— Нет, не ненавидит! — воскликнул Том и ткнул Мадисон в руку. — А вот я тебя ненавижу!
— Том! — рявкнул Ник.
— Ай! — Мадисон схватилась за руку, подогнула колени и рухнула на пол. — Он меня ударил! Девочек бить нельзя! Это знаешь как называется? Это домашнее насилие называется! Это против женщин!
— А ты не женщина! — завопил Том в ответ. — Ты просто глупая девчонка!
Мадисон изо всей силы наступила Тому на ногу. Он откинул голову назад и взвыл, потом взглянул на Алису, покраснев от ярости и праведного гнева:
— Мам, ты видела, как она мне ногу отдавила? А я ее только чуть-чуть толкнул!
— Чуть-чуть? — Мадисон закатала рукав ночной сорочки. — А это что? Посмотри! Скоро синяк будет, представляешь, какой огромный!
— Ну и ну… — выдохнула Алиса, взяла свой стакан и огляделась в поисках какого-нибудь взрослого, способного взять все под контроль.
— По-моему, мне пора, — сказал Ник.
— Издеваешься? — откликнулась Алиса. — Неужели ты оставишь меня с ними?
Мадисон с Томом, казалось, были готовы на взаимное уничтожение. В драке они покатились по полу, точно две кошки. Дико вопя, они лупили друг друга, драли за волосы, кусались. Зрелище было во всех отношениях замечательное.
— И часто такое бывает? — осведомилась Алиса, заткнув уши. — На каникулах с ними, наверное, не очень-то весело!
Ник усмехнулся было, но тут же подавил свой порыв.
— Ты и правда сказал Элле, что я сволочь, каких поискать? — с запинкой обратилась к нему Алиса. — Я сволочь?
Ник подошел к детям, одной рукой схватил Тома сзади за футболку, поднял на воздух, отнес к дивану и разжал руку. Проделав это, он обернулся к Мадисон и произнес:
— Пошла к себе!
— Я? Но он же первый начал! Он первый меня ударил! Так нечестно! Мама!
Мадисон села, опершись спиной о стену, и требовательно посмотрела на мать.
В этот момент в комнату влетела Оливия, на которой из одежды была только футболка и трусы с рисунком в клубничку.
— Мам, а где мои шорты? Я джинсовые ищу! Не спрашивай, смотрела ли я в шкафу, потому что я там все перерыла, и смотрела я глазами, как ты говоришь.
Она сделала на месте пируэт, грациозно подняв руки над головой.
— Хорошо у тебя выходит, — заметила Алиса, радуясь поводу отвлечься.
— Да, нормально так выходит, — вздохнула Оливия, как будто это была тяжкая обязанность. Она подняла худую загорелую ногу, любуясь на вытянутый носок. И вдруг быстро спросила, вспомнив: — Мам, а кто повезет меня на конкурс семейных талантов у Фрэнни? Ты или папа? И у кого я буду ночевать?
— Точно не знаю.
— Мы у папы ночуем только в выходные, — сказала Мадисон и бросила острый взгляд на Алису. — Это же будет в четверг вечером, так?
— Ну, тогда, Мадисон, это правильно, — сказала Алиса.
— Есть хочу, — донесся с дивана вздох Тома. — Когда будем обедать? Мам! Мам, ну прости, ну когда мы будем обедать? Я прямо чувствую, как сахар в крови упал!
— Хорошо, Том…
— А почему ты все время называешь нас по именам? — перебила Мадисон.
— Извини, я… Я просто так, извини…
— Ты нас не помнишь? — спросила Мадисон. — Поэтому?
Том выпрямился на диване, а Оливия перестала вертеться.
21
Алиса поджала губы, как подобало строгой, суровой мамаше и собрала все силы, чтобы не выдать паники.
— Конечно же, я знаю, кто вы такие, — обратилась она к Мадисон. — Не говори глупостей.
— Как это мама может нас не помнить? — Оливия уперла руки в бока и выставила живот вперед. — Мадисон, что это значит?
— Мама упала в спортзале и ударилась головой. — Мадисон посмотрела на нее скучающим, высокомерным взглядом. — Я слышала, как тетя Либби говорила дяде Бену, что у нее из памяти выпало десять лет. Ты представляешь себе? Десять лет назад мы еще не родились!
— Да, ну и что? Она же все равно знает, кто мы! Мы же ее дети! — проговорила Оливия взволнованно и возбужденно.
— Ребята, пошли бы вы посмотрели телевизор, — предложил Ник. — Или в «PlayStation» поиграли? Мадисон, хватит тебе, наверное, подслушивать, что говорят взрослые.
— А я и не подслушивала! Я просто там была! В кухне! Искала в холодильнике что поесть. И что мне надо было делать? Кругами ходить? — И она пальцами изобразила в воздухе походку манекенщицы.
— Амнезия, — сказал Том. — Амнезия это называется. У тебя это, да, мама?
— С мамой все в порядке, — возразил Ник.
— Мам, правда? — спросил Том.
— А вот мы сейчас проверим, — заявила Мадисон. — Спросим ее…
— О чем? — поинтересовалась Оливия.
— Я знаю! — крикнул Том и, как в школе, поднял руку. — Я знаю! Мама, что я больше всего люблю из еды?
— Картошку фри, — ответил Ник. — Хватит.
— А вот и нет! — снова крикнул Том. — Куриный шницель. Иногда. А еще суши!
— Ну ладно, у меня тоже амнезия, хватит, хватит!
— А я тоже куриный шницель люблю, — вставила Оливия.
— Не надо! — возмутился Том. — Придумай что-нибудь свое. Все за мной повторяешь!
— Мама, как зовут мою учительницу? — задала вопрос Мадисон.
— Хватит, говорю! — повторил Ник.
— Ой, это я знаю! — откликнулась Алиса, следя за тем, чтобы не поднять руки. На дверце холодильника она видела записку об экскурсии для пятого класса — имя учительницы там было. — Миссис Оллавей! Или Элловей? Оллавей? Как-то так…
Повисло нехорошее молчание.
— Миссис Холлоуэй — это заместительница директора, — спокойно произнесла Мадисон таким тоном, которым указывают на невероятно глупую и, возможно, крайне опасную ошибку.
— Ну конечно, я это и имела в виду, — смущенно произнесла Алиса.
— Нет, не имела, — ответила Мадисон.
— Когда мой день рождения, мам? — спросил Том и строго указал пальцем на отца. — А ты молчи!
— Так! — Ник громко хлопнул в ладоши. — С мамой случилась неприятность, и она кое-что путает, только и всего. Ей нужно, чтобы вы ей во всем помогали и вели себя как можно тише. Ей не нужно, чтобы вы ее перебивали. А сейчас пора накрыть на стол.
— Ты ведь помнишь, что день рождения у меня двадцать первого, да? — прошептала Оливия, подойдя к Алисе и положив свою ладонь в ее.
— Конечно помню, моя хорошая, — ответила Алиса, и вдруг ее охватило материнское чувство. — Это тот день, когда ты родилась. Я никогда не забуду его.
Она подняла глаза и увидела, как Мадисон стоит в холле и пристально смотрит на нее.
— Врешь ты все, — сказала Мадисон.
А знаете что, доктор Ходжес? Наберусь-ка я храбрости и буду звать вас просто по имени. Я вспоминала сегодня, как вы обращали на это внимание на самом первом занятии. Всякий раз, когда я говорила «доктор Ходжес», вы твердо поправляли: «Джереми». Вам, наверное, не нравится собственная фамилия. Я вас не виню. В фамилии Ходжес слышится что-то пухленькое и кругленькое, а вы вовсе не пухленький и не кругленький. Вы, вообще-то, выглядите очень неплохо, и это меня даже отвлекает. Я не забываю, что вы — настоящий человек, а я вовсе не хочу, чтобы вы были настоящим. Настоящие люди не дают ответов. Они ошибаются. Они говорят с исключительно умным видом, и они в корне не правы.
Как бы то ни было и что бы то ни было, я официально заявляю, что снимаю вас с пьедестала.
Как ты живешь, Джереми? Что поделываешь сегодня вечером? Пьешь красное вино со своей хорошенькой плодовитой женой, она жарит что-нибудь к ужину, а ты помогаешь своим белобрысым отпрыскам готовить уроки? Дома тепло, уютно, пахнет чесноком и розмарином?
А здесь никто ничего к ужину не жарит. Никто ни с кем не разговаривает. Только один телевизор бубнит себе и бубнит. От рассвета до заката. Не могу, когда он молчит. Не выношу тишины. «Может, хоть музыку включить для разнообразия?» — спрашивает Бен. Нет и нет! Я хочу телевизор. Хочу, чтобы стреляли, чтобы смеялись неживым смехом, чтобы рекламировали собачьи консервы. На фоне телевизора ничто не кажется слишком уж трагическим.
Так что там я хотела рассказать? Ах да… Бен. Мы ссоримся.
Сегодня, когда мы ехали домой от Алисы, Бен начал рассказывать о каком-то человеке, с которым познакомился вчера. Я видела, как они разговаривали на вечеринке, пока сама болтала с новым другом Алисы, который, к слову, очень мил и застенчив до неловкости. От этого я чувствовала себя не в своей тарелке, как будто изменяла Нику. Но он был мне симпатичен. И вообще, я думала: «Как хорошо, что Бен нашел, с кем поговорить о машинах».
Но нет, я не угадала.
Разговор шел о бесплодии и усыновлении. Бен — такой человек, который первому же встречному на коктейле может рассказать всю свою биографию. За все годы я его так и не раскусила. Он вовсе не молчаливый, сильный, узколобый тип.
Сестра этого его нового знакомого перенесла одиннадцать неудачных экстракорпоральных оплодотворений, а потом решилась удочерить малышку из Таиланда, которая оказалась талантливой скрипачкой, и они жили вместе долго и счастливо.
Бен взял номер этой женщины. Собирается ей звонить. У моего супруга в глазах горит энтузиазм. Это похоже на то, что он вдруг открыл для себя новую религию или правила игры в гольф. Он отбросил лозунг «Усыновлению — нет!» и выдвинул новый: «Усыновлению — да!»
Я спросила, сколько на это нужно лет, но Бен не знал.
Я переменила разговор.
Потом, уже дома, мы смотрели новости, и показывали последствия циклона в Бирме. Я увидела женщину в красном платье, немного похожем на то, какое было у Алисы. Она стояла перед грудой мусора, в который превратилась школа ее дочери. В руке у нее было фото задумчивой девочки, примерно ровесницы Оливии. Мать спокойно разговаривала на хорошем английском с репортером, объясняла, что местные власти сделали все возможное. Она держалась спокойно, чуть ли не по-деловому. Камера отъехала, потом снова придвинулась и показала, как женщина катается по земле, воет и кусает себя за руку. Как пояснил репортер, она только что узнала: поиски решено прекратить, поскольку это слишком опасно.