А) ему приснилось, что меня зверски убивают в Бангкоке, и он советовал держаться как можно дальше оттуда (примечание: мы живем на Среднем Западе Америки, и у меня не хватило бы денег на билет до Бангкока, даже если бы я по прибытии продался в секс-рабство);
Б) он должен был срочно уведомить меня, что сфотографировал у себя на заднем дворе «криптида», который оказался отключившимся пьяницей в костюме задней части лошади;
В) в результате эксперимента, который он и его приятели провели с завязанными глазами, выяснилось, что все хлопья «Фрут Лупс» на вкус одинаковые, хоть и различаются по цвету («Дальше будет „Скиттлз“, так что тащи сюда свою задницу»);
Г) у него появилась идея на миллион: «ударный зоопарк» – контактный зоопарк, в котором можно бить животных.
Последний такой звонок от него я получил две недели назад. Несколько секунд в динамике раздавался приглушенный шум вечеринки, после чего послышался голос Джона: «Что это за звук? Ну-ка всем тихо, я… Ха! Эй, Чавк, зацени! Я так сильно перднул, что вызов на мобильном пошел!»
Но я, конечно, не мог просто игнорировать его звонки, потому что всегда мог начаться очередной апокалипсис. Таково было тяжкое бремя дружбы с Джоном.
Звонило рядом, скорее всего, в этой же комнате. Я отпихнул от себя кукол и пошарил рукой в ближайшей куче хлама. За куклами оказалась пиньята, которую, по словам прежнего владельца, нельзя было разбить. Пока что мы пробовали расстрелять ее из дробовика и переехать на джипе Джона, а конфеты все еще были надежно спрятаны внутри. И вот опять: это довольно странно, но какой от нее хоть кому-то толк? Просто просранные впустую конфеты. Если вы считаете, что нам следует передать пиньяту властям, чтобы они использовали ее магию или что там у нее для улучшения бронежилетов военных, то вы, по-моему, доверяете правительству куда сильнее меня. Если это действительно Истинный про́клятый с помощью черной магии объект, то отдать его федералам – все равно что вручить младенцу бензопилу, чтобы он разрезал праздничный торт.
– О, – наверное, возразите вы, – то есть лучше просто держать ее в твоем доме?
Не знаю, чувак. Хочешь себе? Пришли адрес. Я оплачу отправку.
Наконец я обнаружил телефон – на книжной полке, рядом с видеокассетами: целая серия боевиков из девяностых с Брюсом Уиллисом в главной роли («Тикающий человек», «Тикающий человек 2», «Тикающий человек: Финал», «Тикающий человек: Возрождение»). Этой серии, насколько я знаю, в нашей вселенной не существует. Мы никогда их не смотрели: ни у кого из нас нет видиков, и выглядели кассеты как-то дерьмово.
Звонил, судя по надписи на экране, Джон.
Я со стоном поплелся в гостиную и понял, что, пока я спал, в квартиру никто не вламывался и ремонта не делал. Есть же такие реалити-шоу, так ведь? Я слышал, как в ванной капает с протекающей крыши, которую арендодатели не собирались чинить: их квартира была как раз под нами, и течь не добралась до их этажа, потому что, по чистой случайности, капало точно мне в унитаз. Это устраивало их, потому что уменьшало ущерб, который течь могла нанести моему полу и их потолку, но не устраивало нас, потому что Эми приходилось держать в руке чашку, пока она писала (а я просто позволял воде капать прямо мне на голову).
Снова зазвонил телефон. Я зашел в крохотную кухню и налил из кофейника чашку холодного кофе, сваренного вчера – а может, в прошлом месяце. Судя по заляпанным жиром часам на микроволновке, было пять утра. Я нашел маффин – с голубикой, как и изобразила Эми, – на складном столе для игры в карты, за которым мы с ней обедали. Рядом с кучей хлама, который я получил по почте за последние несколько недель и пока не рассортировал (здесь под «не рассортировал» я имею в виду «не бросил в хламовой, тихо кроя матом»). Так попадает ко мне большинство подобных штуковин: их присылают незнакомцы. Иногда по упаковке можно составить некоторое представление об их жизни: один артефакт завернули в мятые страницы «Сторожевой башни», журнальчика для свидетелей Иеговы; другой пришел на подушке из порезанных счетов за лечение; еще один – на кусочках картона, оборванного с трех дюжин одинаковых упаковок замороженных ужинов «Постной кухни».
Почему они все это мне шлют? Смотрите: а у вас есть вещи, которые валяются дома только потому, что рука не поднимается выбросить? Может, вещь слишком дорога вам, чтобы сунуть ее в мусорку к плесневелым кофейным зернам (старая Библия, американский флаг, открытка от бабушки на день рождения), а может, она вызывает у вас смутное чувство тревоги (старые патроны для дробовика, сломанный кинжал). Вся моя коллекция – собрание подобного дерьма: дорогого, смертельного, дорогого и смертельного. Вот люди и кладут их в посылки, вызнав мой адрес. «Дэвид Вонг разберется, что с этим делать!» Нет, совершенно точно не разберусь. Все это просто валяется, а кое-что не очень опасное выставляется на eBay (там теперь целый раздел «Сверхъестественное», это прекрасно).
Среди хлама этой недели была подмоченная «про́клятая» книга в мягкой обложке «Хочу быть хуже всех» – автобиография тяжелого форварда «Чикагских быков» Денниса Родмана. «Проклятая» – потому что в ней, и только в ней одной, было несколько глав с описанием сговора Родмана и некоторых членов команды: за годы разъездов по стране они ритуально убили больше пятидесяти проституток. Непохоже, что книгу подделали, шрифт этих глав совпадает со шрифтом остальной книги, а страницы такие же старые. Я немного погуглил и не смог найти ни одного упоминания о подобном издании или об убийствах. Я, как всегда, без понятия, что все это значит.
Рядом с книгой стояла маленькая лаково-черная коробка с двенадцатью углами и выгравированными рунами изумрудного цвета на каждой из сторон. Я поводил над коробкой рукой и изрек:
– ОДО ДАКСИЛ!
Коробка открылась, и я почувствовал на лице поток теплого воздуха. Внутри лежала светящаяся оранжевая сфера размером не больше гальки. Ее мы получили пару недель назад. Поначалу она, казалось, лишь излучала слабое тепло, но, когда к нам заглянул на пирог и Ночь видеоигр Джон, ему показалось, что он слышит исходящие из сферы вопли, как под пытками. Сначала я отмахнулся от его слов, потому что он прилично выпил, а мне кажется, ему, когда выпьет, вечно мерещатся вопли как под пытками. И все же на следующий день мы отнесли сферу в среднюю школу, к другу и бывшему члену музыкальной группы Джона Митчу Ломбарду (по кличке Чавк), который, несмотря на татуировки на шее, получил место учителя на замену и преподавал естественные науки. Он молча изучил светящуюся сферу под микроскопом, а потом поднял голову от видоискателя и прошептал:
– Его страдания невообразимы, но сила ярости может испепелить Вселенную миллион раз. Все пропало. Все пропало.
С этими словами Чавк отключился, не утерев потекшую носом кровь. С того дня мы сферу не обсуждали.
Я достал из ящика на кухне щипцы, подхватил светящуюся сферу и опустил ее в холодный кофе, и в этот же момент телефон запищал в последний раз перед тем, как перебросить звонившего в голосовую почту.
Я оторвал от маффина неровный кусок и взял трубку.
– На хрен тебя и всех породивших тебя предков.
– Дэйв? У нас тут малышка потерялась. Ручка рядом?
– Если речь о пропавшем ребенке, звони копам.
– Так это копы мне и позвонили.
Я прикрыл глаза и выдохнул струйку воздуха, пахшего так, словно я проглотил мокрую псину и запил ее выжатым из футболки бомжа потом. Дам вам совет: если вы вдруг окажетесь жертвой ужасного происшествия – например, если у вас ребенок пропадет – и вы увидите, как копы консультируются с парочкой белых взъерошенных засранцев под тридцать, настало время паниковать. Не потому, что мы с Джоном в своем деле неумехи – я вас уверяю, что так оно и есть, – а потому, что вам следует задать себе очень непростой вопрос. Не «вернется ли мое дитя?», а «хочу ли я, чтобы мое дитя вернулось?».
Я макнул палец в уже почти вскипевший кофе. Выудил обжигающую сферу и опустил обратно в коробку, которая сама собой закрылась. Я отхлебнул, поморщился и решил, что первый человек, выпивший/попробовавший кофе, наверное, пытался таким образом покончить жизнь самоубийством.
– И почему это, ну, ты понял, работа для Дэйва и Джона? – спросил я.
– Похоже на очередную головоломку. Это не всё, я объясню, когда приедешь. Но очень смахивает на работу для Джона и Дэйва. У тебя ручка рядом? Продиктую адрес.
– Просто говори уже.
– Арлингтон-стрит, сто шесть. Рядом магазинчик, где вейпы продают.
– И ты думал, я забуду, если не запишу?
– Поторопись. Я слышал, после двух суток шансы резко падают.
– Ты слышал это в фильме. На прошлой неделе. Мы смотрели его вместе.
Он повесил трубку.
Я вздохнул и съел еще кусок маффина. Выглянул в окно, нижняя половина которого отсвечивала розовым из-за неоновой вывески конторы на первом этаже. Вывеска горела и днем и ночью; от непрекращающегося жужжания хотелось вышибить себе мозги.
Ну что ж. Все равно больше заняться нечем.
И тем не менее сначала я доем свой маффин.
Давайте я расскажу, что, блин, не так со всеми этими ужастиками про всякое сверхъестественное. Когда в них появляется чудовище или призрачная дамочка, хотя бы первую треть фильма в них никто не верит. Обычно главные герои только минут через сорок-пятьдесят неохотно признают, что раздающиеся за стенкой зловещие песнопения на латыни не связаны с текущим трубопроводом. А в реальности, стоит только какой-нибудь мамаше заметить, что с потолка подтекает что-то красное, первое, о чем она подумает, это «кровь», а не «вода из старой ржавой трубы». Хотел бы я, чтобы людям хватало скептицизма, который приписывают им в фильмах.
Наш городок, название которого я из соображений конфиденциальности не раскрою, окрестили Бермудским треугольником Среднего Запада. По крайней мере от кого-то я это прозвище слышал. И мне бы, если честно, хотелось, чтобы правдой было и это, ведь в Бермудском треугольнике нет ничего такого – просто преувеличенная слухами череда обыкновенных кораблекрушений. Грузовое судно не доходит до порта – и газетные заг