Эми в жизни не слышала ничего хуже доносившихся позади воплей Мэгги. Жалобный вопль боли, ужаса и беспомощности казался таким диким и таким настоящим. Эми и Дэвид неуклюже поднялись на ноги. Встревоженный, судя по виду, Дэвид явно слышал что-то другое – он оглянулся в ее сторону, затем нервно посмотрел на Забаву, которая на предельной скорости гнала фургон по темным затопленным улицам.
Эми задала ей вопрос, который, учитывая ситуацию, прозвучал до смешного обычно.
– Так, э-э, откуда ты?
Забава, которая вжималась в руль, словно с помощью языка тела могла заставить медленный фургон ехать быстрее, улыбнулась.
– Ты просто чудо. Раз именно так это спрашиваешь. Видно, что ты классная.
Джон шагнул к ним – его выражение лица изменилось, словно он приближался к разгадке головоломки. Не говоря ни слова, он протянул Забаве руку. Та знала, что он делает; она оторвала от руля правую руку и подала ему. Джон рассматривал ее так, словно любовался обручальным кольцом.
Четыре пальца Забавы отделились и остались у него в ладони. Прямо в ней они превратились в одного из тех жуков-рабочих – тот спокойно сидел у Джона в руке.
Дэвид с шумом выдохнул, произнеся в процессе слово:
– О-о-о-о-о-окей.
Забава, продолжавшая рулить остатками руки, сказала:
– Вообще он мне еще нужен.
Джон вернул ей трахакана. Тот прополз на свое место и снова превратился в пальцы.
– Ну, – произнес Джон, – вообще, в этом объяснении больше смысла, чем в любом другом. На наших нарковыходных я как-то приручил стаю трахаканов. И все. Наверное, дрессировать их научился или как-то так.
– А у тебя внутри, эм, тоже личинка?.. – спросил Дэвид.
– Нет.
– Почему мы не видим сквозь твою маскировку?
– Потому что ты этого и не хочешь, болван, – ответил Джон.
– И ты заставил их принять облик польской порнозвезды. С какой именно целью? – спросила Эми.
– Фу, нет, – сказала Забава. – Вот это уже не классно.
– И мы, э-э, доверяем ей вести автобус? – произнес Дэвид.
– Это не так уж трудно, – ответила Забава. – Если тебя никто не отвлекает.
Мэгги снова завыла, а сидевший в задней части Маркони крикнул, что ему нужна помощь.
Они побежали назад – мать Мэгги пыталась удержать девочку, пока над ней возился Маркони. Все было в крови: она заливала узкий диван и брызгала на пол. Эми и представить не могла, что в крошечном теле столько крови.
– Ты везешь нас в больницу, да? – крикнула Эми Забаве.
Коричневый костюм Маркони выглядел так, словно тот только что вернулся домой после двойной смены в мясной лавке. Его лоб блестел от пота.
– Нам ее не удержать, – сказал он.
Визжащая личинка металась по дивану… и росла. Ее плоть все еще жгли гребаные серные пули – я подумал, что если ад существует, то теперь я точно знаю, чем там пахнет.
– Ладно, – сказал Маркони недоеденной Лоретте. – Бегите в мой кабинет, он за той дверью. На моем столе стоит большая каменная чаша. На полке справа от него стоит стеклянная банка с песком. Принесите их мне.
А Джону он сказал:
– Держите ее, чтобы лежала спокойно.
Маркони держал длинные щипцы, которыми пытался ухватить жгучие пули.
– Я попытался расширить рану, чтобы облегчить нам работу, – сказал он мне, – но сломал лезвие скальпеля о кожу. Совершенно непроницаемая. Потом я попытался извлечь снаряды…
Он покачал головой и протянул мне щипцы.
– Какого черта вы творите? Нет. Это… нет.
– Мистер Вонг, я не вижу своего пациента. Я вижу маленькую девочку с раной в брюшной полости.
– Я не доктор!
– Вы полагаете, квалификация врача облегчила бы операцию? Находите снаряды и вытаскиваете их наружу. Их нетрудно заметить, они шипят и светятся, как миниатюрные солнца.
Он даже не подозревал, насколько был прав: кожа существа была прозрачной и выглядела как грязный пластиковый брезент, плотно обернутый вокруг двадцати галлонов вазелина. Я видел, как четыре пули, каждая размером с горошину, прожигают себе путь внутрь на разной глубине. Хуже всего была та, что успела погрузиться на два дюйма.
Начинай с той, что глубже.
Джон склонился над чудовищем, держа руки по обе стороны от места операции и пытаясь ровно удержать хотя бы тот кусочек, с которым мне предстояло работать.
Лоретта принесла чашу и банку. Маркони высыпал песок в чашу и поставил ее рядом со мной – чтобы опускать в нее горящие пули, не поджигая изнутри фургон и не создавая нам этим сорок шестую смертельную проблему. Я погрузил щипцы внутрь, и личинка завыла – звук походил на клекот экзотической птицы, которую острой палкой проталкивают через длинную трубу. Заглянув мне через плечо, Лоретта ахнула и зарыдала. Я даже представлять не хотел, что слышит она.
Я попытался расширить рану, чтобы зажать щипцами шипящую пулю. Не вышло: оболочка походила на толстую кожу: я мог поменять форму раны, но не ее размер. Уже погрузив инструмент достаточно глубоко, я обнаружил, что не могу как следует ухватить горящий шарик, потому что ложки на конце щипцов были неправильной формы – стоило мне надавить, как он каждый раз выскальзывал, а стоило мне промазать, как личинка каждый раз выла.
Паникующая Лоретта то и дело давала мне бесполезные советы. Забава спереди кричала что-то по поводу того, что нагоняет колонну – мне показалось, я слышу сирены.
В конце концов я крепко сжал щипцами первый шар, осторожно вытащил его, тут же ударился рукой и уронил светящуюся сферу на диван. Она прожгла насквозь подушку, из дыры вырвался маленький язычок пламени. Я торопливо выковырял снаряд и бросил его в чашу с песком, Джон откатил личинку подальше от горящей подушки. Маркони потушил огонь, отхлестав диван пиджаком.
Осталось три пули. Меня трясло. Глаза щипало от пота. Личинка продолжала набухать и пульсировать.
– А что, если уже слишком… – начал я – и остановил себя. Я хотел сказать: «А что, если уже слишком поздно», – то есть слишком поздно мешать твари вылупиться. Но прямо у меня за плечом стояла Лоретта, и она бы точно поняла мои слова неправильно.
Я наклонился, приготовившись заняться следующим по глубине снарядом, но тут чуть не рухнул, когда вильнул фургон.
– Держитесь! – закричала Забава.
Ветровое стекло перед ней превратилось в калейдоскоп мигающих красно-синих огоньков, пляшущих по каплям дождевой воды. Я слышал сирены, крики и глушители «харлеев».
Мы мчались прямо навстречу хаосу.
Они снова вильнули – Эми пришлось прижаться к стене. Она, спотыкаясь, пробралась к кабине. Забава объезжала аварию с участием нескольких машин, которая теперь превратилась в ожесточенную битву.
Внедорожник детектива Боумана лежал на боку, перегораживая правую полосу и обнажая механическое подбрюшье. Красная сирена продолжала вращаться и гореть на умытом дождем асфальте. Во внедорожник врезалась ехавшая следом патрульная машина, ее смятая морда торчала из-под багажника. На капоте патрульной машины дымился мотоцикл с разъяренным наездником, которого, по-видимому, зажало между двумя полицейскими автомобилями. Заднее колесо «Харлея» все еще вращалось, разбрызгивая капли воды по ветровому стеклу патрульной машины.
В стоячей воде рядом с шоссе замер один из грузовиков ННО, съехавший с дороги. В одной из передних шин застрял крюк с леской. Из него выпрыгивали плащеносцы – они стреляли в нескольких байкеров, затормозивших позади, и сбивали их с ног.
Фургон выбрался с места аварии, и Эми услышала приглушенные выстрелы: прямо перед ними была остальная часть колонны.
Безумие оказалось многослойным. Первым им на пути попался пикап Теда цвета хаки. Фары фургона осветили самого Теда, скорчившегося в кузове со штурмовой винтовкой. Его мокрые светлые волосы прилипли к голове, зеленая куртка развевалась на ветру. Он как раз перезаряжал пушку, и даже в темноте, в летящей сквозь завывавшую бурю машине, перезарядка была спокойной и плавной. Умелые руки. Ни один палец не дрогнет.
Впереди беспокойным вихрем вился свет задних фар трех мотоциклов «Христова восстания»: их наездники все еще преследовали свою цель, то и дело петляя, стреляя на ходу в оставшиеся два грузовика ННО, которые ехали бок о бок – один из них беззастенчиво катил по встречной полосе. Байкеры стреляли по грузовикам, из короткоствольных дробовиков вырывались маленькие сгустки пламени. Задние стекла грузовиков в местах, куда попали выстрелы, пестрели белыми отметинами – но все без толку. Эти машины создавались для военных целей, и подобного рода передряги их не пугали. И уже впереди всех ехал школьный автобус – машина, попросту не предназначенная для высоких скоростей. А потому ей было не оторваться от преследователей.
И еще кое-кто: было ясно, что они едут к глубокой воде.
Машины двигались прямо к реке, а значит, что они въезжают в перекрытые из-за непроезжих дорог районы. Асфальт остался под дюймом воды, и при любом резком движении их могло повести в сторону – в этом случае тяжелый фургон, без сомнения, перевернется, а у них внутри раненая малышка и все такое.
Но, кажется, участников погони это мало волновало. Пока Эми смотрела на них, левый грузовик ННО набрал скорость, чтобы обогнать автобус. Поравнявшись с ним, черный автомобиль резко вывернул руль и врезался в автобус, попытался столкнуть его с дороги в переполненную дренажную канаву. Автобус вильнул – из-под заднего колеса вылетел фонтан брызг, – а затем вернулся на асфальт. Эми подумала, что с таким водителем автобус, пожалуй, и взлететь на фиг может.
Забава увидела что-то в боковом зеркале и выругалась.
Фары – черный седан агента ННО, мчащий сзади.
Машина проскочила мимо фургона по левой полосе и обогнала грузовик Теда, прежде чем тот успел опомниться.
Трое байкеров, усердно пытавшихся отогнать грузовики ННО от автобуса, набитого их драгоценными детьми, не ожидали нападения с тыла. Седан вылетел на их полосу и, врезавшись в задние колеса двух мотоциклов, сбросил их с дороги – те перевернулись и с плеском упали в стоячую воду.