было. Чёрт возьми, это одна из тех вещей, которые в любой другой день не вызвали бы и толики беспокойства.
Я осмотрел всё на предмет наличия записок — Эми всегда оставляла их целую кучу — и проверил свой телефон, чтобы убедиться, что у меня нет пропущенных сообщений. Не было ни того, ни другого.
На мгновение я замер посреди кухни, дождь и ветер непрерывно ломились в окна. Разумеется, я не волновался. С каких пор плохие парни сперва приходят и делают девушке завтрак?
Я взял телефон и попытался позвонить.
Голос в трубке сообщил мне, что абонент недоступен.
Джон вздрогнул от какофонии над головой, после чего посмотрел наверх, чтобы заметить над головой одно только небо. Крыша церкви была сорвана, оставив после себя рваный след, будто бы кто-то открыл коробку с макаронами и сыром. Шторм ворвался в здание, и он почувствовал себя так, будто бы застрял головой в водомёте гидроцикла, движущегося со скоростью семьдесят миль в час.
Наполовину ослепнув, Джон, спотыкаясь, поплёлся к кафедре, старательно прикрывая глаза. Нимфа здесь не было, но зато была дверь в стене напротив. Добравшись до неё, Джон оказался в небольшой комнате отдыха. Другая дверь напротив была открыта. Джон протолкнулся наружу, в шторм, как раз вовремя, чтобы увидеть мелькнувшие вдали задние фары.
Джон рысцой добежал до джипа и рванул сквозь шторм в погоню. Видимость была такой плохой, что он даже не был уверен, находятся ли они на дороге — он мог видеть лишь этот размытый свет фар на машине Нимфа, крошечном чёрном кабриолете. Джон даже и не думал отступать.
Он понятия не имел, кем или чем является Нимф, и его это не особо волновало. Одну вещь он выучил наверняка: все, кто угодно и всё, что угодно в этой вселенной способно чувствовать боль. Это универсальная константа, это то, что держит нас в узде. В своё время, занимаясь этой работой, Джон научился причинять все виды боли всем видам существ. Для некоторых это было лезвие, для других — солнечный свет или мелодичные звуки ветра в ясный летний день.
Джон поймает Нимфа и узнает, что способно причинить Нимфу боль.
Задние фары дёргались и виляли в лобовом стекле Джона, и каждый раз Джон следовал прямо за ними. Машина съезжала с дороги и возвращалась обратно, покрышки бешено вращались, брызгая грязью. Чем бы ни был Нимф, Джон знал: парень выбрал для погони неподходящее средство передвижения. Его маленький спорткар терял скорость в грязи и чуть не подлетел, когда попал в залитую водой пробоину на асфальте, в то время как джип Джона продолжал беспрепятственно следовать прямо за ним.
Наконец, Нимф совершил ошибку, которую Джон от него ждал. На длинном отрезке ровной дороги, Нимф почти пропал из виду, на несколько секунд ощутимо увеличив отрыв прежде, чем влетел в огромную лужу и полностью потерял управление — Джон увидел лишь огромный всплеск и задние фары, вильнувшие сперва влево, а затем вправо…
Авария завершилась до того, как мозг Джона успел хотя бы переварить происходящее. Сперва маленький чёрный автомобиль перевернулся и влетел прямиком в электрический столб, задние фары подпрыгнули от удара. Спустя несколько секунд, Джон врезался в спорткар, вжав его в электрический столб, словно пивную банку. О здоровой конкуренции между двумя машинами говорить не приходилось: джип раздавил хрупкий миниатюрный кабриолет, сделав его в два раза меньше первоначального размера. Бампер джипа даже не погнулся.
На мгновение всё затихло. Пальцы Джона мёртвой хваткой сжимали руль его автомобиля. Из взорвавшегося радиатор шёл дым — радиатора Нимфа, не его. Ветер затих, уступив место лишь непрерывному дождю, будто бы боги насытились насилием, умиротворённые принесённой жертвой. Джон собрал себя в кучу, сорвал ремень безопасности и навалился на дверь со стороны водителя спорткара. Он поднял локоть и выбил окно.
Пусто.
Никакого Нимфа на водительском сидении, пассажирском сидении или на полу. Никаких дыр в лобовом стекле, сквозь которые тот мог вылететь из машины во время удара. Совершенно ничего.
Джон сделал пару шагов назад к джипу…
Кровь.
Капает с заднего бампера.
Нет.
Маленький спорткар не мог похвастаться размерами багажника и в лучшие времена, но теперь он был абсолютно смят в искажённый участок не более метра в ширину. Крышка багажника свободно болталась, и под ней Джон смог разглядеть…
маленькую девочку, покалеченную и всю в крови
…что-то совершенно неидентифицируемое под проливным дождём. Если бы он никогда не приподнял крышкуу и не посмотрел поближе, возможно, у него был бы шанс прожить свою жизнь, никогда не узнав наверняка, что именно там было. Как кот Шрёдингера: то, что находится в багажнике, станет реальностью только тогда, когда ты это увидишь.
Джон медленно поднял крышку и увидел маленькие окровавленные ручки, перевязанные клейкой лентой и маленькое круглое личико с заклеенным ртом. Копна белокурых волос. Глаза, широко открытые в ужасе.
Мёртвые глаза.
Маргарет «Мэгги» Нолл. Её хрупкое тело было уничтожено при ударе.
Сердце Джона вырывалось из груди, бешено стуча. Он не мог дышать.
Он осторожно опустил крышку багажника, после чего зарычал и принялся раз за разом бить кулаком по крыше автомобиля. Теперь он кричал. Ему казалось, что он мог слышать разадющийся где-то неподалёку смех Нимфа.
Джон издавал так много звуков, что почти не услышал мужской голос, раздавшийся за его спиной:
— Ты поймал его? Нимф у тебя?
Джон повернулся и увидел перед собой Теда Нолла.
Глава 6: Дождь не кончается, а Джон помирает
В руках Теда был дробовик, ствол смотрел вниз, на хлюпающий тротуар. Джон не издал и звука.
— Я видел, как ты мчал по улице как охуевший, я шёл в другую сторону и увидел твой ёбнутый джип. Я повернулся и припустил за тобой что есть мочи… — Тед взглянул на обломки. — Это оно? Нимф там?
Джон словно язык проглотил.
— Эй, мужик, ты ранен? А ну, поговори со мной.
Тед сделал шаг навстречу.
Он заметил кровь.
Он посмотрел на багажник, затем взглянул на Джона. Сложил кусочки паззла воедино.
— Не смотри туда, мужик. Не надо.
— Что? Это… это же…
Тед подошёл к машине, а его ствол по-прежнему смотрел под ноги.
— Мужик, лучше отойди.
Тед обернулся и встретился с Джоном взглядом. Просто пялился, а его лицо выглядело как плотина, сдерживающая бурлящий поток презрения. Уверенными движениями Тед медленно открыл багажник и замер, пытаясь осмыслить зрелище внутри.
Джон наблюдал за лицом Теда. Весь процесс обдумывания не занял у него и минуты. Мужчина смотрел в багажник, пытаясь осмыслить реальность происходящего, затем зажмурился, а его челюсть заходила ходуном.
Затем он осторожно закрыл багажник и, не оборачиваясь, мягко произнёс:
— Мне казалось, что я попросил тебя позвонить мне. Если ты выйдешь на Нимфа. Я сказал позвонить мне, а не пытаться разобраться самому.
— Слушай, не было времени, я...
— Ты знаешь, зачем я попросил тебя сделать это? Ну, позвонить мне?
— Если бы я смог...
— Потому что, — голос Теда звучал так, словно он прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы сдерживать себя, — мне неважно, кто пришлёпнет ублюдка первым. Всё, что мне было нужно — вернуть мою дочь живой. Мою дочь. Не твою. И, в отличие от тебя, я этому обучен.
— Я не виноват. Нимф дал по съёбам, я думал, что прослежу за местом, где он держит твою...
— Чему ты обучен? Ты вообще хоть что-нибудь умеешь? Ты вообще хоть раз в жизни работал по-настоящему? Нет, ты сидишь дома, играешь в игрульки, ширяешься, но когда случается какое-нибудь дерьмо, то ты проёбываешься, и люди умирают. Потому что у тебя не хватает умений, потому что практиковать их — скука смертная.
— Слушай, парень, который сделал это, всё ещё...
— Завали ебальник.
Тед поднял дробовик. Направил его прямо в лицо Джона. Лицо отца мёртвой девочки обнажилось оскалом, гневом и отчаянием, что теперь полностью соответствовало обстановке.
Джон поднял руки.
— Эй! Слушай, полегче. Ты должен злиться не на меня...
— Раньше у нас, морпехов, ходила такая поговорка. «Десять, десять, восемьдесят». Десять процентов людей — герои, десять процентов — ублюдки, и восемьдесят — пустое место. Шарики, летящие по воздуху. Пиявки. Стадо баранов. Теперь понятно? Мир такой хуёвый не потому, что здесь есть такие, как Нимф. Мир хуёвый из-за таких, как ты.
— Тебя куда-то понесло! Ты это — эй! А, ну-ка, назови пароль!
— Назвать пароль, говоришь? Вот тебе пароль: сурукуку. А это — за Мэгги.
Тед выстрелил. Джон прижался к земле, не поняв, прошла ли пуля мимо или же смерть решила немножко задержаться. Так и не разобравшись, Джон бросился вперед к дробовику. У него не было плана, он просто хотел, чтобы дуло перестало смотреть на него.