– И я тебя.
Мы смотрели, как красное пальто Эми уплывает от нас сквозь дождь к двери Лоретты. Она постучала, и ей, видимо, разрешили войти. Я опустил глаза в телефон, но смотреть было, в общем, не на что: камера едва выглядывала из кармана ее пальто. Эми толкнула дверь и, кажется, ответила на дружеское приветствие – рядом с микрофоном шуршала ткань пальто, и я не расслышал.
– Мне все это не нравится, – сказал я.
– Ага, ты, кажется, что-то такое упоминал, – откликнулся Джон. – Пусть побудет там минуту, а потом уже снесем им дверь.
Эми вошла в гостиную. Мы с трудом различили голос Лоретты из кухни:
– …вообще-то она справляется даже лучше взрослых. Но вы же знаете, детей ничем не проймешь. Вчера заходил Джон, он мне все объяснил. Я понимаю, что вы хотите помочь, что бы там Тед себе ни думал. А теперь и другие дети пропадают… просто ужас.
– О, я и не знала, что Джон у вас был, – сказала Эми. – А что, м-м, именно он вам объяснял?
Мы увидели, как перед камерой Эми появилась Лоретта с кружкой кофе в руках.
Половины тела не было.
Ее словно белый медведь подрал. От шеи осталось совсем немного, непонятно, как она вообще держала голову прямо: на месте были только белый позвоночник и желтоватые связки, а вокруг них – лишь рваные куски мяса и пустота. Еще оторвали примерно треть туловища, от подмышки до бедра.
Она все говорила, словно в этом не было ничего необычного. Я видел, как дергается ее трахея, как с каждым вздохом раздувается и сдувается обнаженное легкое.
Эта женщина просто не может быть живой.
Джон вздрогнул – я понял, что он тоже это заметил. А вот ничего не подозревающая Эми вела с ней вежливый разговор.
– Джон сказал, что полиция вас отпустила, что у преступника те же телосложение и цвет волос, что и у вашего Дэвида, но его уже исключили из числа подозреваемых. И все же ему лучше остаться снаружи. Мэгги еще спит, но я не хочу ее пугать. Так что вы хотели?
На видеосвязи было видно, как дергается и дрожит, переваривая завтрак, ее желудок.
– Точно не знаю, – ответила Эми. – Понимаете, мы все еще пытаемся помочь, кому можем…
– Ну, я в курсе, что это еще не конец, – сказала Лоретта – подпрыгнул небольшой лоскут кожи на шее. – Мэгги странно себя вела, еще до похищения, я имею в виду. И я знаю, что причина тут… необычная.
– Когда Мэгги вернулась, эти странности продолжились? – спросила Эми.
– Если учесть то, через что ей пришлось пройти, то нет.
– Можно я на нее взгляну?
Истерзанная Лоретта повела Эми к Мэгги в спальню, и камера поплыла по коридору вслед за ней. Женщина приоткрыла дверь.
– Мэгс? Не спишь? – позвала она.
В ответ из спальни донесся утробный вопль. Джон бросил на меня взгляд. Эми вела себя так, словно слышала умилительный детский голосок.
– Ой, что вы, пусть спит. Я не хотела…
– Кое-кто хочет с тобой поговорить, всего минутку, – сказала Лоретта, заглядывая в спальню. – Даже меньше.
– КРИИИИИ… КУКУКУКУКУК!
– Все в порядке, она помогает полицейским.
– ИИИИУУУК. Ииииии…
Лоретта распахнула дверь.
На кровати лежала личинка.
Размером примерно с обычного человеческого ребенка. Сквозь прозрачную кожу было видно, как работает ее пищеварительная система: она переваривала что-то похожее на куски мяса и кожи.
– А, – произнес Джон.
– Все, я пошел… – сказал я.
– Постой.
– Мэгги? – позвала Эми, осторожно заходя в комнату. Камера склонилась над кроватью. – Ты себя хорошо чувствуешь?
«Мэгги» визжала, кудахтала и чавкала.
Лоретта присела рядом с «Мэгги» на кровать, и тварь с хлюпаньем поползла к ней. Мать положила руку личинке на спину, и та уперлась мордой с торчащими по кругу зубами Лоретте в живот.
– Я так рада, что она снова с нами. У меня сердце разрывается из-за того, что сегодня и другие родители потеряли детей, но, признаюсь, я эгоистка. Я счастлива, что Мэгги вернулась, и в первую очередь хочу знать, что ее никогда не попытаются забрать у меня снова. И если вы с напарниками можете с этим помочь, на все остальное мне плевать.
Я знал, что остаточное действие Соевого соуса позволяло нам с Джоном видеть совсем не то, что остальным: стоило мне сосредоточиться, и я понимал, что вижу роящихся вокруг личинки трахаканов, которые дергались и извивались, смутно напоминая своей формой девочку. Когда я сосредотачивался еще сильнее, то мог разглядеть и белокурую малышку, которой они притворялись для всех остальных, – ребенка, которого видела Эми и который был так плотно вплетен в воспоминания Лоретты Нолл. А затем она в мгновение ока вновь превращалась в личинку. Голодную и извивавшуюся.
«Мэгги» открыла свой скользкий рот и откусила от живота Лоретты кусок: прогрызла кожу и жир и начала шумно жевать. Лоретта даже глазом не моргнула.
Книга III
Отрывок из книги «Страх: паразит из Ада» авторства доктора Альберта Маркони
Когда-то проводился следующий мысленный эксперимент:
Берется рожденный незрячим ребенок. У малышки есть две деревянные игрушки: мяч и кубик. Играя с ними на протяжении нескольких лет, она на ощупь опознает форму обоих предметов – это сфера и куб. Когда девочка подрастает, ей делают операцию по коррекции зрения. Сможет ли эта юная леди, впервые обретя возможность видеть, отличить кубик от шара, лишь посмотрев на них?
Я сказал, что этот мысленный эксперимент проводили «когда-то», потому что теперь мы знаем ответ: нет. В реальности после восстановления зрения участники этого эксперимента, увидев куб в первый раз, не могут связать картинку со знакомыми на ощупь восемью острыми углами. Они в абсолютной уверенности, что его поверхность будет похожа на поверхность гладкой сферы, пока не возьмут его в руки и не поймут, что это не так.
Вывод? Мы смотрим не глазами. Мы смотрим мозгом.
Визуальная информация, поступающая через зрительный нерв, – не более чем бессмысленный шум, и мозг не способен присваивать ему смысл. Из этого следует простой вывод: мы видим (буквально, а не метафорически) то, что предназначены видеть наши глаза, и ничего больше. Если хотите, приведу пример: представьте, что домашний пес лежит в комнате, в которой смотрят телевизионный фильм его хозяева. Собаки не в состоянии увидеть телепередачу (их глаза сильно отличаются от ваших), поэтому они лишь понимают, что люди сидят неподвижно, равнодушно глядя на квадратный галдящий предмет на стене. Собака может различить идущие из этого устройства голоса и другие знакомые звуки, но, в отсутствие сопровождающих их запахов, псу они не интересны. Даже если бы он научился коммуницировать с людьми, было бы практически невозможно объяснить животному, что застывшие, умолкшие люди в комнате взаимодействуют с другими живыми существами в тысячах миль от них, которые воспроизводят действия, на самом деле произошедшие много лет назад. Другими словами, люди и пес находятся в одной комнате, но в разных реальностях.
На следующий после этого день семья берет собаку на прогулку в парк. Их забавляет то, как их питомец яростно и увлеченно припадает носом к клочкам травы, казалось бы, безо всякой на то причины. Их сбивает с толку мания обнюхивать анусы других собак, они неодобрительно дергают за поводок, когда пес удовлетворяет, по их мнению, чудной фетиш. Разве может объяснить собака, что ее обоняние в тысячи раз чувствительнее, чем у них, что она может в считаные секунды учуять животрепещущую драму, разыгравшуюся на том самом невзрачном клочке травы за несколько недель до этого? Едва уловимый запах подсказал псу, что там недавно помочилось животное, что у него нарушен обмен веществ, что оно испытывало ужас. Обнюхав зад другой собаки, он узнает всю ее биографию: возраст, ценность как охотника, пригодность для спаривания и/или вероятность победы в смертельной схватке с ней.
Один парк. Две непохожие друг на друга реальности.
И это несмотря на то, что человек и собака эволюционировали в одной и той же среде и чрезвычайно похожи в биологическом плане. А теперь представьте разницу между двумя существами, которые эволюционировали в совершенно разных мирах.
Я полагаю, вы, зная род моей деятельности, уже догадались, почему это входит в область моих интересов. Если бы к нам прибыло существо из другой вселенной, наша способность к его пониманию была бы столь же ограниченной, как у только что прозревшего подростка, который пытается при помощи одного лишь зрения опознать любимые игрушки. Мы бы лихорадочно пытались найти какой-нибудь контекст, который позволит нам понять эту сущность, а не найдя его, в отчаянии постарались бы создать его грубый аналог. Кто-то увидел бы в ней демонов, кто-то инопланетян, кто-то не увидел бы ничего.
Когда же происходит конфликт подобных противоречащих друг другу мнений – что ж, достаточно лишь открыть учебник истории, чтобы увидеть результат. Наши жизни и наша смерть будут зависеть от того, как мы интерпретируем новое. Вся человеческая культура есть не что иное, как этот повторяющийся раз за разом процесс.
18. И вновь эгоист Маркони пытается перетянуть на себя одеяло
Эми скользнула на сиденье джипа, взглянула на нас и тут же спросила:
– Чего?
– Не знаю, как бы это сказать, но, хоть ты и считаешь Мэгги очаровательной восьмилеткой, на самом деле это огромная плотоядная личинка, которая медленно поедает свою мать, – ответил я.
– Наверное, нет смысла уточнять, образно ты это сказал или нет. Значит, ты, пока был под наркотой, оставил себе записку с напоминанием заглянуть к ним, чтобы на это посмотреть, так? И теперь что?
– Придется убить ее, Эми.
– Хочешь убить Мэгги на глазах у матери? Тогда вместе с ней придется прикончить и Лоретту.
– Нет. Наверное, надо ее отсюда увезти…
– Ты имеешь в виду, похитить. То есть сделать то, в чем тебя и так уже обвиняли. Ты себя слышишь вообще?