— Сделай медленный виток вокруг парковки, — предложил Тед, — Посмотрим, что попадётся нам на глаза.
— Теперь, — сказал я Теду, — когда мы войдём, я хочу, чтобы вы держали в уме одну вещь. Кем бы ни был этот Нимф, я могу почти наверняка утверждать, чем он не является: слащавым педофилом в костюме и со страстью к курению. То, что вы видели на своей подъездной дорожке в тот день, было ровно тем, как эта штука решила представить себя вам. Теперь оно может выглядеть совершенно иначе. Вы это понимаете?
— Что, вроде маскировки?
— Однажды, — ответил я, — К нам пришла изящная юная девушка, которая попросила нас расследовать потустороннее вмешательство в доме её родителей. Мы зашли, дверь захлопнулась прямо за нашими спинами, и девушка развалилась. Всё, что осталось от неё — комок змей прямо на том месте, где она стояла, узор на чешуе которых выглядел как узор на платье, в которое она была одета.
Тед попробовал вообразить себе такую картину.
— Всё то время, что вы разговаривали с ней, вы не заметили, что она сделана из змей?
Джон ответил:
— У них, эм, свои методы.
— А затем Джон начал встречаться с девчонкой по имени Ники, которая, как мне казалось, тоже сделана из змей, но, как выяснилось, для неё это нормальное состояние.
— Она была с тобой исключительно мила, Дейв.
Тед произнёс:
— Мой голос, по телефону… Думаете, эти штуки забрали Мэгги, притворяясь мной? Это то, что я найду здесь — что-то, что выглядит и звучит в точности, как я?
Я пожал плечами.
— Прошлый опыт научил нас лишь не полагаться на прошлый опыт.
Мы закончили патрулировать территорию и затормозили примерно в тридцати футах от входной двери. Джон припарковал джип лицом к торцу здания и оставил двигатель включенным: в нашей работе всегда подразумевается, что ты в тридцати секундах от нужды съебнуть в закат в неконтролируемой панике.
— Что ж, — произнёс Тед, сняв предохранитель на своём пистолете и спрятав его за пояс своих брюк, — Мы просто устроим здесь засаду, — он кивнул в сторону здания, — Всего две двери. Это стратегические точки. У меня есть верёвка и «кошки». Поднимемся на крышу, спустимся к окнам, рухнем на этих ублюдков.
— Я сверну обе щиколотки в момент приземления, прежде чем сверну себе шею мгновением позже. Это будет традиционным «зайдём через парадную дверь» проникновением. Во всяком случае, для нас с Джоном.
Тед выглядел весьма разочарованным полученной информацией, но пререкаться не стал. Мы обошли джип, чтобы взять оружие из багажника. Тед прихватил с собой штурмовую винтовку М4 (которую я смог опознать потому что недавно использовал такую в видеоигре) и помповый дробовик, который он перебросил через плечо в качестве «аварийного» варианта. Джон изъял шестизарядник, соединённый с баллоном сжатого воздуха, привязанного к его спине — одна из тех пушек, которые используют, чтобы стрелять в толпу футболками на баскетбольных играх. Я взял маленький выцветший деревянный крест, предположительно вырезанный из того самого распятия, которое использовалось Джимом Кэвизелом в «Страстях Христовых». Примотал к нему пару небольших бозовских колонок, аккумулятор и айпод шафл, заполненный воодушевляющими балладами из восьмидесятых.
Я продемонстрировал наш арсенал Теду, который в ответ смерил меня скептическим взглядом.
— Поверьте мне, — сказал я.
— Каков диапазон?
— Вы про музыку? Ну, полагаю, это работает в зоне слышимости.
— Но для них это не смертельно? Скорее, что-то вроде сдерживающего фактора?
— Ага, они это ненавидят.
— На какой срок это может их обезвредить?
— Я не…
— И касаемо креста: они должны видеть его, чтобы он возымел воздействие, или им достаточно просто находиться поблизости?
— Что ж, второе, я полагаю…
— Славно, и каков диапазон?
— Это не точная наука, Тед, — отозвался Джон.
Тед не ответил, но язык его тела был достаточно красноречив. Я здесь сам по себе. Снова.
Мы прошлёпали по застоявшейся воде — я никогда не покупал непромокаемую обувь, потому что осознавал, что дождь перестанет идти в тот самый момент, как я это сделаю — и направились к главному входу, арочный кирпичный проём которого был частично заколочен чем-то, смутно напоминающим те самые доски, наспех прибитые ещё в 1961 году. Проём охранял бетонный снеговик: примерно шесть футов в высоту, руки из ржавой арматуры, верхняя половина покрыта плотным слоем птичьего дерьма. Глаза и рот представляли собой три неровные, размытые дыры в бетоне, придающие физиономии снеговика выражение ужаса и отчаяния. Слова «МИСТЕР СОСУЛЯ» были выбиты на его груди, будто эпитафия на особо эксцентричном надгробии. Талисман старой ледовой фабрики определённо видал и лучшие времена.
Дверной проём был достаточно широким, чтобы человек мог через него проскользнуть, но выглядел так, будто оставался нетронутым со дня моего рождения: никаких видимых признаков недавнего постороннего вмешательства всё ещё не было. Джон кивнул мне и я врубил айпод, на котором заиграла «Livin' on a Prayer» Бон Джови. Тед включил фонарик, прикреплённый к стволу его винтовки, и направил свет через дверной проём, медленно освещая внутреннюю обстановку. Он проскользнул внутрь, спешно оглядываясь в поисках кого-то, подстерегающего нас за дверью. Джон вошёл следом. Я прикрывал тылы, кликнув своим собственным фонариком.
Внутри пахло мокрой ржавчиной и недавно потухшей свечой. Над нами маячил целый ряд огромных обугленных приборов, будто после битвы роботов. Кругом — цистерны, трубы и шестерни, а ещё железные предметы футов в 15 высотой в форме вагонных колес, соединенных с желобами, предназначенные для доставки блоков льда размером с гроб сверху вниз. Все это было деформировано и искорёжено, металлические детали замерли в процессе падения, стекания или полного растворения в соответствии с разницей в их точках плавления. Я посветил над головой. Кирпич был фактически сжижен, а затем охлажден до состояния тысячи крошечных шипов, которые придавали окружающему пространству сходство с пыточной камерой. Я живо представил, как изогнутый потолок опускается, когда кто-то вроде палача в капюшоне дёргает рубильник.
Мы неуклонно пробирались вперёд, музыка эхом отзывалась в безжизненном пространстве. Слева от меня на мгновение вспыхнул свет — Джон закурил.
— Хорошо, мы здесь, пердун. Чё по чём?
Ответа не послышалась — во всяком случае, такого, который можно было расслышать сквозь настойчивые убеждения мистера Бона Джови в том, что мы должны довольствоваться тем, что имеем, и не имеет значения, получится у нас или нет. Мы продвинулись вперёд, Тед размахивал своим пушечным фонарём во всех направлениях, дабы осветить щели между выжженными приборами, где враг мог бы затаиться в ожидании. Мы миновали открытую дверь в пустую комнату, которая, судя по всему, раньше была чем-то вроде погрузочной площадки: на противоположном конце располагалась дверь размером с грузовик. Как сильно онемевают твои пальцы, когда ты целый день занимаешься погрузкой льда?
— Выйди туда, где мы сможем тебя видеть, ты, сукин сын! — произнёс Джон в пустоту, — Я должен быть в суде в восемь. Так что что бы ни было у тебя на уме, тебе лучше поторопиться.
— Ага, и мне нужно будет забрать Эми с работы в ближайшее время, иначе она будет вынуждена ехать домой с этим быдланом, который работает вместе с ней, и я думаю, что он почти наверняка попытается забраться к ней в трусики. Долгая история, но суть в том, что у нас нет времени тут проёбываться.
Телефон Теда зазвонил.
Эй, это сработало.
Он подал мне знак выключить музыку, а затем включил динамик.
Послышался голос маленькой девочки:
— Алло?
— Детка, мы здесь! Ты нас видишь? Я свечу фонариком.
— На колесе обозрения было так страшно! Я кричала, когда оно начало крутиться, и все лица исчезли. Мы идём смотреть на летающих козлов. Они дали мне лизнуть ящерку удачи, и мы ели хотдоги, которые аж вываливались из булочек!
— Мэгги, послушай меня! Я хочу, чтобы ты покричала для меня. Крикни что угодно, громко поплачь — что угодно, чтобы я мог тебя услышать.
Она повесила трубку. Тед выругался, попробовал позвонить снова, и снова, и снова…
Джон поднял руку.
— Тшш.
Мы все это слышали.
Слабый звук музыкального рингтона, который я опознал как песенку из недавно вышедшего в прокат диснеевского фильма. Он был о принцессе, которая должна была научиться быть независимой, или что-то типа того.
Звук исходил прямо из-под наших ног.
Три луча фонарей скользнули вниз, освещая пол перед нами. Впереди зияла щель, половые доски вырваны с корнем. Под ними виднелось пятно грязи, будто в свежевырытой могиле.
Тед упал на колени. Он начал копать голыми руками, отбрасывая землю назад, будто пёс, выкрикивая имя своей дочери.
Но как она могла позвонить из…
Примерно футом ниже он отыскал телефон.
Перемазанный грязью Тед отбросил его в сторону и продолжил копать.
Что-то двигалось в тенях, в земле. Рябило в комьях грязи, ёрзало у него в руках…
А затем исчезло, словно нырнув в землю, скрываясь от лучей света. Или, может, там изначально ничего не было.
Тед продолжал копать, но там не было маленькой девочки — ни живой, ни мёртвой. Он сел, его грудь тяжело вздымалась. Он схватил запачканный телефон. Он осмотрел его — видно было лишь экран блокировки.
Он закричал:
— Эй! Где она? Нимф! Ты здесь, сукин ты сын?
Я покачал головой.
— Её здесь нет, как и Нимфа. Это безнадёж…
Я повернулся, чтобы отступить и незамедлительно врезался в нечеловеческую фигуру, стоящую прямо позади меня. Я закричал и упал на спину.
Тед вскочил на ноги, сорвал со спины дробовик и крикнул мне оставаться на месте. Он стрелял, перезаряжал и стрелял снова, но Джон закричал ему остановиться.
— Эй, эй! Остынь! Это просто снеговик.
Я посмотрел вверх и фигурой, как же иначе, оказался всего лишь тупой снеговик-талисман, у которого теперь были «шрамы» на груди в тех местах, откуда отрикошетила оружейная дробь. Тед с успехом отстрелил одну из его рук-арматурин. В панике и напряжении мы совсем позабыли о том, что МИСТЕР СОСУЛЯ, само собой разумеется, был здесь, внутри завода, в самом центре хранилища, где он, вероятно, простоял последние лет восемьдесят. Где же ещё ему быть? Теперь я вспомнил, как мы проходили мимо него, когда вошли в комнату буквально тридцать секунд назад. Ясно, как божий день.