— Я тебе вафли делаю. Ты голодна?
Откровенно признаться — нет, но всё же она ответила:
— До одури!
— Тогда присаживайся. Я кое-что задумал, и тебе понадобится приток свежих сил.
— Да ты что?
— Вот увидишь. Как дела на работе?
Дэвид не спрашивал её про работу последний год вообще.
— Скука смертная. Звонила старушка, настаивающая на том, что её муж, давно умерший, пытается вломиться к ней в дом сквозь форточку, но, как оказалось, это был сын, забывший ключи. У неё Альцгеймер, ничего такого жуткого. А… у тебя как дела?
— Отлично. Ну, мы всё-таки дело решили.
— У тебя была тяжёлая ночка…
Дейв пожал плечами.
— Ничего такого, что не исправили бы вафли и правильный к ним сироп.
Эми подошла к окну:
— Эй, а машина где?
— Я её в техцентре оставил, стартеры начали поскрипывать.
Конечно, речи ни о каком «техцентре» и не шло, настоящий Дейв сейчас сидел за рулём, направляясь к церкви в поисках Джона.
Но опять же — Эми не имела об этом ни малейшего понятия.
— А мы… сможем оплатить ремонт?
— Жизнь дороже денег, а ездить со сломанным приводом как-то не хочется. Садись, садись.
Эми присела. Стол был нехарактерно чистым. Тарелки вымыты и расставлены.
Настоящие, керамические, а не бумажные, которыми Дейв начал пользоваться, когда решил, что ему слишком лень постоянно мыть посуду.
— Я как раз об этом и хотел поговорить. Нам с Джоном заплатили за это — у родителей как раз остались в запасе, на чёрный день, кое-какие отложения, и вежливого отказа они не принимали, как факт. А отец Мэгги… он сказал кое-что. То, что проняло меня до позвоночника. Сказал, что, если бы только мог предположить, что этот день будет последним днём, проведённым с ней — он бы делал всё совершенно иначе. Выкроил бы время почитать ей на ночь сказку, лишний раз обнимал бы, и говорил бы, что безумно любит её, даже когда это понятно и без слов. Сказал, что, если она к нему вернётся — будет так поступать. Будет вести себя так, будто каждый день — последний.
И мне подумалось: почему, блин, я так не делаю? Как бы я жил, если бы чётко знал, что всё, вот этот день на грешной планете — мой последний? Ответ простой, Эми. Я бы уделил весь его тебе. Просто, мы вдвоём. Где угодно, когда угодно. Приступая от теории к реализации — ты в субботу не пойдёшь на доработку. Вообще никуда не пойдёшь в законный выходной. Мы с тобой сегодня рванём кое-куда. Ни зомбоящиков, ни интернетов.
— …Ладно. Тебе не будет… скучно со мной?
— Скучно? Да ещё в тот момент, когда ты замком щёлкнула, я хорошенечко так раздумывал над тем, чтоб сорвать с тебя всё, что мешает мне дорваться до твоего тела, и, к моменту, как мы бы закончили танцевать горизонтальное танго, тебе было бы больно ходить. Если бы меня эта мысль отвратила, как скучная, то ты знаешь, что делать, чтоб вытянуть меня из моей пучины тоски.
Эми оперлась локтями о столешницу:
— Серьёзно?
— Единственное, о чём прошу — больше не трогай Шона. Вообще. Он тебя не подвозит ни-ку-да. Даже в компании. Отдам ему должное, он обращается с тобой заслуженно — как с девушкой высшего света, но, если, не дай боже, он зайдёт дальше, а он зайдёт — я могу очень сильно разозлиться, ты меня знаешь. А злиться я не хочу. Для всеобщего блага.
— Можем об этом поговорить потом, если хочешь.
— Хочу сейчас. И мы поговорили. Ух, чёртовски горячие, налетай, пока свежо!
Они разговаривали, они завтракали, и с лица Эми не сходила счастливая улыбка.
Она предложила подождать, пока не закончится дождь, ну или хотя бы пока он не пойдёт на изморось перед тем, как выходить, но как только они доели, Дэвид настоял на том, чтоб они шли прямо сейчас.
— Просто вода. Да, промокнешь немножко, но всё равно одежда до окончания выходных тебе не особенно понадобится.
Эми уточнила, не придётся ли им ехать на такси, раз уж машина в ремонте и всё такое, но Дейв лишь загадочно ухмыльнулся, следуя к парковке торгового центра. Она проследовала за ним — и увидела, как он запрыгивает в красный спорткар, будто прямиком из шестидесятых.
— Это… что такое?
— Импала 1967. Признательность от безумно благодарных клиентов. Права на машину в бардачке, она наша безо всяких теневых и подспудных договоров. Забирайся.
Эми без вопросов уселась в салон. Дейв провернул ключ и движок сыто зарычал, показав себя. Он повернулся к спутнице, улыбаясь:
— Ты слышишь?
Она отплатила ему той же искренней и тёплой улыбкой:
— Тебе не хватает университетского форменного пиджачка, и по крайней мере один из нас должен вальяжно курить.
— Тогда, леди, поедемте на демонстрацию в поддержку Вьетнамской войны.
Оба зашлись в смехе; Дейв плавно тронулся с места, и машина, плавно рыча, тронулась сквозь пелену дождя, взрезая росистый туман вишнёво-венозной молнией, отсверкивающей вощёными крыльями. Машина, которую явно не называли иначе, как «эта крошка».
— Дождь усиливается.
Дэвид только пожал плечами:
— Громыхнёт пару раз, и всё. Страшно, если только ты попадёшь в турбулентную зону грозы, или пошёл в заплыв на утлом судёнышке. Если же ты в такой надёжной «крошке» — тебе не грозит ничего, даже конец света.
— Так… куда мы едем?
— Часть предложенного нам вознаграждения. У них коттедж около Шахтного Ока. Мы проведём там выходные. Прекрасный вид на озеро! Мы будем наслаждаться видами местной природы, в то время как природа будет наслаждаться нашим видом в постели.
— Притормози, ковбой.
— Хех! Прости. Это дело с пропавшей девочкой… когда я увидел лица её родителей, стоящих на крыльце, а она бежит к ним навстречу целёхонькая и радостная… не знаю даже. Кажется, я понял, что мы делаем хоть что-то хорошее. Как-то улучшаем мир. Детектив от полиции пожал нам руки, и это значит, что мы теперь в хороших ходим и у них тоже. Ну, знаешь, будто мы действительно наконец-то это заслужили, будто сделали больше, чем весь штат копов.
— Ну, всё так. Ты герой этого дня. Я буду напоминать тебе, если забудешь.
— Знаю, знаю. Но ты понимаешь, мысли в моей голове как-то странно сконденсировались, и осадка осознания может и не выпасть. Сегодня я видел… настоящих, сломленных людей. И то, как к ним снова вернулась жизнь. И я вижу, о чём ты думаешь. Ты пытаешься изо всех сил не надеяться на то, что так будет дальше, потому что я вот такой — приподнимаюсь и грохаюсь ещё на взлётной полосе. Но я клянусь, что всё действительно будет по-другому. Я сходил к врачу, я уточнил насчёт препаратов, чтобы контролировать эти настроения. Консультация в следующий вторник.
— Бо-же-мой. Дэвид.
— Самое время. Весь этот воз говна-пирога в прошлом, ёбнутое детство, школьная травля — самое время это отпустить. Никто не отмотает время назад, и не выдаст мне нормальных родителей. Никто не впишет меня в школьный коллектив заново. Я никогда ни во что не вписываюсь. Но в этом соль. Всё действительно не так плохо, как кажется.
Она дотронулась до его руки.
Он посмотрел на Эми.
— Ты плачешь?
— Нет! Нет, конечно же.
Эми рассмеялась сквозь подступившие слёзы.
— Как ты вообще можешь видеть, где мы едем? Господи. Машину ветром сносит с дороги. Ты, кстати, уверен, что не будет хорошей идеей притормозить до того, как это всё закончится?
— А уже не надо. Мы на месте.
Они ещё немного подождали в машине — до первого перерыва в монотонной дроби ливня. Небольшой коттедж находился прямо перед ними, скромное, но чистое и тихое местечко, с лоджией прямо над берегом озера.
Дэвид дотронулся до бедра Эми, перегнулся через ремень, чтоб коснуться её губ своими. Она чувствовала его неровное, тёплое дыхание на своей щеке. Еле сдерживается.
Мы почти что на территории Трусов-в-Полосочку, подумала она.
Эми иногда грешила, почитывала «Космополитен», и в каждом номере поднималась схожая, вечная проблема отношений — ВЫТАЩИ СВОЕГО МУЖИКА ИЗ НОРКИ, РАЗБУДИ В СУСЛИКЕ ТИГРА (кричащий заголовок).
Дейв как-то раз указал на то, что любая женщина могла случайно пробудить в своём суслике тигра невзначай, неким триггером — неправильной или верной кнопкой стартера — и серьёзно испугаться этого явления.
Для взведения курка достаточно малого — может, высокие каблуки, может быть, капелька боли, или переодевание в школьницу начальных классов с комплектом сюсюканья маленькой девочки.
У каждого мужчины, сказал тогда Дейв, есть что-то, и зачастую, он сам не знает, что заведёт его с места в карьер до тех пор, пока не увидит это воочию.
Эми «нажала на кнопку» Дэвида, когда переоблачилась в костюм Улалы на конвенцию.
Не было ничего ультра-провокационного, просто миниюбка из белого винила — может быть, слишком мини — с поясом-обручем, чтобы придать одежде элемент ретрофутуризма. Белые сапоги, идиотский парик, перчатки до локтя. Незапланированная часть образа, добавленная ей без Дейвова ведома, была скромным нижним бельём в зелёную и белую полоски. Это была локальная шутка. Только для него.
Практически во всех аниме (разновидность японской мультипликации, если вы немного не в возрасте, чтобы знать это слово) наличествует такая штука, как панцушот — кадр трусов под задравшейся юбкой крупным планом, и в основном носительницы школьных униформ имели именно такие трусики в полосочку. Что-то вроде общенационального фетиша.
Дейв думал, что аниме — это явление странное и неуклюже смешное. Японские фетиши — тем более, аж до отметки «стрёмные». Она подумала, что он посмеётся над этой отсылкой.
Дейв как раз собирался в спальню, когда она повстречала его в дверях, чтобы показать костюм полностью. Он отделался вежливым комплиментом, и, за секунду до того, как он закрыл бы дверь, игриво приподняла подол юбки, показывая полосатое исподнее. Эми засмеялась, а вот Дэвид — ни разу.
Он посмотрел на неё этим… тигриным взглядом, затем вошёл внутрь и защёлкнул за собой створку двери.
Что последовало дальше, было… лёгкой формой безумия. Трусики были в щепки.