Единственной приметой была нечитаемая вывеска на въезде парковки;
ЫЪОЪЫ НИИ & ЛЕЧЕБНО-ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР
На парковке стояли несколько грузовых автомобилей — та самая разновидность военных, наглухо бронированных воронков, которые то и дело появляются в Неназванном. Вы ещё привыкли делать вид, будто их не существует.
Не знаю точно, сколько членов этой теневой шарашки нам с Джоном удалось убить за годы работы. Частично потому, что я не уверен, сколько из их работников были по-настоящему живыми, и ещё частично потому, что я не уверен в том, была ли это одна и та же организация.
У вас в городе есть место, где надолго ни одно заведение не задерживается? Магазины, забегаловки, шаурма, китайский ресторан — всё равно посещаемость не окупается, как бы они ни старались поднять популярность?
Ну, в общем, здесь принцип тот же. Только вместо выжимки профита с места, у которого ни нормальной парковки, ни доступности, они стараются поиметь своё с гигантских пластов тёмной энергии, происхождение которой они не понимают даже наполовину.
И вместо того, чтоб покинуть город по истечению арендного договора, они добровольно отдают себя на растерзание долгой смерти, которая лишь тешит, насыщая, безумную кровожадность тварей, что щёлкают челюстьми по ту сторону изнанки мира.
Ну, ребят, может, в следующий раз всё пойдёт, как надо!
Джон и я однажды посвятили себя поискам корней этой группировки, а также источникам её силы и внутренней организации; задача, над которой нам довелось ломать голову аж двадцать минут до момента прибытия курьера с пиццей. В Гугле было найдено море сайтов с мутными гифками, отсылающими нас к некоему одержимому оккультными обрядами миллионеру девятнадцатого века, к эксперименту с телепортацией в СССР 1961 года, к иллюминатам и к «Межнациональному Еврейству» (пицца приехала раньше, чем мы выяснили, кто это такой).
Внедорожник притормозил совсем рядом с грузовиками. Полностью сухие тачки, на абсолютно сухой стоянке, посередь проливного дождя, на парковке без крыши.
Я почти что мог невооружённым глазом заметить тот барьер, о который звучно лопались капли ливня. Вздох. Очевидно, что они не хотели мочить технику почём зря.
Из трака гуськом вышла примерно дюжина высоких фигур в чёрных мантиях с капюшонами — парни, очень похожие на тех, кто объявились у Джона на дому несколько недель тому назад. А может, это были они же — кто знает?
Под мантиями проглядывались усовершенствованные бронежилеты, в руках команда несла оружие без очевидных стволов или дул, откуда должно было вырываться пламя. У всех на лицах были стрёмные маски — ну, я надеюсь, что это были маски.
Они выстроились кружком на стоянке и начали монотонно воспевать непонятный гимн, одновременно с этим чертя на земле окружность, капая чем-то жидким из сосуда, как мне показалось, с кровью.
Эми закатила глаза.
— Ну серьёзно?
Баумэн украдкой отпил из фляжки, заначенной под сиденьем, и промолвил напарнику:
— Знаешь, похоже организация дел в правоохранении поменялась немного с тех пор, как я выпустился из академии.
Из кузова одного из автомоблей выдвинулась рампа, и двое нормально выглядящих людей в комбинезонах выгрузили на ручной тележке нечто, что напоминало громадный, чёрный гроб. Они вкатили это в центр круга поющих мантий и водрузили на попа, будто ждали, что сейчас из него выйдет спящий доселе вампир. (примечание: вампиров не бывает.)
Одна из фигур-женщина-указала в нашем направлении, и Герм произнёс:
— Вы сами туда пойдёте, или нам вас из-под пушки гнать? Вы ведь знаете, как я ненавижу мокнуть.
Я ответил:
— Это неправильно в корне, детектив. Вы должны соблюдать презумпции. Что бы нас ни ждало — вы, чёрт возьми, знаете, что мы такого не заслуживаем.
— Знаешь, кто мне так говорит ещё? Буквально любой говнюк, который мечется в наручниках у меня на заднем сиденье машины.
Джон вмешался:
— Вон те ребята что, дьявола призывают, или ещё какую-нибудь срань?
— Ты так думаешь? Я вот полагаю, что вся эта мумба-юмба направлена исключительно на то, чтоб оградить их от вас, а не наоборот. И да, мы вас здесь оставляем, потому что ни один обезьянник вас не удержит, скользкие уёбки. Теперь вышли нахуй с тачки.
Мы переглянулись, но кроме как мизерного шанса на оглушение копов и угон их внедорожника, опций не оставалось. Напарник детектива снял с нас наручники, и мы вышли под дождь, пройдя пару шагов вперёд, чтобы снова оказаться вне зоны ливня.
Эми хмыкнула:
— Странно это всё.
— Здравствуйте. — Поприветствовала нас женщина в идеально сидящем брючном костюме. Выглядела она чрезвычайно серьёзно. Она направлялась к нам вместе с ещё более серьёзным шатеном, с аккуратно подстриженной бородкой.
— Агент Хелен Таскер, а это — агент Альберт Гибсон.
Позднее мы с Эми и Джоном долго будем обсуждать, кто именно какие имена услышал.
Я вот совершенно точно различил «Хелен Таскер» и «Альберт Гибсон».
Джон сказал:
— А вы из..?
— Рыболовство и Лесничество. — Произнёс Гибсон с ухмылкой.
Я произнёс:
— Так вы пытаетесь обвинить меня от имени Нимфа, или обвиняете его в произошедшем? Или у вас у всех нет никакого понятия о том, что происходит? Честно говоря, по опыту моего общения с такими организациями, вариант может быть любой.
Женщина — Таскер — ответила:
— Мы здесь, чтобы получить больше информации, и это всё, что вам нужно знать. Чтобы исключить возможность координированного сговора, мы применим по отношению к вам тактику раздельного перекрёстного допроса.
Гибсон прошёл дальше и приоткрыл гроб (или чем оно там являлось — по сути, просто трёхметровый черный короб с крышкой). Хелена глянула на меня, и сказала:
— Мистер Вонг, проходите в дверь. Я сразу за вами.
Я заметил:
— Мы оба туда не влезем.
Она не ответила. Я подошёл к двери ближе, и, за шаг от неё, расслышал по ту сторону приглушённые рычания и плач. Из приоткрытого проёма ощутимо пахнуло разложением и смертью. Я почувствовал, как комок подступает к горлу. Пройти через дверь — не значит войти в гроб. Я окажусь… могу оказаться где угодно.
На этом моменте воспоминания в моей голове снова путаются.
Джон, Эми и я позже согласились с тем, что каждый из нас прошёл через чёрный короб, и каждый из нас был допрошен по ту сторону одной и той же женщиной-агентом.
Но также каждый из нас помнил, что его пригласили пройти первым. И никто не удержал в памяти, как подзывали остальных.
Будто бы в момент, когда Таскер заговорила с нами, мы втиснулись в три раздельных линии времени. Если вы понимаете, как такие вещи работают, пожалуйста, напишите объяснение максимально просто и понятно, а затем подотритесь им, потому что кому не насрать.
Я собрался с силами, и шагнул внутрь.
Я оказался по ту сторону, не на парковке в Неназванном. Вонь ударила по ноздрям так резко, что я подумал, не обосрался ли мой мозг грешным делом в назальные пазухи. Попробовал дышать ртом, но у запаха, клянусь, имелся ещё и вкус.
Передо мной, прямо под ногами, на грязной раскладушке лежал умирающий человек. Мухи роились над разинутым в оскале ртом, гниющие зубы выступали из-за потрескавшихся губ. Его тело было завёрнуто в ватное, драное одеяло со следами подсохшего поноса. Из одеяла высовывались две бледные костистые палки — его ноги. Ступни сгнили до черноты, некоторые из пальцев отвалились. Вокруг умирающего было разбросано тряпьё с окровавленной мокротой.
У него было осталось сил ровно на то, чтобы повернуться ко мне и тихо прохрипеть:
— Воды.
Чуть поодаль лежал человек в таком же состоянии. Рядом с ним — женщина, высушенная до состояния скелета, кажется, мёртвая. Как выяснилось, я встрял как раз между двумя протяжёнными рядами раскладушек — пятьдесят штук в ряд или около того. На каждой — страдающая жертва. За каждой койкой следовала другая. Газон под моими ногами был идеально подстрижен, и выглядел слишком неестественно.
Дальше виднелись ряды пластиковых сидений — как на футбольном стадионе. Под койками, на искусственной траве виднелся логотип «Нью Ингланд Патриотс».
Я уже было повернулся, чтобы отыскать взглядом дверь, через которую вошёл, но наткнулся только на агента Таскер. Она сказала:
— Я знаю, увиденное может оказаться для вас шокирующим. Но вы должны понимать, что у нас есть меры предосторожности.
— А мы вообще где? В Бостоне, как я помню, не бушует чума, да? Это будущее? Альтернативный таймлайн?
— Единственное, что важно — так это то, что вы не сможете уйти, пока мы не откроем дверь снова. Чтобы помешать вам уйти, мы поместили вас в пространство, которое вам нежелательно покидать. Вы ответите несколько вопросов.
— И что потом?
— Зависит от ваших ответов. Не осложняйте себе жизнь ложью, я всё равно пойму. В качестве ответной акции доверия — я не собираюсь лгать вам.
Умирающий человек рядом со мной снова прохрипел:
— Воды….
Я уточнил:
— Полагаю, мы идём куда-то, эм, прочь от заразы? На допрос. Я бы не хотел ничего подхватить от этих болезных.
— В этом мире нельзя уйти прочь от этого. Ваш друг спросил, на кого мы работаем. Скорее всего, у вас тот же самый вопрос.
Я ответил:
— На самом деле — нет. Такие люди как вы просто заявляются в тот или другой город, в костюмах, приличные. Топчутся, вынюхивают всё вокруг, пытаются выглядеть интеллигентно, спрашивают такие вещи, будто способны полностью понять ответы. Порой вы выглядите, как государственные агенты, порой — как частники, но подозреваю, что никто из вас не знает, куда уходят корни вашей же организации. Неважно, по сути, это одно и то же. Думаю, что за кулисами стоят одни и те же влиятельные люди, держат руку на пульсе событий… не знаю, для чего. Пытаются взять всё под контроль? Укротить те тёмные вибрации, получить с них выгоду? Ничего, конечно же, не выходит, вы собираете свои чемоданчики и покидаете здание, а мы и дальше живём своими мелочными, странными жизнями. Смыть, повторить — с тех пор, как здешний город назвали городом.