Гибсон подошел к гробу (или что там у них стояло – к этой безликой семифутовой коробке с дверью) и открыл его. Женщина посмотрела на меня и сказала:
– Мистер Вонг, пожалуйста, пройдите внутрь. Я вас догоню.
– Вдвоем мы туда не поместимся, – ответил я.
Она промолчала. Я шагнул к двери и, подойдя достаточно близко, услышал с другой стороны стоны и вопли. Оттуда пахнуло зловонием болезни и смерти. Я почувствовал, как внутри все сжалось. Шагнув внутрь, я попаду не в коробку. Я окажусь… в другом месте.
Тот момент я тоже помню смутно.
Мы с Джоном и Эми потом согласились, что каждый переступил порог черного ящика и что по другую его сторону нас допросила одна и та же женщина-агент. Но каждый из нас помнит, что его попросили пойти первым, и никто не помнит, чтобы звали кого-то еще. Словно в тот момент, когда Таскер попросила о разговоре, наши временны́е линии тут же разделились. Если вы понимаете, как это работает, пожалуйста, запишите свое объяснение так ясно и подробно, как можете, а потом выбросьте его в мусорное ведро, потому что всем на него срать.
Я глубоко вздохнул, собрался с духом и шагнул внутрь.
Я вышел с другой стороны – не было больше ни стоянки, ни города N. Воняло там с такой силой, что я подумал, будто мозг насрал мне в носовые пазухи. Я пытался дышать ртом, но, клянусь, почувствовал этот запах на вкус.
Я стоял над умирающим человеком, лежавшим на грязной койке у моих ног. По пожелтевшим зубам, гнившим за потрескавшимися губами, ползали мухи. Живот прикрывала скомканная простыня, покрытая коркой засохшего поноса. Из-под простыни торчали две бледные палки – ноги: ступни были черными, словно от обморожения, половины пальцев не хватало. На земле вокруг валялись разбросанные тряпки, красные от брызг выкашлянной крови.
У мужчины хватило сил только на то, чтобы слегка повернуть ко мне голову и прошипеть: «Воды».
Рядом с ним лежал еще один человек в похожем состоянии. Костлявая женщина, кажется мертвая. Оказалось, что я стою между двумя рядами примерно из пятидесяти коек, забитых такими несчастными. И за каждым рядом был еще один ряд. Трава у меня под ногами была ухоженной и казалась ненастоящей – астротурф [5]. Над нами нависали ряды кресел – футбольный стадион. Между койками на газоне я разглядел выцветший логотип «Патриотов Новой Англии».
Я обернулся в поисках двери, через которую вошел, но увидел только агента Таскер.
– Я знаю, это шокирует, но вы же понимаете, что мы должны принять меры предосторожности.
– А где именно мы находимся? В нашем Бостоне ведь нет чумы, правда? Это будущее, что ли? Альтернативная временна́я линия?
– Важно то, что вы не вернетесь домой, пока мы не откроем дверь. Чтобы предотвратить ваш побег, мы просто перенесли вас в мир, в который вы, вероятно, бежать не захотите. Вы ответите на несколько наших вопросов.
– А потом что?
– Зависит от ваших ответов. Но не пытайтесь лгать мне, я все узнаю. Я вам лгать также не собираюсь.
– Воды… – прошипел умирающий рядом мужчина.
– Полагаю, мы уберемся подальше от… э-э-э… чумы? На допрос. Я бы не хотел подхватить от них эту заразу.
– В этом мире от нее не скрыться. Ваш друг спросил, на кого мы работаем, и я уверена, что вы задаетесь тем же вопросом.
– Не-а, – ответил я. – В город иногда приезжают такие, в костюмах. Шныряют вокруг, пытаются казаться умниками, задают вопросы, будто думают, что в принципе способны понять ответы. Иногда вы косите под людей из правительства, иногда под частных лиц, но, подозреваю, никто из вас даже не в курсе, кто вас финансирует. Это не имеет значения, плевать. Думаю, начинается всегда с того, что какие-то влиятельные люди за кулисами узнают о происходящем и прикатывают сюда, чтобы… даже не знаю. Попытаться как-то этим воспользоваться? Попытаться обуздать темные силы, найти способ извлечь из них выгоду? Потом все идет прахом, вы пакуете вещички и уезжаете, а местные возвращаются к своей странной, никому не нужной жизни, пытаются оставаться на плаву. Этот цикл, наверное, повторялся еще до того, как здесь город построили.
– Наша организация называется ННО. Нейтрализация неестественных организмов.
– Ну, по крайней мере одно не меняется: лучше после вас, ребятки, не становится.
– По-вашему, лучше оставить это дилетантам вроде вас? В вашем досье сказано, что однажды вас видели голым, когда вы играли у себя во дворе в регби отрубленной головой.
– Это был единичный случай.
– Вы понимаете, что подобные инциденты нельзя бросать на произвол судьбы? Ночью похищают невинных детей. Люди в ужасе. И это вполне понятно. Паника – самоподдерживающаяся цепная реакция. Порядок должен быть восстановлен.
– Хотите всё исправить – валяйте. Сим передаю это в ваши руки.
– В городе ходит слух, что вы как-то в этом замешаны.
– В этом городе знают лишь один слух: «Слух, а мет есть?»
– Почему бы вам не рассказать немного о себе?
– Вы только что сказали, что у вас есть мое досье, – вы, наверное, знаете обо мне больше, чем я сам. Пью часто.
– Я хочу услышать все от вас.
С нами поравнялся еще один человек, в грязных лохмотьях, которые когда-то, наверное, были белыми. К своему ужасу, я вдруг понял, что это врач. Он выглядел так, будто умер от истощения неделю назад и его тело пока просто не в курсе. Он даже не взглянул на нас, когда прошаркал мимо. Человек на койке закатил глаза и прохрипел: «Воды…» – но доктор и бровью не пошевелил.
– Хотите слышать все? И с чего начнем? С того, как я родился?
– С начала вашей карьеры в этой области.
– До старшей школы, э-э, моя жизнь была обычной. Попадал иногда в передряги, детей в драках калечил. Ну вы знаете, как оно. Пошел на вечеринку, там давали какой-то наркотик. С каждым, кто его принял, начала твориться стремная дичь. Из всех выжили только мы с Джоном. Теперь можем видеть монстров, и это ужасно.
– И благодаря этому вы стали знамениты в узких кругах. Как говорится, есть чем гордиться. А теперь отбросим эту часть – про ваши предполагаемые паранормальные способности и мнимый героизм – и поговорим о вас как об обычном человеке.
– Рассказывать особо нечего.
– Я знаю. И все же.
– Ну… какое-то время, после колледжа, я работал в видеомагазине. Владелец обанкротился, и с тех пор я скачу с одной работы на другую.
– Вас обеспечивает Эми. Финансово, я имею в виду.
– Держимся кое-как.
– Потому что Эми вас обеспечивает.
– Мы помогаем друг другу. Какое это имеет отношение к делу?
– Она сирота.
– Это вы спросили или что?
– Ее родители погибли в автомобильной катастрофе.
– Да. Ей тогда было лет тринадцать-четырнадцать, где-то около того.
– И вы в этом уверены.
– Сам не видел. Но зачем ей лгать?
– Кто говорил о лжи?
Мужчина с ближней койки снова попросил воды. Я отвернулся от него и посмотрел на больного в соседнем ряду. Он стонал и бездумно почесывал живот рукой. Похоже, уже давненько, потому что успел содрать кожу, потом жир, а потом и мышцы, и рядом с пупком зияла рваная рана. Наружу вывалилась петля тонкой кишки, похожей на бледного червяка. Над ним роились мухи.
Я спешно отвернулся и вперился взглядом в пустые трибуны. Желудок крутило, сводило от зловония – я готов был поклясться, что оно просачивается сквозь кожу.
– В этой же автомобильной аварии она потеряла руку.
– Да. Давайте уйдем, пожалуйста?
– После этого она осталась под опекой старшего брата. – Она замолчала, но я ничего не ответил – потому что это был не вопрос. Через несколько коек от нас пронзительно закричал ребенок. – И что же с ним стало?
– Вы и так знаете что.
– Правда?
– Он умер при загадочных обстоятельствах.
– Но для вас это не загадка. Вы там были.
– О, можете мне поверить. Меня это озадачило не меньше остальных. Вы к чему-то ведете или просто пытаетесь меня разозлить?
– Я веду к тому, что теперь у Эми есть только вы. Человек, который, по ее мнению, защищает ее от монстров.
– Я ее мнения не знаю, вам придется спросить ее саму.
– Этим я сейчас и занимаюсь. Если я вернусь и попрошу ее поведать эту историю так, как она ее помнит, она мне о тех же чудовищах расскажет? Много ли она видела на самом деле? И как много из увиденного разглядела в темноте, в минуты паники? Как много ее воспоминаний достроены подробными историями, которые написал ее любимый Дэвид, единственный родной и близкий ей человек? Ее так называемый защитник, ограждающий ее от монстров, которых сам так ярко и детально описывает?
– Почему вас до такой степени интересуют наши с ней отношения? Как это связано с происходящим?
– Везде есть взаимосвязь. Вселенная – это сеть пунктирных линий, и судьба прыгает по ним от одной точки к другой. Стоит отклонить случайную заявку на поступление в художественную школу, и вот молодой Адольф Гитлер меняет карьеру.
– Вы считаете новым Гитлером меня или Эми? Если меня, то тут, знаете, многовато работы выходит…
– Как вы думаете, когда ей жилось лучше: до или после вашего знакомства?
– Ой, да ну вас в жопу.
– Уймите свою защитную реакцию и постарайтесь понять контекст, в котором я вас об этом спрашиваю. Представьте, будто смотрите на это дело со стороны, наблюдаете, как ухудшилась ситуация в N за последнее десятилетие. Если бы вы могли вернуться назад, выбрать одного-единственного человека и исключить его из уравнения, чтобы вместе с ним исчезло как можно больше страданий, кто бы это был?
– Вы собираетесь убить меня, агент Таскер? В этом дело, вы всё подсчитали и решили, что проблема во мне? Ну, блядь, кто ж я такой, чтобы с вами спорить?
– Даже если бы у меня и были подобные намерения, у меня для такого нет полномочий.
– Хорошо, мне где-то подпись надо поставить или с вашим руководителем это обсудить…
– Я пытаюсь донести, что аномальная сущность, обитающая в угольной шахте N, – это наше дело. Не ваше. Мы позаботимся о том, чтобы с ней разобрались. Если вы хотите убить монстра, который осаждает горожан, – что ж, есть множество безболезненных и быстрых способов. Я просмотрела множество сценариев: уверяю вас, все вовлеченные останутся довольны результатами. Особенно Эми.